Чжунгоцзе, плетение узлов
Шрифт:
Юньфэн отличился и тут, так что в начале третьего года Дуаньпин он снова был повышен в чине и получил звание шиюйши. Будучи самым младшим по стажу, он выполнял разную работу, в том числе через него проходили дела из старой столицы — Кайфэна, а также дела, пришедшие из Цзянькана — одного из крупнейших городов Сун, претендовавшего на звание столицы после потери Кайфэна. Теперь работы у него было очень много, но зато через полгода службы он смог купить небольшую усадьбу в Линьане и к началу первого года Цзяси перевезти семью из Чанша.
Так прошло пять лет, и за это время Юньфэн, видимо
Все эти годы Нежата всегда был рядом с Юньфэном и, хотя в делах он мало мог помочь другу, но неизменно поддерживал его, и дружба их только крепла. А еще они часто навещали Цуйчжу-иньши в горах Линьин.
Иногда, бродя в одиночестве по саду в усадьбе Ао, в дуновении ветра, в запахе вянущих трав, в шорохе тростника и плеске воды Нежата слышал тихий голос давно покинутых мест — пение торопливой Мирожки, шушуканье камышей. «Как Ты хочешь, — вздыхал тогда Нежата. — Я и сам не знаю, как лучше».
— Шyшу! — окликнула Нежату Шаньхуа. — Опять ты гуляешь один?
— А ты разве не должна сейчас заниматься с учителем?
— Ох, от его наставлений у меня разболелась голова, и матушка позволила мне пойти подышать свежим воздухом.
— И, конечно же, голова сразу прошла, — кивнул Нежата.
— Конечно, — улыбнулась девочка. — А еще, шушу, я хотела найти тебя.
— Зачем же ты меня искала, Шань-эр?
— Я соскучилась по твоим историям о Йесу Цзиду. Вчера ты не пришел мне рассказать новую перед сном.
— Прости, твой отец хотел сыграть со мной в вэйци.
— Ты ведь плохо играешь: даже мне проигрываешь, — рассмеялась девочка. — Почему он так любит играть с тобой?
— Спроси у него, — улыбнулся Нежата. — А про Йесу Цзиду я всегда рад рассказать тебе.
— А ты можешь рассказать о том, как Он оживил девочку?
— Хорошо. Однажды к Йесу пришел важный чиновник и попросил прийти помолиться за его больную дочку. Пока Йесу с учениками, окруженные толпой, шли, из дома чиновника прислали слуг сказать господину, что девочка умерла, и учитель больше не нужен. Но Йесу, желая ободрить отца, возразил: «Твоя дочь не умерла, а уснула. Не бойся, просто верь». Домочадцы посмеялись над Его словами: разве можно перепутать — уснул человек или умер? Но Йесу не обратил на них внимания. Он позвал в комнату родителей девочки и троих учеников…
— Скажи, шушу, неужели она вправду умерла?
— Да, Шань-эр. Но Йесу взял ее за руку, чтобы передать силы, и сказал: «Девочка, вставай!»
— И она села в постели! Я знаю, — рассмеялась Шаньхуа. — А Йесу сказал: «Покормите ее». Потому что она долго болела и проголодалась.
— И еще чтобы люди убедились в том, что она на самом деле жива, ведь только живой человек может есть.
— Я бы хотела, чтобы Йесу пришел ко мне и подержал за руку… — задумчиво проговорила Шаньхуа.
— Он и так все время рядом с тобой и держит в руках всю твою жизнь.
— Я это чувствую, — согласилась Шаньхуа.
— Шань-эр! Молодая госпожа, где ты?
— Кажется, тебя ищет Пинъэр.
— Да-а-а, я ведь обещала вернуться к учителю, когда отдохну немного… — вздохнула
девочка.— Так беги скорее. Нехорошо заставлять его ждать и огорчать матушку.
— Шушу, только ты непременно сегодня ко мне приходи, ладно? Ты ведь споешь мне ту золотистую песню?
— Золотистую? — переспросил Нежата. — Почему ты вдруг он ней вспомнила?
— Мне сегодня приснился сон такого цвета. Хочу еще раз послушать.
***
Поздно вечером Юньфэн позвал Нежату посидеть в их любимой чайной на берегу озера Сиху.
— Конечно, чаю можно было бы выпить и дома, — сказал Юньфэн, устраиваясь за столиком на открытой террасе. — Но здесь чудесный вид.
Нежата кивнул, и, чуть помолчав, возразил:
— Зато в твоем кабинете можно любоваться картиной Лян Кая.
— Ты можешь любоваться ею каждый день, а здесь мы бываем довольно редко. К тому же разве красота, созданная Творцом, не кажется тебе более достойной восхищения?
— Это разные вещи, — отозвался Нежата. — И подходят для разного настроения. Иногда хочется восхищаться непосредственно величием Творца и удивительной мудростью Его замысла, а порой возникает желание проникнуть в душу человека и увидеть, как он воспринимает дарованный нам мир, что он открыл для себя и что хочет рассказать нам.
— Мы можем сегодня полюбоваться и тем, и другим, — Юньфэн налил ему чай.
— Конечно, — согласился Нежата. Он не спеша выпил чай и продолжил: — В последнее время меня иногда охватывает беспокойство, и мне хочется все как следует рассмотреть и запомнить. Будто придется скоро со всем расстаться.
— Давно?
— Нет, несколько дней. Я не очень хотел сюда идти из-за странного предчувствия, будто должен кого-то встретить и что-то решить. А я еще не совсем готов.
— Ты всегда можешь остаться, — заверил его Юньфэн. — Никто не станет тебя неволить.
— Знаю. Но от этого только труднее принять то, что единственным верным решением будет вернуться.
— Почему?
— Потому что мое место там. Но ты не волнуйся: меня ведь никто не приглашает пока пуститься в далекие странствия.
— Твои мысли о возвращении точно смертельная болезнь, которая отравляет и делает острее всякую радость. И не знаешь, когда это прекратится, но знаешь, что конец неизбежен.
— Может быть, это и есть немного болезнь — тоска по родине? — улыбнулся Нежата. — А там, далеко, она обернется тоской о человеке…
— Что касается тоски по родине, я ничем помочь не могу, но горечь разлуки разделю с тобой вполне, — чуть усмехнулся Юньфэн.
— Какой-то неправильный разговор у нас получается из-за меня, — вздохнул Нежата. — Не нужно было и начинать…
— Ты всегда можешь рассказывать мне, если что-то тебя беспокоит, — возразил Юньфэн.
— Беспокоит то больше, то меньше… Не имеет значения. Думаю, это какая-то болезненная мнительность. До сих пор ничего не произошло, зачем волноваться зря.
— Зря или не зря, но не избежишь своего предназначения, и там, где ты должен быть, наконец, окажешься. На самом деле, меня тоже не оставляет беспокойство в последние дни. Потому я и привел тебя сюда. Хотелось увидеть с тобой весенний рассвет на дамбе Су. Он ведь всегда тебе нравился.