Цветок Эридана

–  Монсеньор, мне кажется неуместным, что Вы обсуждаете мои личные дела с каждым встречным - например, с Донмелето.

–  А, те дурацкие сплетни про Вас и рыцаря Тимолина, - стало доходить до Аполлона.
–  Неужели Вы так наивны, сестра, что думаете, будто Ваших вздохов никто не замечает? Перестаньте страдать, а то маменька уже интересовалась, не больны ли Вы - пришлось врать ей, а я, знаете ли, не лгун, и вообще, меня ждут.

–  Кто? Елена?
–  грустно спросила Флёр де Лис.

–  Одна милая и забавная глупышка, - Аполлон оглянулся на Лебедёнка.

–  Принц, Вам не пристало говорить такие вещи о даме!

–  возмутилась собеседница.
–  Мне стыдно за Вас, Вы всё чаще позволяете себе быть вульгарным.

–  Временами Вы становитесь нудной, как наша мамаша, - отмахнулся молодой человек.

Неожиданно и некстати рядом нарисовался Пьеро: он закатил глаза и простёр к Флёр де Лис свои длинные рукава:

–  Я неудавшийся поэт,

Полны печали мои думы,

Но я заметил чудный свет

В просветах осени угрюмой.

О, этот призрачный цветок

Надежды робкой и печальной,

Что сорван был у Ваших ног

В час расставания прощальный.

И, низко склонясь, он подал ей белую хризантему, что подчёркивало, как он несчастен.

–  Бедный Пьеро!
–  с состраданием промолвила девушка, нежно коснувшись его плеча.
–  Что же так мучает Вас?

–  Я ищу Мальвину, свою любовь, - печально вздохнул тот.

–  Мальвину?
–  оживился Аполлон.
–  Я видел её где-то тут. Мальвина! Вас ищет какой-то мученик!

–  Право, зачем же так кричать?
–  враждебно осведомился Пьеро.

–  Я просто хотел помочь, - слегка растерялся греческий бог.

–  Я совершенно не нуждаюсь в Вашей помощи, милорд, - с достоинством ответствовал поэт и, с сожалением поглядев на Флёр де Лис, отошёл прочь.

–  Вот видите, монсеньор, Ваше участие в чужих делах не всегда бывает уместно, - скорбно заметила девушка.

–  Какой-то чокнутый Пьеро, - покачал головой Аполлон.
–  Смотрите, он пошёл совсем в другую сторону. Эй, воздыхатель! Мальвина здесь!

–  Бога ради, не кричите, у меня раскалывается голова, - попросила Флёр де Лис.
–  Пусть делает что хочет.

Пьеро старательно обогнул небольшую группу разобиженных мушкетёров и направил стопы к трём дамам возле увитой плющом беседки. Две из них были одеты цыганками, а третья, высокая, с раскрытым над головой зонтиком - Мэри Поппинс. Костюм первой Эсмеральды блистал тонкостью вкуса и дороговизной; вторая была потоньше и пожеманней, с повязанным на светлых волосах красным платком. Пьеро приблизился к ним, раскланялся и принялся нести всякую чепуху. Эсмеральда? 1 отвечала высокомерными, претендующими на остроумие фразами, Эсмеральда? 2 оказалась юным кокетливым существом, любившим обращать на себя внимание; что же касается Мэри Поппинс, её отличали фразы с претензией на интеллигентность, и немалую, но невпопад, поэтому всё, что она говорила, звучало глупо, и первая Эсмеральда то и дело морщила носик. Вскоре стало заметно, что Пьеро обращается в основном к Эсмеральде? 2 и тяготится присутствием других особ. Мэри Поппинс тут же отошла под благовидным предлогом, но Эсмеральда Первая не желала сдавать позиции. С подчёркнутым изяществом она оправила юбку и произнесла:

–  Близится полночь, скоро объявят начало танцев.

–  Без королевы Эридана бал всё равно не начнётся, - оттопырив губки, пискнула Эсмеральда Вторая.

–  Королева уже здесь, - вмешался Пьеро.

–  Правда? Вы видели её?

–  Все видят её, а она не видит никого, - ответил кавалер, указывая на Белоснежку. Вокруг девушки весело скакали гномы, а рядом собралось огромное количество придворных. Вопреки утверждению Пьеро, Ева-Мария была единственным человеком, для которого не существовало карнавальных тайн: голос, запах, даже ритм дыхания безошибочно выдавал ей, кто скрывается под маской.

–  Вы, вероятно, считаете себя очень остроумным, - язвительно сказала Эсмеральда? 1.

Пьеро оскорбился.

–  Не скрою, так и есть.

–  К сожалению, носители мономании часто бывают весьма убедительны.

–  А во сколько часов снимут маски?
–  спросила вторая цыганка.

–  На королевских маскарадах нет такой традиции, - фыркнула первая.

–  У нас гости всегда снимают маски в полночь, - заспорила девушка.

–  Воистину не знаю, как принято "у вас", но "вы" отстали от моды.

–  А моя матушка говорит, что сборища, куда все являются и уходят в масках, не должны посещаться приличными людьми.

–  Некоторым так и не суждено понять, что суть маскарада заключена в тайне. Не мешало бы им чуть-чуть подрасти, прежде чем посещать подобные вечера - без матушки, разумеется.

–  Если Вы намекаете на меня, сударыня, - обиделась та, - то попрошу Вас быть осмотрительнее с Вашими словами, ведь Вы не знаете, с кем имеете честь общаться.

–  Судя по глупостям, которые Вы произносите, эта честь невелика, - колко отозвалась первая.

–  Я принцесса!
–  топнула ножкой Эсмеральда? 2.

–  Тогда, может быть, снимете маску и представитесь?

Демуазель, похоже, была готова это сделать, но её удержал Пьеро.

–  Как Вам не стыдно дразнить это божественное создание!
–  вскричал он, гневно вздёрнув подбородок.
–  Я запрещаю пользоваться её неискушённостью, это недостойная игра для светской дамы!

–  Милорд, кто Вы такой, чтоб запрещать мне что-либо?
–  холодно спросила первая Эсмеральда.

–  Я? Простите, сударыня, Ваш вопрос глуп.

–  Ваш ответ тоже не блещет умом, сударь.

–  За эти слова Вы вполне могли бы лишиться головы!
–  дёрнулся Пьеро.

Его голос, жесты и проскальзывающая привычка повелевать сделали своё дело: похоже, обе цыганки начали догадываться, чьё именно лицо скрыто под гримом.

–  Оставьте нас в покое, мадам, - капризным тоном потребовала Эсмеральда? 2.
–  Милорд, ну скажите ей, пусть она уйдёт!

–  Миледи, мы более не нуждаемся в Вашем обществе, - надменно провозгласил Пьеро.

–  Как и я в обществе паяца и куклы, - Эсмеральда Первая учтиво поклонилась и отошла.

–  Какая невыносимая особа!
–  передёрнула плечиками принцесса, когда они наконец-то остались одни.
–  Вы знаете её?

–  Нет, - уверенно ответил Пьеро.
–  А если б знал, то не простил вовек. О мерзкое подобие змеи: полна она высокомерья, спеси, и днём, и ночью источает яд; и если встать с ней рядом довелось, то тут же молвит слово и отравит. Под яркой оболочкой - пустота: и сладкое придётся не к обеду, коль вкус его испорчен остротой, и не поможет ей ни ум, ни красота, ни знатный род, ни знанье этикета - я от неё бы только прочь бежал в объятья восхитительной Эвтерпы.