Дар Авирвэля

Она не видела Артура, но он нашёл крайне удобную позицию и теперь, притаившись среди колоритной толпы, наслаждался ангельской красотой юной леди. Её причёска сложилась в настоящее произведение искусства с локонами, петляющими меж друг другом и теряющими друг друга в этом танце, и среди этих белых вьющихся ленточек ярко блестели вишнёвые камешки в серебряной оторочке. Мягко накрашенные губы выглядели невинно и не грубо, но достаточно дерзко. А глаза… Стоило глянуть на несравненные бирюзовые глаза — и мир тут же терялся под ногами, пропадая в закоулках сердца! «Возможно, — думалось Артуру от одного взгляда на великолепную девушку, — я впервые в жизни влюбился. Надеюсь, это не пройдёт даром». Он любовно вздохнул, и этот вздох услышала Киама. Хотя в конкретный момент её больше интересовало происходящее на сцене, но в будущем она не раз вспоминала этот вздох то ли с неприязнью, то ли с ревностью, пусть и не питала к интересу Артура никаких неприятных чувств. Но и на взаимность со стороны милого человека Киама больше не рассчитывала. Теперь ей хотелось поскорее закончить со всем воцарившимся беспорядком и остаться с Айвой — любящим братом и талантливым наставником. Как-никак, родственные связи селерины всегда ценили больше романтической привязанности.

Пока Артур пялился (иначе не сказать) на принцессу, Далий Мар спустился с эшафота и медленно, в муках и через самоуничижение, спустился на колено. Перед ним возвышалась королева — Одра Бельтайн, известная ненавистью к колдуну, и открыто потешалась над столь необычным моментом. На лице сияла неприятная улыбка, приправленная родинкой возле нижней губы, а глаза сверкали бирюзовыми молниями восторга и долгожданной радости. Одетая по-королевски, с пышной мантией за спиной и длинными дымчатыми рукавами по фаланги тонких бледных пальцев, она внушала не то уважение, не то страх перед всесильным могуществом. Не стоит думать, что Одра и её муж Энт Бельтайны — плохие эльрины. Равно как не стоит думать, что они — воплощение добродетелей и справедливости. Они… обычные. Они любят семью, народ, всех союзников, и встали бы горой за родину. Но Далия Мара и прочих «изгнанников Хаоса» (так выразилась сама королева) они терпеть не могут. Возможно поэтому их лица сковала надменность, а поцелованные руки быстро скрылись под рукавами. Сквозь полупрозрачную ткань королевского платья виделось, как Её Верховное Величество вытирает тыльную сторону ладони. Но никто не смел и пискнуть. Только принцесса Викки оставила руки на виду, явно выражая достойное отношение к тёмному магу.

Когда оскорбительная процедура подошла к концу, а Далий Мар смог подняться с колена (и всю неделю ныл о том, как ему больно и какой он уже старый), настала очередь Айвы и Киамы. И Артура, естественно, тоже. Стражи подвели детей к наёмнику и отошли назад, дабы не мешать выступлению. Только сейчас юноша осознал, насколько много эльринов желало увидеть смерть древнего колдуна: преогромная площадь, казавшаяся теперь даже больше Дворцовой площади Петербурга, тонула в разноцветных головах зрителей! Помост, выстроенный в двух метрах над землёй, открывал новые виды на город, выглядящий раньше в разы меньше и уютнее. Теперь же Артур мог искренне заявить, что Рубера — настоящая столица, а не провинциальный городок с парой сотен домиков. Ощущение величины и величия слегка сжимало живот. И страх сцены только подкреплял его. Что же говорить, когда так много ушей хотят услышать что-то конкретное? Но Айва сказал лишь: «Главное — говорить от сердца». И вышел первым в качестве практического примера.

— Эвассари, собравшиеся здесь сегодня, я ещё не приветствовал вас. Но теперь, сделав это, я бы хотел принести искренние извинения перед своим нанимателем — «господином», приплывшим из самого Селенита сюда, чтобы показать своих достойнейших рабынь в качестве талантливых танцовщиц. Я украл у неё одну из рабынь, желавшую стать свободной, и ничуть не горюю об этом поступке. Но мне больно думать, что из-за этого дерзкого шага пострадали вы, «господин». Предлагаю решить всё после окончания церемонии — мирно, во дворце Верховных Величеств, если будет на то их воля, — он сделал небольшую паузу. Все молчали. — А также, мне необходимо просить прощения и пощады у своей семьи. Я попрал законы, нарушил клятвы и смел сражаться и убивать, не ведая пощады. Я проявлял к братьям и сёстрам жестокость, которая омывает моё сердце кровью, и никогда я не прощу себя за это. Поэтому… я… вынужден уйти. Не пристало такому кошмарному мастеру быть примером для последователей Ивива! Но я знаю, что не смею принимать такие решения в одиночку, так что буду ждать приговора глав семьи, как только грянет срок. Мне больше нечего сказать и не перед кем извиняться. Но те немногие, пострадавшие от рук моих, достойны тысячекратных мольб и моих слёз!

Айва снова поклонился и отошёл к детям. Его нос, глаза и щёки покраснели, а веки едва сдерживали подступающие слёзы. Мужчина шмыгнул носом и утёр глаза ладонями. Ему не хотелось плакать — он берёг плач для действительно серьёзных проблем и счастий, — но слёзы накатывались без позволения, только утяжеляя состояние страдающего Айвы. В отличие от Далия Мара, он действительно переживал из-за всего совершённого и раскаивался в своих поступках, как никто иной не мог и представить. Артур хотел сделать так же. Но вперёд выступила Киама, покрасневшая от стыда и незнания дальнейших действий. Слова нашлись не сразу, а найдясь, не хотели показываться из горла. Переживание и страх сцены сразили не только Артура.

— Я Киама, мне четырнадцать лет от роду и полжизни я была рабыней доброго «господина». Она заботилась обо всех нас, купала в золотах и разрешала много из того, что рабам обычно не разрешают. Но я всё равно сбежала от неё. И мне очень стыдно. Простите меня, «господин», я правда жалею о своём поступке… Надеюсь, мы разберёмся с этим после… после этого.

Временами девушка путалась в словах, картавила и даже шепелявила, и очень часто запиналась, неловко скрывая это междометиями. Но в её словах присутствовала искренность, поэтому собравшиеся эльрины (ряды которых начали редеть) продолжали слушать её и размышлять над тем, что же могло приключиться с такой очаровательной селериной. Хотя, очаровательного в ней было только истерзанное временем и трудностями платье. Вбитые щёки и выпирающие скулы не красили её, а потрёпанные волосы и уставшие глаза усиливали эффект. Но те же критерии сыграли на жалости, и толпа прониклась коротким покаянием малограмотной особы. Киама удалилась, предварительно поклонившись, и стражи вытолкнули вперёд Артура. Все замерли. И, кажется, даже не дышали. Ведь как часто через подобные действа проходят люди — существа с некрасивыми короткими ушами и пустыми глазами? Правда, Артур немного выделялся на этом мрачном фоне, но отношение к нему, как полагается, было не из приятных. Боязнь сцены мало помогала справиться с комом в горле, прерывавшим любые звуки. От неловкого молчания спасла только отвага, преданно пробившаяся сквозь воспоминания о трусости.

— Я Артур. Человек из Йеры, который пришёл в ваш прекрасный мир и… хочет остаться в нём до самой смерти. Не знаю, виноват ли я в том, что желаю этого, но моё мнение не изменится даже под пытками и ночными кошмарами! И я надеюсь, что все вы понимаете моё желание быть частью вашего потрясающего общества! Я готов принять многие условия, чтобы остаться здесь, если они не будут касаться чьей-либо смерти или предательства, потому что я не терплю причинения ненужного вреда! И я буду признателен, если вы согласитесь со мной. Потому что… это самое важное решение из тех, что я делал в своей жизни до сих пор.

Артур не знал, что большое количество личных местоимений в оправдывающем ключе усугубляет даже не самое плохое положение. Он говорил от сердца, почти не думая о том, что говорит, и многие восприняли это совсем не так, как он ожидал. Сначала в толпе послышались отдельные неразборчивые возгласы, а потом, как круги на воде, они начали разрастаться всё шире и шире, пока вся огромная Локас Майт не погрязла в птичьем галдеже! До стоящих на помосте долетало:

«Прочь, сульрин!»

«Людям не место в Эвасе!»

«Нам хватает других эвассари!»

А также:

«Казнить!»

«Выслать прочь!»

«На верховный суд и взашей!»

Незлого мальчика, желающего окружающим только добра, такие ужасные выражения чуть не вогнали в слёзы. Но он выстоял мужественно, с ровной осанкой и таким же принципиальным взглядом. Что бы не говорили горожане — он не собирался топтать ради них свои мечты! По крайней мере, не когда они противятся его хотениям так агрессивно и безжалостно. Слова ранили больнее меча, опаснее стрелы и тяжелее булавы, и гордые плечи почти прогнулись под всеобщим давлением, но по лестнице затопали каблуки, совсем не слышимые за многократными выкриками. Рядом с Артуром встала принцесса Викки. В глазах пылал материнский гнев, но лицо её всё равно источало любовь к родному народу. Она вышла вперёд юноши, заслонив его вытянутой рукой, и посмотрела на собравшихся надменным порицающим взглядом. Тут же образовалась тишина.

— Этот человек согласился принять наши условия, не касающиеся чьей-либо смерти или предательства! И мы потребуем у него что-то, что подтвердит серьёзность и оправданность его намерений! Если он справится с данным бременем, пронесёт его сквозь время и вернётся, мы с радостью примем его в семью и сделаем гражданином! Условие будет объявлено позже. А теперь все — расходитесь по домам и ждите советного вечера. Результаты не разочаруют вас!

Глаза юноши стали широкими от удивления и волнения, а рот чутка приоткрылся, но не знал, что сказать. Ощущение защиты, исходящее от низкой, но настойчивой и грозной девушки, выбило из колеи многих предрассудков. Никогда ещё особы слабого пола, даже мама, не оберегали Артура от бед! А сейчас он стоял, не могучи вымолвить ни слова, не сказать ни звука, и наблюдал за тем, как большая толпа повинуется королевской воле. Зрители расходились кто куда, как рассеивающаяся туча, и скоро стали видны серо-серебряные камни мостовой, сверкающие под исчезающей инглией. Собирался небольшой дождь, поэтому все предпочли поторопиться. Выступившая троица поцеловала руки правителей (на этот раз никто и не подумал о том, чтобы вытереть их — всё же, неприлично), а после этого принцесса Викки предложила всем — всем, включая Далия Мара! — отправиться во дворец, чтобы перевести дух в безопасной и приятной обстановке. Только дурачки отказываются от подобных шансов, покуда уверены, что их не ждёт никаких ловушек. А те, кто так не уверены, представляются обществу ещё большими дурачками. Поэтому все согласились, и даже древний колдун, чьё растоптанное эго ещё пыталось восстановиться, не мог противиться рациональному решению. Ведь такой шанс предоставляется не каждый день, да и значит он гораздо больше, чем простой поход в гости.

Глава XIII. Дворец Алгирисин Алгин

В отличие от Далия Мара и Мерлина, Артуру, Айве и, тем более, Киаме ещё не доводилось лицезреть сердце столицы так близко. Они шли мимо Килинэн Силь — Садового Кольца — и разглядывали негустую чащу, раскинувшуюся за серебряной изгородью. Пару раз мимо прошелестели прекрасные королевские розовые олени (хотя Артуру видеть их было странно, учитывая, что он ел таких же во время странствия). На ветках и на специальных выступах в изгороди сидели разнообразные птицы. Некоторых видел впервые даже Айва! Там были и золотистые, и голубенькие, и красные, и многоцветные — явно пришедшие с тропических островов. Они пели вслед идущим, совсем не боясь их, а за ними бежали зайцы, любопытные белки и даже львёнок! Дорога до дворца казалась удивлённым и взбудораженным гостям дорогой в сказку. А потом, после пары сотен метров изысканнейших садовых кущ, перед и без того широкоглазыми друзьями возникла мраморная стена с большими воротами, в которые бы вместился даже грузовик!