Цветок Эридана

Королева в пышном бархатном платье цвета карамели с отсутствующим видом сидела в кресле и машинально помахивала веером из страусовых перьев: мысли Её Величества витали где-то очень далеко — произносились цветистые речи, читались стихи, но ей не было дела до происходящего. Злые языки утверждали, что думает она об эдлере Колзе.

Внезапно ряды гостей всколыхнулись — все повернули головы к арочному проходу, и кто-то сказал:

— C" est monsieur Deblor! En voil`a une nouvelle!143

Сбитый с толку поэт замолчал на полуслове, Ева-Мария встрепенулась и выпрямилась в кресле. Господин Деблор исполнял при дворе обязанности королевского посла. Это был манерный долговязый тип, не отличавшийся особым умом, с широко расставленными близорукими глазами и унылым выражением лица, но сейчас от его меланхоличности не осталось и следа.

— Я имею важное сообщение для короля! — воскликнул он безо всяких вступлений. — Проводите меня к Его Величеству!

— Сира нет во дворце, — ответил лорд Бастоне.

— Тогда к Его Превысочеству!

— У советника лёгкое расстройство, он не изволит принимать.

— Но как же быть?! — у посла был такой вид, будто его облили кипятком. — Вопрос не терпит отлагательств!

— Как Вы смеете врываться без позволения и устраивать суматоху в королевских покоях! — возмутилась Ева-Мария.

— Я должен сообщить королю срочные новости!

— Если Вы привезли письмо из Гебета, извольте передать его нам, — девушка требовательно протянула руку, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.

— Только представьте себе, дамы и господа — в Гебете переворот! — воскликнул Деблор, игнорируя королеву и обращаясь ко всем присутствующим. — Разбойники убивают друг друга!

— Что Вы сказали? — Ева-Мария внезапно почувствовала, как платье стянуло ей грудь и не даёт ни вздохнуть, ни пошевелиться. По залу пронёсся удивлённый гул голосов.

— Настоящая резня! Псы сцепились в схватке за гебетскую корону! — продолжал размахивать руками пиранийский посол. — Лучше держаться подальше от этого ядовитого гнезда, ведь не ровен час, вспыхнет война.

— Что случилось? — загалдели придворные.

— Император скоропостижно скончался, а принц Лотар то ли свергнут, то ли убит; говорят, престол занял его родственник.

— Как же так!

— Вот это новость!

— Что теперь будет?

— Он точно умер?

— Абсолютно! — воскликнул Деблор. — Мир наконец избавился от дьявола и его отродья!

— Пусть жарятся в аду, — проворчал кто-то из министров.

— Хвала Господу! Гебетцы хоть на время оставят Пиранию в покое, — с облегчением сказала пожилая матрона.

Веер выпал из ослабевших пальцев Евы-Марии, и из груди девушки вырвался слабый вздох, больше похожий на рыданье. Она поднялась, сделала шаг вперёд и рухнула без чувств.

Глава 23. Переписка

Умереть — это значит перестать думать, чувствовать, наслаждаться, страдать.

(Маркиз де Сад)

Мир перестал существовать.

Королева с отрешённым видом смотрела в никуда. Мик Литэш, отчаявшись достучаться до Её Величества, растерянно оглянулся на пиранийцев.

— Уже несколько дней так, — негромко пояснил обер-гофмейстер. — Известие о войне в Гебете оказало на Её Величество престранное действие.

— Война? Да, я что-то слышал о беспорядках.

— Что Вы такое придумываете, юноша! — вмешалась леди Спика. — Не беспорядки — настоящая бойня! Император мёртв, в стране воцарился хаос.

— Вы уверены? Откуда такие сведения?

— Наш посол не мог попасть в столицу: город был захвачен несколькими армиями, которые осаждали императорский дворец, — сказал пожилой господин. — Нам сообщили, что все наследники по мужской линии убиты, а на власть претендует дочь Денебара.

— Но гебетские принцессы не наследуют корону, — эриданец явно был в замешательстве. — Да и что может сделать одна женщина?

— Её поддерживают отряды храмовой стражи. Говорят, она публично клялась гебетцам отомстить за смерть брата, — ответил кто-то из свиты.

— А что случилось с принцем?

— Негодяя загрызли его же собственные псы, — злорадно сообщила леди Спика. — Небось, обнялись с дьяволом, как родные братья. И ведьме дорога туда же, в пекло!

— Тс-с! — лорд Бастоне приложил палец к губам, показывая на Еву-Марию, которая при этих словах вздрогнула, как от удара.

— Милорд Литэш, давайте побеседуем в кабинете. А бумаги оставьте здесь, королева подпишет позже, — холодно произнёс прокурор Ланцес: он-то давно уже понял, в чём дело.

Свита, удивлённо шушукаясь, вышла из будуара, и девушка осталась одна. Ах, как ей не хватало одиночества и тишины, которые стали её единственными друзьями, с тех пор как во дворец пришла ужасная весть! Не было ни одного человека, которому она посмела бы признаться в своём горе: никто не понял бы её, но все бы осудили. Жизнь в один миг потеряла смысл: в ней больше не было места ни робкой надежде, ни тайному ожиданию. Танцевальный зал пустовал, наряды пылились в кладовой, дни и ночи сливались в сплошную серую полосу, сквозь которую тянулась тонкая нить воспоминаний, которая связывала прошлое с настоящим.

Погружённая в свои размышления, Ева-Мария продолжала безучастно сидеть в кресле за столом. Перед ней лежали какие-то документы, существование которых было ей безразлично, и пачка непрочитанных писем. Часы на квадратной тумбочке с высокими ножками мелодично отбили полдень; встав из-за стола, принцесса вошла в туалетную комнату и не раздеваясь легла в ванну.

Когда туда вбежали служанки, все решили, что у королевы помутился рассудок. Немедленно был вызван личный доктор Лорита, который осмотрел девушку, покачал головой и запретил оставлять её одну. Отныне возле неё должны были находиться фрейлины, которым вменялось в обязанность дежурить у постели Её Величества даже по ночам.

Проходили дни. Ева-Мария была безучастна ко всему: ни с кем не говорила, ничего не ела. Тётки сбились с ног, пытаясь привлечь внимание девушки, медики испытывали на ней всевозможные лекарства, но всё впустую: королева таяла на глазах, и по столице ползли тревожные слухи, будто она вот-вот умрёт от неизвестной болезни.

Однажды ночью принцесса вдруг очнулась. Спальня казалась чужой и холодной: бледно мерцали ночники, неподвижно застыли кисточки балдахина, а четыре амура глядели на неё пустыми золотыми глазами и, усмехаясь, натягивали крошечные луки. Справа на стуле сидела девушка и напевала: