Дальний свет

— Можем ещё отступить, — без интонаций произнесла Китти.

— Зачем, куда отступить? — вскинулся Феликс, но его никто не услышал.

— Но куда? — Пурпоров повёл рукой. — Последнее поселение было давно, туда не хватит уж точно. И там же ведь тоже больше нет бензина?

— Нет. Мы весь забрали.

— А где он есть, мы не знаем и не доберёмся.

— Хорошо, чего ты хочешь от меня? — Китти не смотрела на Пурпорова или на кого-то ещё, она смотрела в снег. — Чтоб я материализовала бензин в баках? Или посёлок поблизости? А, чтобы они оттуда ушли?

Она двинулась куда-то прочь от машины:

— Хорошо, сейчас скажу, чтоб расступились и пропустили нас.

Феликс успел схватить её за руку.

— Ты что, с ума сошла?

— Ну вот, господин Пурпоров считает, что это входит в мои возможности, — Китти приостановилась. — Жаль только, значок дежурного я успела сжечь. Но думаю, мне и так поверят.

Феликс кинул взгляд на Пурпорова:

— Что ты молчишь, скажи ей!

Тот только потерянно развёл руками:

— Но я реально не знаю, я просто хочу понять, что делать…

— Вот именно, — Китти невозмутимо кивнула. — Поэтому я пойду и спрошу у них.

— Нет, пойду как раз я, если ты отдашь мне пистолет, — сорвался Феликс. — Они мои естественные враги, а не кто-нибудь!

— Люди… — Рамишев уже неопределённое время пытался привлечь всеобщее внимание. — Люди, люди!

Все наконец посмотрели на него.

— Я только хотел сказать, там стоят какие-то постройки, — Рамишев неуверенно махнул рукой.

В той стороне, куда он показывал, дальше на юг, из снега высились невзрачные угловатые контуры. Одно крупное строение, видимо, было основным, рядом теснилось ещё несколько, поменьше.

— На посёлок не очень похоже, но всё-таки… хоть что-то, — пояснил Рамишев.

— Спасибо, Витик, — Китти кивнула ему. — Едем туда.

87

«Зачем я здесь?»

Собор наискось просвечивали лучи, но всё же тут было затенено, и галереи уходили в полумрак и сепию. Витражи, напротив, сияли, возгораясь на лучах алым, золотистым или зелёным. Фигуры были переменчивы: недвижно смотрящие перед собой, они, казалось, скашивали вдруг взгляд и тихо следили, что ты, как будешь делать, уголки же губ оказывались изогнутыми вверх или вниз — совсем немножко, можно и не заметить — да в следующую секунду уже и не было видно.

Лаванда двинулась вперёд неспешно, как в музее. Витражи нравились ей: им казалось, что они о чём-то ей рассказывали. На одном она заметила давешнюю человечицу в маковом: она тащила куда-то свой флаг, медленно уходя к горизонту, но не сумев глядеть на него. Глупая.

На других расплясывали невиданные диковинные звери и все косили глазом, все посматривали, глядит ли она, когда проходит мимо. Но больше привлекала волна — огромная, из куска чистого, но непрозрачного синего стекла, в котором свет застыл, заставив застыть мгновенье вместе с собой. «Из века в век, — прочитала Лаванда в рукописной книге на столике под витражом, — всевозможные ясновидцы и предсказатели уделяли катакомбам повышенное внимание, приписывая им особую важность и даже роковое значение в жизни столицы. Так, подземные реки, будучи потревожены…»

Страница закончилась, и Лаванда перевернула лист, но буквы там расплющились, стали жирными и непонятными, будто на них пролили что-то. Лаванда недовольно отвернулась и сделала вид, что ничего не случилось.

Она видела великанов, раззявленными ртами уставленных в небо, и созданий юрких и незаметных, как переливы вечернего огня. Правители сидели на престолах чопорно и строго, они не могли покинуть раз данное место и глядели с жадностью и упрёком, пока она проходила среди них под лучистой короной.

Здесь больше не было масок, но лица оставались неузнанными, вытянутые и озарённые в изменчивом свете — хотя казалось, всех их откуда-то помнишь, некоторые промелькнули в давнем забытом сне, другие жили с тобой бок о бок или стояли когда-то над самой колыбелью мира.

Лаванда пришла не за ними. В Сокольском соборе ей нужен был ответ на один только вопрос. Она миновала витражи, улыбавшиеся вслед затаёнными оскалами — дальше, к концу галереи, где за светло-мраморной колонной путь сворачивал вправо, уводя с собой свет. Напротив же колонны, в нише, куда не доставали искосые лучи, покоился ещё один витраж.

Луна, огромный белый диск, висела, как и было заведено, в сиреневом небе, но уже была расколота на части неодолимой силой. Трещины расползались между зазубренными изломами и разбивали картину.

Лаванда остановилась возле. Конечно, она тотчас поняла, что это за Луна.

«Мел взяла сельская травница — сновидица и знахарка, что жила на отшибе и, если только её не просили, не вмешивалась в дела соседей. Её слова могли быть неясны, но глаза следили течения мира, не видного людям. Глубины и дали разверзались перед ней».

— И этот последний, — тихо, только сама себе сказала Лаванда. — Он остался последний.

Кто-то шевельнулся в стороне от колонны и тем привлёк внимание. Лаванда обернулась: там стоял молодой человек непримечательной наружности, в сером костюме и шляпе по моде прошлого века. Смотрел он с некоторой отстранённой грустью.

— Кто вы? — спросила Лаванда.

— Вы меня не помните? — тот сдержанно и несколько неловко улыбнулся. — Я сновидец, игрок словами… поэт. Вы должны были видеть меня на старой фотографии.

Лаванда внимательно прищурилась, но вновь раскрыла глаза:

— Я вас не помню.

— Что ж, вполне может быть, — он отвёл взгляд. — Это, в любом случае, не помеха, мне просто хотелось уберечь вас от ошибки.

— Меня? — столь же отстранённо удивилась Лаванда. Человек улыбнулся опять:

— Видимо, такая у меня судьба — говорить правителям, что они неправы. В этот раз я, правда, пришёл не как подданный, а как союзник и товарищ по духу.

— Говорите же, я вас слушаю.

Тот посмотрел внимательно, покачал головой:

— Вы не можете грезить бесконечно. Сначала кажется, что вы полностью управляете ими, но они хрупки и капризны… Смотрите! — он легко повёл рукой, в глубине галереи закачались тени, и подумалось даже, что пахнет сиренью, однако в следующий миг всё уже полыхало огнём. — Однажды они покинут вас — в самый неподходящий день и час. И всё, что останется вокруг — это пустота и разрушающийся мир, до которого вам прежде не было дела.

— Я поняла, кто вы, Алексей Лунев, — сдержанно заметила Лаванда, — но ваши советы мне не нужны. Я слишком долго слушала всех и теперь знаю сама, что, как и для чего мне следует делать.