Цветок Эридана

–  Её доставят к вам завтра, - сказал Хазар, направляясь к двери.

–  Всё не так просто, мессир, - учёный двинулся следом.
– В другое время я не решился бы беспокоить Вас столь настойчивым образом, однако, осмелюсь заметить, освободить её нужно прямо сейчас. Видите ли, заключённая, о которой идёт речь, приговорена к смертной казни на импакте.

–  Тогда она умрёт, и хватит отнимать моё время.

–  Поверьте, мессир, от живой женщины толку гораздо больше, - старик нервически хихикнул.
– Мне неизвестно, что она натворила, но я уверен, наказание не соответствует её деянию. Это всё Тарг, - торопливо проговорил Регрер.
– Это он отбирал смертников для игры. Эрл ненавидит Мункс: все знают, что он просто решил свести старые счёты. Конечно, её трудно назвать приятной и покладистой особой, хе-хе-хе. Служба скверно влияет на женщин - так и норовят огреть топором, если косо посмотришь.

–  Неай, выпроводи его, - приказал Хазар.

–  Вы совершаете ошибку, мессир, - слабый голос Регрера таял у него за спиной.
– Этено слишком ценны, чтобы убивать их на арене. К тому же, судя по генетической карте, она Ваша дочь.

Галереи из плотно подогнанных блоков, перемежаемые лестничными переходами, вели глубоко под землю. Тяжёлые шаги Хазара гулким эхом отдавались под сводами. Красное пламя факелов бросало резкие тени на его лицо, из-за чего оно казалось вырезанным из камня, под стать мрачным стенам подземелья.

Путь преградили железные ворота. Стражники поспешно распахнули створки, и Хазар, пригнув голову, шагнул в подвал. Из караулки вышел кадар Дрен. Не дав ему договорить приветствие, король спросил:

–  Смертники здесь?

–  Готовимся вести на арену, мессир.

–  Мне нужна заключённая по имени Мункс.

Во взгляде кадара мелькнуло удивление, но он, не говоря ни слова, взял фонарь, связку ключей, развернулся и зашагал по коридору. Справа и слева тянулись решётки, откуда доносились стоны, глухое бормотанье, звон цепей - десятки глаз следили за ними из мрачной глубины камер.

Послышался хриплый смех, переходящий в кашель, и из тёмного угла материализовалась неопрятная старуха. На вид ей было все сто; её маленькие слезящиеся глазки на сморщенном худом лице с длинным крючковатым носом много чего повидали в жизни. Старуха была горбата и опиралась на клюку, сквозь разодранный грязный плащ проглядывали какие-то лохмотья. Седые космы выбивались из-под капюшона и падали ей на лицо. Она заковыляла к халдору, на ходу разжигая трубку, которую держала в зубах.

–  А! Опять касатик к нам пожаловал!
– прошамкала старая ведьма, когда малиновый огонёк трубки исторг клубы вонючего дыма.
– Чать, вспомянул про свою старую бабку? Пожаловал - значит, чего-то надоть, а? Надоть, ишь! Водички ли для восхрепощения, али снадобья от недуга, али сердечную боль заморить, али смуту рассеять - говори, касатик, всё сделаю, что ни пожелаешь!

–  Не придуривайся, Идгиль, - проворчал кадар, но та продолжала пристально глядеть на короля.

–  Не-е-ет, вот уж не придёт наш касатик за просто так, чего-нить да прихочет: будущее узнать, недруга схоронить, нечеловечьи мысли послушать али совета бабкиного спросить. Гли-тко, хмурится как!

–  Пошла прочь, - велел халдор, но старуха упёрла дрожащую клюку ему в ногу.

–  И-и-и, касатик ты мой! Зря пришёл: нече тебе тут делать. Духов потревожишь, касатик, - заволнуются оне, расшвырнут мне все скляночки, зелья смешают, котёл, чего доброго, опрокинут! Опасно тревожить их, духов-то, али не знаешь?

Хазар оттолкнул палку, но колдунья надоедливо вертелась рядом:

–  Чаю я, касатик, будто ты на меня сердит за что-то? Чем, скажи, недоволен, владыка? Всё для тебя сделает бабка, лишь оком моргни! Духов в помощь призову, глазами птиц видеть стану, буду всю ночь над варевом колдовать, чтоб волю твою исполнить. Стой, родимый! Да ты никак к девке пришёл?
– встрепенулась она.
– Нельзя! Нельзя! Подлая она, не ходи-и-и!
– старуха вцепилась в его рукав и истошно завыла.
– Я ж для тебя всё делаю, владыка, даже во сне бормочу заклинания, чую все беды твои - и кои могу, отвожу. Видят глаза старой бабки, как исходят из моря туманы тёмные, над водой поднимаются, сюда плывут, готовые влиться в сердце твоё. Несчастье они сулят, камнем на душу лягут. Как бы не вышло беды: разум, не видя, спросит у сердца, а сердце солжёт, - возбуждённо продолжала старуха, дёргая короля за рукав.

Под её бормотанье они дошли до конца подземелья. Здесь в большой камере ожидали казни тринадцать смертников, прикованных цепями к кольцам в полу.

–  Мункс Альц, встать!
– скомандовал Дрен, отпирая замок, при этом ведьма недовольно заворчала и даже плюнула в сторону арестованной.

Услышав своё имя, женщина возле стены подняла голову и встретилась взглядом с Хазаром. Это была молодая мроаконка, высокая и статная, с развитыми плечами. На лице с резко очерченными скулами и заострённым подбородком бледнели решительно сложенные губы, а тёмные, слегка раскосые глаза смотрели испытующе и надменно. Короткие вьющиеся белые волосы были взлохмачены и местами слиплись от крови, и весь её облик говорил о том, что допросы, которым её подвергли, отнюдь не были беспристрастны.

–  Встать!
– повторил кадар, сопровождая свои слова пинком. Бренча оковами, женщина подчинилась.

–  За что приговорена?

–  Связалась с мятежниками, передавала им взрывчатку для терактов. Тарг лично допрашивал её, чтоб узнать имена сообщников, но эта упрямая баба молчит.

–  Я забираю девчонку. Её место займёт кадар Гован.

На этот раз Дрен не пытался скрыть усмешки.

–  Повезло тебе, архонтская подстилка, - сказал он и начал снимать с неё цепи. Как только последнее кольцо разомкнулось, арестантка схватила с пола фонарь и, разбив его о голову кадара, метнулась к выходу. Халдор поймал её и швырнул обратно. Подземелье затопил мерзкий запах горелой кожи и палёных волос. Пока Дрен с проклятьями сбивал с себя пламя, а заключённые вопили и улюлюкали, подоспела стража, и с помощью палок в камере был восстановлен порядок.

–  Что, тварь, не получилось сбежать?
– кадар несколько раз ударил её по лицу.

Мункс с омерзением выплюнула кровь ему на сапог. Ведьма, юлящая тут же под боком, зловеще захохотала, но на лице короля не отразилось никаких эмоций: он по-прежнему стоял в дверях и пристально смотрел на пленницу.

–  Лучше не развязывать ей руки, - зло сказал мроаконец.
– На редкость грубая и строптивая этено.

–  Да, я груба, зато не вылизываю зад вышестоящим, чтоб продвинуться по службе, - голос молодой женщины был озлобленным и холодным.

–  Откуда ты знаешь магистра Регрера?
– внезапно спросил халдор.

–  Никогда про такого не слышала, - с бесстрастным выражением лица ответила Мункс.

–  Врёшь ты так же плохо, как убегаешь, - Хазар шагнул к ней и взял за плечо.
– Сейчас мы прогуляемся в одно место.

–  Предпочитаю сдохнуть тут.

–  Я распорю ей живот, касатик!
– выкрикнула старая карга, размахивая клюкой.

Дрен велел старухе уняться, но та успела несколько раз огреть женщину по голове и бокам. Заключённая яростно дёрнулась.

–  Касатик, - с сарказмом передразнила она.
– Наш бесстрашный и грозный халдор! Почему бы тебе не послушать свою бабушку? Пусть ведьма погадает на моих внутренностях - глядишь, духи будут довольны. Ставьте алтари, режьте, пытайте - ведь вам, мясникам, не привыкать к такой работе!
– почти кричала она.

–  Спятила!
– в ужасе пробормотал один из стражников.

Король вывел её в коридор и молча втолкнул в лифт. Подъём сопровождался грохотом и лязгом, точно механизм не использовали полвека. Мункс прислонилась к стене: несмотря на предшествующую браваду, лицо у неё приняло отрешённо-скорбное выражение, навеянное, по всей видимости, мыслями о смерти.