Цветы зла. Продолжение Крайней мазы

– Вы говорили это Кристине!?
– вилка с языком застыла в воздухе.

– Да, я говорил это Кристине. Разве нормальный человек может жить после изнасилования, после двух, трех изнасилований, если ему не говорили об этом?

– Это что-то еврейское. Прививка против изнасилования.

– Да, это еврейское, хотя Кристина была русская. И ближе по сердцу ей была русская альтернатива...

– Спиться или лечь на амбразуру?

– Вы меня понимаете, как я себя. Выпейте еще, вам станет хорошо.

Смирнов выпил и закусил. Похрустел огурцом. И, потянувшись за сигаретами, сказал с легким упреком:

– И вы тут работаете...

– А что делать?
– пожал плечами Изя, - У меня внучка пойдет работать, вы знаете, куда, если я не буду сидеть здесь в одиночестве и вспоминать бездумно прожитые годы.

– При вашей посещаемости можно заработать на высокие каблучки для внучки?

– Я сижу на зарплате, и кое-кто иногда заходит. Знаете ли - это Москва, в ней так легко заблудиться.

– Вы сидите на зарплате?

– Естественно. Володя мне платит как смотрителю...

– Склепа Кристины?

– Вы опять угадали. С вами приятно разговаривать.

Смирнов задумался, глядя на графинчик с водкой. Ему захотелось к Марье Ивановне.

– Вы сейчас идите, - сказал ему старый еврей.
– Через полчаса иногда заходит Володя, а это вам надо?

– У вас есть шоколад или конфеты в коробке?

– Спрашиваете, молодой человек.

– Принесите мне на ваш выбор и рассчитайте.

Через пять минут перед Смирновым лежал счет и большая коробка шоколадного ассорти. Выпив на дорогу рюмку, Смирнов рассчитался, не забыв о чаевых, и, подмигнув смотрителю, пошел к выходу.

– Вы забыли свои конфеты!
– крикнул ему вслед Изя.

– Они для вашей внучки, - обернувшись, помахал рукой Евгений Ильич.

– Заходите с вашей очаровательной супругой, я буду вас ждать, - помахал в ответ старый еврей.

16.

К даче Дикого Марья Ивановна подошла в седьмом часу. На веранде сидели дремлющая Вероника Анатольевна с вязаньем на коленях и Леночка. Перед последней стояла тарелка с макаронными финтифлюшками и котлеткой. Вторая котлетка была нанизана на вилку, которой девочка что-то чертила в воздухе.

Заслышав шаги, Вероника Анатольевна встрепенулась. Разглядев гостью, догадалась, что видит коллегу Смирнова, и принялась демонстративно вязать.

Увидев торт в руках Марьи Ивановны, Леночка бросила вилку на стол, сбежала с веранды к гостье, взяла за руку и, говоря: "Вы жена Евгения Ильича, я знаю, папа говорил, что вы красивая", - повела к столу.

– Добрый вечер, Вероника Анатольевна, - поздоровалась с хозяйкой Марья, располагаясь на стуле, отодвинутом от стола девочкой.
– Я и в самом деле коллега Евгения Ильича и пришла к вам по делу...

– Ярослава Юрьевича нет дома. И придет он поздно, - ответила женщина, продолжая вязать.

– Я хотела поговорить с вами...

– Вы совершенно напрасно к нам ходите. Та правда, которую вы ищете за деньги сына, никому не нужна, в том числе и ему самому.

– Она нужна женщине, которая сидит в тюрьме по судебной ошибке. Надеюсь, вы знаете, что такое российская тюрьма?

– Ее надо было посадить десять лет назад!
– злорадно выпалила Вероника Анатольевна, наконец, подняв глаза.
– На всю ее подлую жизнь! По ней не то, что тюрьма, по ней ад плачет. Недаром, то пожар у нее, то газ взрывается!

– Бабушка говорила мне, что Регина Родионовна очень плохая женщина, - подтвердила Леночка, усаживаясь за стол.
– И что у нее по участку приведения с луком и стрелами бродят и потому ходить туда нельзя.

Вероника Анатольевна недоуменно взглянула на внучку. Та, скорчив забавную рожицу, показала ей кончик языка и принялась раскачиваться на стуле. Делала она это, упираясь руками в край стола и сосредоточенно глядя в сад ничего не выражающими глазами.

– С ней это часто случается, - вздохнула Вероника Анатольевна, вновь принимаясь вязать.
– Часами раскачивается. А ночью кричит... Не вовремя вы затеяли это расследование.

– Вовремя, вовремя...
– сказала Лена, продолжая раскачиваться.
– Не ровен час, еще кого-нибудь подстрелят.

– Как вы думаете, кто мог стрелять в Евгения Ильича?
– спросила Марья Ивановна, благодарно посмотрев на девочку.
– Или вы, в самом деле, верите в приведения, вооруженные самострелами?

Вероника Анатольевна поднялась, с намерением немедленно скрыться в доме. К счастью для Марьи Ивановны у веранды появился мальчик лет одиннадцати.

– Можно я поиграю в саду с Леночкой?
– вежливо спросил он у Вероники Анатольевны.
– У папы сейчас гостья, и он отпустил меня на полтора часа.

– Можно, Петя, можно, - закричала девочка, спархивая со стула.

Спустя минуту дети исчезли за деревьями. Проводив их взглядом, Марья Ивановна посмотрела на хозяйку, примирительно улыбаясь.

– Что вы от меня хотите?
– сдалась Вероника Анатольевна.

Марья Ивановна посчитала благоразумным не возвращаться к вопросу о том, кто мог стрелять в Евгения Ильича. Решив сначала наладить отношения с негостеприимной хозяйкой дома, она попросила:

– Расскажите мне о себе. Я вижу, вам нелегко приходится с сыном и внучкой?

Вероника Анатольевна раскрыла рот, собиралась говорить, но тут из-за деревьев вылетела Леночка. Вбежав на веранду, она раскрыла коробку с тортом, отрезала два куска, вытряхнула на скатерть из соломенной корзиночки приготовленный к обеду хлеб, опустила в нее добычу и была такова.

– Совсем не слушается, - недовольно сказала Вероника Анатольевна вслед внучке.
– Вся в отца.

– Это не страшно, главное, я вижу, она вас любит. Расскажите, пожалуйста, о сыне.

– Он был послушным, вдумчивым мальчиком, пока не попал в когти этой лисицы...

– Вы имеете в виду Регину Родионовну?

– А кого же еще? Я 20 лет его воспитывала, 20 лет учила уму-разуму, музыке, пению, 20 лет ночей не спала. Вы знаете, я даже ни разу его по головке не погладила, ни разу не поцеловала, от груди отняла в пять месяцев - хотела, чтобы он вырос независимым и самодостаточным человеком. 20 лет воспитывала в строгости, а эта змея поманила его пальчиком из-за забора, и он ушел. Что только я не делала, чтобы отвадить его! До нее он с Кристиной дружил, одноклассницей, она серенькой мышкой тогда была, так я к ней ходила, говорила, что Слава любит ее, но только стесняется признаться. Письма ей от его имени писала. Однажды даже за руку привела. А он поднялся, весь красный от досады, и ушел, хлопнув дверью. После этого мне ничего не оставалось делать, как идти к Регине. Что ж, я пошла и сказала, что у сына есть невеста и она должна оставить его в покое. И что вы думаете? Эта змеюка подколодная улыбнулась так спокойно и сказала, как будто от чая отказывалась: "Нет проблем, пусть женится. Я скажу ему". Вы представляете - она ему скажет!