Чума в Бедрограде

Мочой по трубам, блядь.

Устраивая на полу ванной и коридора мыльное болото, Гошка в который раз пожалел, что Бедроградская гэбня когда-то не удержалась от сортирного юмора в адрес Молевича. Не будь в завкафской канализации тестовых фильтров, хер бы Университет сейчас оказался в таком выгодном положении. Покушение на голову гэбни со стороны другой гэбни (которое другая гэбня не совершала, но фильтры-то с переключателем есть!) — слишком, слишком отягчающее обстоятельство, а чума в Бедрограде и без того не очень-то легка в качестве превышения служебных полномочий.

— Даже если предположить, что у них там всё решает кто-то один и это не Молевич, — подал голос Андрей, только что закончивший возиться со стиральным аппаратом, — всё равно Молевич должен быть уже в курсе, что дом заражён. У завкафа не самая типичная симптоматика, но, зная о чуме в принципе, не догадаться нельзя.

— И что?

Возможно, Андрей пытался сказать что-то осмысленное, но и эта попытка Гошку малость взбесила. Его бесило сейчас вообще всё — предполагай не предполагай, точно-то им не разобраться, кто что знает и кто кого травит. И вообще всё через задницу, и задницы завкафа Гошке не досталось — времени нет, последствия непредсказуемы, хер знает что ещё.

Дерьмо.

— И то, что завкафа он не вылечил, — Андрей педантично оглядел ванную, добавил пару косметических штрихов картине разрушений и двинулся в коридор.

— Или сам заразил, — напомнил Гошка.

— И до сих пор не вылечил! — ох, миленький даже повысил голос с шёпота до полушёпота. Волнуется?

— Может, хочет предъявить фалангам тело в наиболее плачевном состоянии и выбить из них скупую бюрократическую слезу?

— А может, ему наплевать на завкафа, и мы тут с тобой зря время тратим, — объяснил наконец миленький причину своего негодования. Вот дурак!

— Слушай сюда, мой осторожный друг, — скривился Гошка. — Кто там говорил, что все люди разные? Так вот, они разные. И не все из них столь же трусливы — то есть, прости, предусмотрительны и разумны, как ты. Молевич, скорее всего, не считает, что поваляться пару дней с водяной чумой — очень уж большая опасность для его драгоценного завкафа. Может, это даже такая воспитательная мера и прочие высокие отношения. Что ещё не означает, что он не схватится за жопу, когда насквозь больной завкаф исчезнет в неизвестном направлении. Совершенно не означает.

Андрей нарисовал на лице «да-да, конечно, я очень ценю твоё мнение, но шёл бы ты лучше лесом», но Гошку это не задело вовсе. Главное — хоть не врёт, что со всем согласен.

— Проехали, — Андрей кивнул Гошке на дверь во вторую комнату, а сам пошёл громить кухню. — Просто если он не клюнет, будет тупо.

— Во-первых, у нашей кампании по расхищению завкафов двойная цель, забыл? — вселять оптимизм в удаляющуюся спину было не особо приятно, но уж во что есть. — И второй цели мы достигнем, тут без вариантов. А с Молевичем надо поработать. Да, истерического беспорядка и сопливых писем на кровати может оказаться маловато. Значит, сейчас что-нибудь придумаем, чтоб он точно клюнул.

И Гошка шагнул-таки во вторую комнату — придумывать.

Херов Молевич, что бы он там себе ни воображал, должен расплатиться за грехи. Вся Университетская гэбня должна, но Молевич — в первую очередь. Расплачивается всегда тот, у кого слабые места на весь Бедроград светят.

И ведь не то чтобы иметь слабые места порочно само по себе, кто ж их не имеет. Просто слабые места одной головы гэбни — это слабые места всей гэбни, если гэбня нормальная. Если. А у Университета всё наперекосяк: Молевич завёл себе такую слабость, не ткнуть носом в которую — просто преступление. Дошёл бы уже наконец своим могучим университетским интеллектом до того, что что-то здесь неправильно!

И очень, очень вредно думать, что вот Молевич-то не знает, а при другом раскладе служить бы ему на благо государства совсем в другой должности. Бедроградская гэбня, правда, своевременно и убедительно воспротивилась, но осадочек остался.

Остался-остался.

Вторая комната была примечательна ковром. Херовым белым ковром, ворс по щиколотку — попробуй пройди, не оставив следов! Как они вообще умудряются держать его чистым? Порхают, бляди?

Гошка посмотрел на мягкий ворс в больших сомнениях — он был преградой на пути к письменному столу, а на столе-то две печатные машинки, бумаги, книги с закладками. Наверняка что-то полезное найдётся, чтоб запудрить мозги Молевичу.

В конце концов, ковёр можно конфисковать вместе со стиральным аппаратом. Ванная совсем близко, натекло, потом электрики грязными ботинками потоптались. И как сознательные работники сферы коммунальных услуг они просто обязаны были забрать ковёр в реанимацию за свой счёт! Так: не забыть добавить сей факт в послание хозяевам от электриков и в самом деле вернуть имущество завтра с бригадиршей, хорошенько почистив.

А пока остаётся завернуть в него бессознательное завкафское тело — надо же как-то спускать добычу с долбаного седьмого этажа! Первоначальный план подразумевал, что они что-нибудь сообразят на месте, вытрясут из бригадирши стремянку или тележку, набросят сверху тряпку, но ковёр даже лучше.

Вынос завкафа в ковре, акт первый и единственный, современная драматургия в экстазе.

Принятие стратегического решения позволило спокойно и кощунственно прошествовать по белоснежному ворсу в пыльной обуви. Здрасьте, фантомные ощущения из чужой жизни: ходить по этому ковру босиком и трахать завкафа.

И стучать фалангам на Бедроградскую гэбню!

Потому что первым, что Гошка разглядел на столе, были копии запросов. Подписаны подателями в субботу вечером, оперативненько. Ничего нового, но посмотреть своими глазами было нелишне: бла-бла-бла, пресечена попытка умышленного заражения канализаций и водопровода жилого дома. Предположительно смертельно опасным вирусом (предварительное медицинское заключение прилагается). Предположительно Бедроградской гэбней (показания студентки исторического факультета БГУ им. Набедренных Брованны Шухер и список нелегально проникших в канализацию младших служащих Бедроградской гэбни прилагаются). Предположительно в целях вменить Университетской гэбне служебную некомпетентность (ничего не прилагается, жирный карандашный знак вопроса и меленьким почерком — секретарь Ларий? — рядом: «Не стоит, это несерьёзно и не очень честно»).

К этой макулатуре прикасаться не нужно, пусть себе лежит, как лежала. И всем своим видом прозрачно намекает, что так тоже не делают — хоть бы папочкой какой прикрыл разбросанную по дому производственную документацию, многоуважаемый голова гэбни. Тут, между прочим, электрики прогуливаются, у соседей ключи есть, гости на чай забежать могут — да мало ли что ещё бывает на частной квартире. Честное слово, стыдно и больно за судьбы всероссийской политики.

Зато теперь совершенно точно известно, что вирус они ждали. В запросе, правда, речь всего об одном жилом доме, Ройшевом, а не об эпидемии.

Зассали, хотели обойтись малой кровью? За угрозу эпидемии, пусть и выявленную, их бы никто по голове не погладил. Допустили возможность — всё равно лохи. Но не очень понятно, что они собирались делать дальше. Зачем сначала катать запросы про пресечение заражения одного дома, скрывать масштабы катастрофы, а потом травить своих? Планы изменились? Фаланги послали их с такой ерундой, и пришлось действовать решительней? Кто-то был не согласен с первоначальным планом и развёл самодеятельность?