Дальнейшие похождения Остапа Бендера

Кавказский собеседник разразился громким хохотом и сказал:

— Ну, хорошо, дорогой, не думай, не морщи лоб, панимаешь. Я тебе и всем скажу, — помолчал загадочно и по слогам проговорил:

— Вы-лы-сы-пы-ды-сты.

Дружный хохот присутствующих затряс купе так, что нельзя было понять, то ли оно трясется от хода поезда, то ли от хохота присутствующих и появившихся в дверях купе соседей.

После того, как смех поутих, человек кавказской внешности спросил:

— А какое русское слово имеет семь букв «ы»?

Снова никто ответить не мог. И после паузы Чичинашвили сказал:

— Ну, хорошо, скажу, если совсем не отгадываете, понимаешь, — и посмотрел с улыбкой на присутствующих:

— Слово это… — и снова по слогам — Вы-лы-сы-пы— ды-сты-чкы!..

Общий хохот заполнил купе и вырвался даже в проход вагона.

— Ну, а теперь загадка. Вот скажи, на «а» начинается, на столе валяется. Что такое будет?

Посыпались разные ответы. Но Чичинашвили все отрицал. Когда Балаганов сделал последнюю попытку и выпалил:

— Арбуз!?

— Э-э, никто не знает, никто не угадал, понимаешь. Скажу. Адын пара ботынок!

— Как же могут ботинки на столе валяться? — удивился Шура.

— Э-э, хозяин — барин, куда хочет — туда ставит.

После смеха человек кавказской наружности объявил:

— Другая загадка. На «д» начинается, под столом валяется. Что такое будет? Уважаемые?

Снова посыпались слова отгадок. Но весельчак все отрицал. Затем дал ответ:

— Другой пара ботынок! Понимаешь!

Хохот затряс купе и покатился дальше по вагону.

Так ехали и шутили пассажиры.

— Ну, хорошо, теперь я, — сказал серьезный пассажир, протирая очки, запотевшие, очевидно, от слез, выступивших на глазах от безудержного смеха. Он посмотрел на окружающих, помолчал и начал:

— Отпускает в увольнительную денщика офицер и говорит ему: «На тебе рубль для посещения борделя. Но смотри, чтобы девка здоровая была». Когда тот вернулся, генерал спросил: «Ну, а здоровая была?». «Ваше благородие, такая здоровая, такая здоровая, насилу свой рубль отнял».

Смех и понеслись другие анекдоты из уст пассажиров, еле дождавшихся очереди, чтобы и свой рассказать.

Устав от смеха и разных рассказов, пассажиры начали устраиваться на ночлег. Вечернее веселье догорало под вольный стук колес и синий свет ночной лампочки.

Командированные Остапом Бендером лежали на своих полках и еще спали, когда поезд, миновав Изюм, Балаклею, увеличив скорость, начал приближаться к Харькову.

Балаганов и Козлевич стояли у открытого окна и смотрели на мелькающие строения пригорода.

— Как нам расположить к себе этого Сукиасова… — говорил Балаганов. — Задачу перед нами поставил командор, — покачал головой он.

— Ничего, что-нибудь придумаем, братец, — успокаивал его Адам Казимирович, подкручивая кончики своих запорожских усов.

Поезд запрыгал на стрелках. Убавил ход и начал тормозить. Пассажиры засуетились к выходу. Состав дернулся и остановился у асфальтового перрона. Это был Харьков.

Глава XXIII. БЫВШИЙ ВОДОЛАЗ ПРИХОДА

Море переливалось в лучах утреннего солнца. Над морским простором носились чайки, охотясь за кормом. Городской пляж уже кишел отдыхающими.

У морского клуба «Два якоря» чинно сидели на ящиках Исидор и Ворошейкин.

Перед ними грозным шагом прохаживался Бендер. За ним, как приближенная особа к начальству похаживал Савва Мурмураки. Начальник клуба остановился и сказал:

— Первое. Сейчас же садиться обоим за весла. Руки в кровь стереть, а грести научиться, олухи вы неспокойные. Ясно? Иначе уволю и одного и другого. Понятно?

— Понятно, капитан, — вскочила пара намного разная по росту и комплекции. — А Мурмураки? — спросил с ехидцей Ворошейкин, глядя на приближенного к начальству.

— Это относится и к нему. Я с ним сейчас же плыву к порту, по пути Сан Саныч и будет проходить у меня школу гребли. Ясно?

— Так точно! — выпятил свой живот Исидор, удовлетворенный таким ответом.

— Понятно, капитан, — кивнул и Ким, погасив свою ревность к Мурмураки, посчитав вначале, что тому капитан делает поблажку.

Оставив двух подчиненных проходить школу гребли, Остап с Мурмураки поплыли к порту.

Сан Саныч сидел на веслах самой легкой шлюпки морского клуба «Два якоря». По команде Бендера, сидящего на корме, он опускал в море лопасти весел, делал гребок и вновь извлекал их из воды, чтобы повторить это же самое.

— Ну дальше, дальше повествуй, бывший заврыбой, — попросил его Остап.

— Ох, мой капитан, что еще может рассказать вам Мурмураки. Как вам известно, после того как уехал владелец рыбоприемного пункта, я остался не у дел. Там я всегда имел живую копейку, как самую живую рыбу. Но председатель Влас Нилович Пристройкин, я ему всегда поставлял самую свежую рыбу из ценнейших, проявил великодушие и взял меня к себе вахтером-завхозом. Поработав в этом добровольном обществе около года, меня вдруг постиг семейный удар. От меня ушла жена, как я вам уже говорил. Она привыкла к моей свежей хорошей копейке. А когда я перешел на жалкое ничтожное жалованье, я ей стал вдруг нелюбим, а может быть, не постесняюсь вам признаться, мой капитан, что и противен. Этот второй удар подействовал на меня так сильно, так глубоко, что я и допустил бесхозяйственность. В моем осводческом хозяйстве при ревизии обнаружилась недостача. Меня уволили по статье…

— Понимаю, без выходного пособий, как говорится, — сочувствующе улыбнулся Остап.

— Без выходною, — согласился гребец, заметно улучшив уже свое обращение с веслами.

— Это и понятно, ну-ну, греби, греби, уже причаливаем.

Лодку привязали к кольцу, замурованному в бетон причала, и по ступенькам поднялись к цокольной части здания. Здесь их уже встретил плотный мужчина, с гладкими волосами на голове и с хорошо развитой грудью пловца. На нем была морская тельняшка, указывающая на его морскую профессию.

— О-о, мой хороший знакомый — спаситель нашей собачки! — воскликнул Остап. — Здравствуйте, Федор Николаевич!

— Рад видеть вас, Остап Ибрагимович. Думал, что ны помощника себе другого нашли и во мне не нуждаетесь, — пожал руку Бендера Прихода.

— Так вы, выходит, знакомы, капитан? Своячек? — переводил удивленный взгляд Мурмураки с одного на другого.

— Еще как, — рассмеялся Остап. — При весьма необычном стечении обстоятельств, дорогой Сан Саныч.

— Как там Звонок? — спросил Прихода.