Чума в Бедрограде

— Ага, все наши — особенно рвущего жопу на тельняшки Гуанако — действия так и кричат о том, что мы мечтаем развести здесь говн побольше и сгинуть безнаказанными. Валил бы ты с такой фекальной фиксацией в Бедроградскую гэбню!

Ну про фекальную фиксацию — это Дима зря. Сам рассказывал, как его пытали бесконечным сортиром (! — отличная история, заперли на много дней в летнем клозете, каждое утро — новые сигареты и ничего больше, все условия для безумия!) и какой отпечаток это оставило.

Неизгладимый отпечаток.

Он, наверное, и в чуму вписался только ради канализационного дерьма.

Это Любовь.

Максим ходил ходуном. Сочленения расхлябывались на глазах.

— Ты, Дима, не знаешь, будет ли лекарство и сработает ли оно. Ты, Ройш, не уверен в том, что Силовой Комитет был в Хащине, но имеешь много мнения о том, чем нам всем заниматься. Гуанако вообще даже не пытается сделать вид, что помнит, что его пребывание на университетской территории — одолжение с нашей стороны, мы не обязаны были пускать к себе скрывающегося человека. Может, пора бы уже спросить, что думает обо всём этом Университетская гэбня?

Может, пора бы уже напомнить Максиму, что т. н. «Университетская гэбня» — не он один, а четыре человека?

Нет, рано.

— Хорошо, — преклонил голову Ройш. — И как же, по мнению Университетской гэбни, разумно поступить?

Ой, это же он про нас!

Это же Охровича и Краснокаменного спрашивают, что они думают!

Повод выразительно молчать.

ДО ПОРЫ ДО ВРЕМЕНИ.

Максим шумно выдохнул.

— Съездить в Хащину. Проверить все возможные и невозможные уголки. Точно выяснить, был ли там Силовой Комитет. По крайней мере, в качестве первого шага.

— Бессмысленная трата времени, — кисло выдавил Ройш. — Лучшее, что мы получим, — ещё одно непроверяемое подозрение. Их и так уже слишком много.

— Я согласен, — это Ларий изогнулся, кивает. — Силовой Комитет — профессионалы, записку на двери не оставят. К тому моменту, как любой из нас доберётся до Хащины, ни следов, ни свидетелей уже точно не будет. Встрече гэбен пора быть безотносительно ситуации с Бровью — мы уже почти сделали лекарство, чем скорее мы официально объявим, что нашли эпидемию и готовы с ней бороться, тем лучше. Мы и так зашиваемся со студентами. По-моему, лучше не разбрасываться.

Дима закусил губу. У него всё ещё нездорово блестели глаза (воспоминания о дерьме?). Но в целом — успокоился. Очень старается быть взрослым.

Видели Охрович и Краснокаменный, как он от полбутылки с лестницы летает.

И не вырастет никогда, потенциал отсутствует.

РАДОСТЬ.

— А по-моему, Максим прав, — с сожалением выдал Дима. — До лекарства ещё часов двенадцать — целый день. Информация с пылу с жару, Ройш только вернулся. По-моему, как раз очень разумно попытаться съездить в Хащину. Вас, больших политиков, мои сопли не слишком интересуют, а я бы вот, к примеру, не отказался найти Бровь. Или хотя бы её бренные останки.

Отличная тактика. Показной гуманизм заставляет всех почувствовать вину.

И не думать о том, виноват ли гуманист.

Одобрение.

И да, лучше всего согласиться с Максимом. Он слишком упивается своей позицией униженного. Встал в позу «делайте по-моему просто потому, что в прошлый раз не делали по-моему».

— Мы поедем, — постановили Охрович и Краснокаменный.

— Здесь кошмарно душно, нам нужен свежий воздух.

— К тому же мы сами любим бренные останки.

— Они вселяют вдохновение и наполняют радостью бытия.

— И мы ведь можем пострелять Силовой Комитет и их приспешников, если те окажут сопротивление.

— Это был не вопрос, если что.

Ларий беззлобно покачал головой. Ещё бы он воспротивился!

Ройш сделал вид, что не услышал.

УВЕЛИЧЕНИЕ ДЕЦИБЕЛЛОВ ВПЕРЁЁЁЁЁД

— Вам следует вернуться до семи вечера, — сломался (все ломаются!!) Ройш. — Я настаиваю на том, что встреча гэбен необходима. Нам до сих пор неизвестно, вернулся ли в Бедроградскую гэбню Андрей Зябликов, на нейтрализацию которого было потрачено столько сил наших столичных помощников.

НеЙтРаЛиЗаЦиЮ.

Размечтался!

Наши столичные помощники (отважный вирусолог, ревизор печального образа и загадочный дармоед с подозрительно знакомой фамилией) могут сколько душе угодно нейтрализовывать Андрея Зябликова, да только Хуй им Вилонский, а не.

Нейтрализация бывает исключительно четвёртого, и осуществлять её — удивительно, правда? — имеют право исключительно трое других. Наших столичных помощников, положим, тоже трое (было), но не любые же трое же подходят в комплект к четвёртому же!

Впрочем, затея ничего такая: подставить самого сомнительного четвёртого в Бедроградской гэбне под свет софитов и тем деморализовать троих. Осветителями поработали те самые помощники, а дальше уж или грифон, или решка, извините-подвиньтесь, строгая дизъюнкция.

Если Бедроградская гэбня откажется от встречи 4х4, потому что её до сих пор 3, Бедроградская гэбня не то что жалости, она вообще ничего-никогда-атата не заслужит.

ПОТОМУ ЧТО ВТРОЁМ-ТО НЕ СЛУЖАТ ВОТ И ПОПАЛИСЬ РОДИМЫЕ

Ну, это идеальный вариант:

1. Андрей у фаланг или изгнан из гэбни с позором => гэбня без Андрея неполноценна;

2. Неполноценная гэбня официально отказывается от официальной встречи => можно вприпрыжку бежать к фалангам;

3. Фаланги льют слёзы (*они сами сделали неполноценной гэбню), но уже поздно.

А у нас и болезнь выявлена, и лекарство набодяжено, и книга отзывов и предложений на нужной странице открыта.

Красота.

Если пункт (1) не выполняется, уже не красота, но тоже неплохо. Возьмёмся за руки 4х4 и оставшимися на свободе конечностями пойдём лечить город вместе. И пусть попробуют отказаться. На ПРОТОКОЛЬНЫХ мероприятиях не отказываются!

А Ройш всё гундит себе и гундит — это он Охровича и Краснокаменного убеждает, да? В том, что и без него ясно, да? Слепой, да?

— … неизвестно, применены к ним ли какие-то санкции, планируют ли они продолжать. Простой способ выяснить — потребовать официальной встречи. А для этого, как всем нам известно, Университетская гэбня тоже должна присутствовать в полном составе. Повторяю: вам следует вернуться до семи вечера.

Максим отвернулся. Обидно говорить с рептилией, да, да, да?