Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи
Шрифт:
Сначала она подумала, что всё ещё лежит на земле, там же, где упала, и ей стало страшно за Лору — вдруг чудовище ранило её (она не допускала мысли, что оно могло убить её защитницу), иначе она уже была бы рядом или позвала кого-нибудь.
Но потом Ззия поняла, что так темно не бывает даже безлунной ночью. Так темно бывает только в глубине тайных переходов дворца или… под землёй.
Осторожно пошевелив усиками, Ззия медленно ощупала себя — на ней было длинное платье из плотной ткани — не то, в котором она была во время нападения, а под платьем — лечебные повязки.
Странно… всё было очень
Все, когда-либо занимавшие Цветочный Трон, считались посвящёнными Повелительнице, но это посвящение было как бы отложенным — слишком много у них земных забот, чтобы их души могли полностью принадлежать Небу, а кроме того, жреческое служение добровольно.
Однако принцесса не могла стать жрицей при жизни, даже если бы захотела, а после смерти её уже не спросишь.
Посвящение, во время которого будущая жрица на несколько суток (в зависимости от ступени посвящения) оставалась в полном одиночестве и кромешной темноте в подземелье храма, совершалось над королевами и принцессами уже после смерти.
Вспомнив об этом, Ззия ненадолго почувствовала облегчение от того, что нашлось объяснение всем странностям её положения, даже повязке.
По-видимому, ей пытались помочь, но затем жрицы (как правило, именно они занимались лечением знатных дам, лишь изредка привлекая лекарей из народа) решили, что она мертва.
Повязки снимать не стали, а облачили её в белое жреческое одеяние и торжественно перенесли в храмовое подземелье, а затем ушли, чтобы молиться в храме за душу бывшей принцессы, которая находится на пути к тому, чтобы, хотя бы и после смерти, стать их сестрой-жрицей.
Однако душа Ззии совершала сейчас иной путь — от мгновенного облегчения, принесённого пониманием, к страху, граничащему с отчаянием.
Она знала, что жива, она знала, что должна жить, и хотела этого. Пропасть не по чьему-то злому умыслу, не в результате нападения чудовища, а просто по недоразумению — казалось совершенно немыслимым и до невозможности обидным.
Как давно она здесь находится? Если миновал день, наступивший вслед за роковой для неё ночью, то нужно просто набраться терпения и ждать — вероятно, на рассвете за ней придут.
Но Ззия почему-то была уверена, что прошло совсем немного времени, а секунды остановились, стекая в океан вечности с медлительностью выдержанного, густого, как смола, мёда.
Она слышала, что для жриц, проходящих посвящение, время словно останавливается, и один день, проведённый под землёй, кажется им длиннее всей прошлой и будущей жизни.
В этом было что-то важное, что-то величественное. Принцесса ощутила, что стоит отдаться молчаливому, какому-то потустороннему покою этого места, как отступят, растворяясь в вечности, все её тревоги, растают мысли, даже жажда, которая уже начала подступать к ней, отступит.
Ей захотелось погрузиться в блаженное забытьё, где сотрётся грань между реальностью и сном. Она будет грезить наяву, и, возможно, потребности тела — жажда и боль — ещё потревожат её, но окажутся бессильны вырвать
из полусна-полубреда, который уведёт её в призрачное междумирье.И душа уже не захочет, а если и захочет, то не сумеет, найти дорогу назад.
Это был путь смерти — относительно спокойной, похожей на сон.
Но Ззия не могла позволить себе отдаться дремотному потоку.
Она не боялась умереть, она знала, что у неё ещё очень много дел, ей рано отдыхать, а если бы время пришло, то она находилась бы здесь по праву, а не как самозванка.
Принцесса не может стать жрицей, пока она жива — разве что в глубокой старости — а она молода и — жива. Сделав окончательный выбор, Ззия осторожно приподнялась, приложив одну руку к повязке.
========== Глава 99. Притяжение ==========
Рана почти не болела, что Ззия приписала действию обезболивающих мазей.
Остаться здесь — значит умереть, но что может она сделать, чтобы выбраться? Её криков никто не услышит; тяжёлая дверь, за которой начинается лестница, заперта на засов.
Она хорошо помнила, как устроено храмовое подземелье. Сюда она спускалась вместе с сёстрами и жрицами, чтобы оставить, а затем — забрать тело матери. Отсюда ей не подняться в храм, не привлечь внимания бодрствующих по случаю её кончины жриц.
Подземелье, однако, имело несколько выходов.
Ззия точно знала то, о чём многие жиззеа только догадывались: огромный лабиринт подземных ходов, залов и галерей, сплетающихся, пересекающихся и вновь расходящихся, находится на изрядной глубине под дворцом, под башнями, под всем королевским поместьем, да и под столицей, да и…
Думать дальше она никогда не решалась, так же как и другие, кому довелось побывать в какой-либо из частей разветвлённого подземного мира.
Она знала, что подземелье есть под каждым храмом, и знала, что каждое из этих подземелий имеет отходящие от него коридоры, которые ведут куда-то ещё. Но думать о том, что под цветущей и залитой ласковым солнцем Аззой есть другая Азза — неизвестная, мрачная — не хотелось.
Так же как не хотелось думать о том, что жиззеа недостаточно искусны в подземных работах, чтобы создать хотя бы вот эти, сухие, удобные и надёжные храмовые подземелья — обширные, с надёжно укреплёнными высокими сводами.
Не говоря уже обо всём остальном, которое, то есть остальное, жиззеа вроде бы и ни к чему.
Говорят, храмовые подземелья строили шемма… говорят — они умеют… а больше ни о чём не говорят. И не думают. Жиззеа умеют не замечать того, чего замечать не хочется.
У жиззеа прекрасно развито чувство направления, и, обходя ощупью обширный подземный зал, Ззия надеялась, что не потеряет спасительной путеводной нити, мерцающей в сознании, словно далёкий маяк.
По крайней мере, в одном ей повезло — она нашла сложенные у стены факелы, а также заботливо приготовленный трут и довольно замысловатое, но весьма удобное устройство для розжига.
Осторожно повернув тугую ручку, она с детской радостью улыбнулась взлетевшей искре, и вскоре факел уже горел в её руке, отталкивая в стороны податливые бока темноты.
Ззия неплохо знала основные ходы, лежавшие под замком, а также и места, в которых они поднимались крутыми узкими лестницами к потайным дверям. Потайным, но не запертым.