Дар памяти

Кьямо фантазма, - выкрикиваю я.

Получается раза с пятого, но все-таки получается. Фантом просачивается в дыру, и мы с Фелиппе ее перекрываем, успев ощутить мощнейший удар. На миг мне кажется, что позади дыры я вижу зеленое с золотыми и черными точками, но, наверное, у меня уже галлюцинации. Отвлекаться некогда, так что теперь все внимание - на фантом Альбуса.

Хорош, кстати, фантом. С одной стороны призрак призраком, с другой – он абсолютно неживой. Будто кто-то спроецировал изображение с картинки. Великолепно. С одной стороны, моя растерянность, с другой – чудовищная усталость Поттера; Фелиппе отправляет ему укрепляющее – из моего!!! – кармана, но этого хватит ненадолго.

Я обращаюсь к фантому:

Альбус Дамблдор, ты взял меня, когда я был девственником. Я, Северус Тобиас Снейп, требую платы за девственность.

И в тот же миг меня накрывает возмущением, презрением от Поттера, окриком, несущимся к Поттеру от Фелиппе и пониманием, что фантом – это фантом. Несмотря на то, что фантом должен сейчас обладать всеми чертами личности Альбуса, в нем нет ничего от него. И он – молчит.

Северус, карманы, - шепчет Фелиппе. – Карманы памяти.

Карманы памяти, да, это я хорошо запомнил. Но как пробиться к ним?

И в эту секунду я вспоминаю про связь. Закрываю глаза, чтобы представить, что фантом – это Альбус. Не очень получается, но связь, по крайней мере, почувствовалась. Почувствовался тот самый зов. Беру первое попавшееся счастливое воспоминание – когда мы помирились в доме на озере, и отправляю течь по каналу. Ноль реакции. А канал словно бы стал уже. Таааак… Альбус принимает поздравления после речи в Уизенгамоте. Опять не угадал. Что ж, у меня, кажется, всего пара попыток. Думай, Сопливус, думай. Что было для него знаковым?

Когда я отсылаю по каналу картинки с Гриндевальдом, в какой-то момент фантом вдруг вздрагивает, неживые губы размыкаются и глухо выговаривают:

Больно.

И это звучит ровно так, как если бы это произнес сам Альбус, так, что во мне застывает кровь. Что же делать? Ему – больно. Больно без всякой нежности, черт возьми! Но неужели все напрасно? И неужели все, что он делал, что я принимал за план и завуалированную помощь, было глупостью, той самой попыткой выпендриться, вроде Пузыря, Олуха, Уловки, да, в конце концов, просто маразмом? Может быть, он просто уже стал слетать с катушек от этого постоянного вмешательства в его мозг… Директор Хогвартса… Хогвартс…

И тут я понимаю, что мне нужно уйти. Уйти прямо сейчас. И что делать с ловушкой, она развалится, Фелиппе один не удержит ее за Гарри и за меня. Кроме того, нужна именно моя магия. Конечно же! Умница Альбус, вот почему…

Дарвита а фанточчо, - ору я во все горло, и да, все правильно – вот она, моя копия, вскидывает руку с палочкой, перехватывая ловушку.

А я выскальзываю, бегу наверх. Останавливаюсь, чтобы глотнуть укрепляющего, и продолжаю путь. Мне очень-очень надо сейчас попросить то, что Альбус спрятал для меня, у Хогвартса.

Примечание: если встретите в коридорах в субботу в пятом часу слизеринского декана, громко повторяющего «Боль и нежность», не спешите крутить у виска, бежать к директору или докладывать мадам Помфри.

Конечно, это не срабатывает, и когда я добираюсь до входа в кабинет Альбуса, я почти в отчаянии, я уже сорвал голос и шепчу: «Хогвартс, пожалуйста», и чудо – да, чудо все-таки происходит, горгулья открывает мне путь. И я уже знаю, я уже понимаю все, когда, оказавшись в кабинете, опять кричу «Боль и нежность», и мне в руки влетает ларец с открывающейся на ходу крышкой и набором фиалов, а на столе я вижу думоотвод.

Сливаю в него воспоминания одно за другим, а потом, перекрестившись, как это делала бабушка Элейн, ныряю в них. Не знаю, почему я полагал, что увижу молодого Альбуса и Гриндевальда, но сцена меня удивляет. Я оказываюсь за собственной спиной. Я стою в лесу, неподалеку от дома на озере, между мной и Альбусом – поляна с цветами. Я старательно выкапываю корни, Альбус идет ко мне, пряча что-то за спиной, и подойдя совсем близко, вынимает из-за нее венок и надевает мне на голову. У меня растерянное лицо, и оно становится напряженным и злым, когда Альбус тянет меня в лютики. Помнится, я придумывал тогда новый рецепт, и появление Альбуса спугнуло мою зельеварческую музу, и я все пытался удержать свою идею и, конечно, не удержал.

Во втором воспоминании опять я, Альбус смотрит из-под крыши галереи во дворе, я иду навстречу мимо фонтанов. Это июнь, ученики только что разъехались, и я обхожу опустевший замок, чтобы запомнить его таким на лето. Когда я вступаю под своды галереи, мы с Альбусом соединяем руки, прислоняемся друг к другу лбами и так и стоим несколько минут. В общем, ничего интересного или значимого. Следующее – совсем недавнее, про то, как я выбежал из кабинета. Альбус находит меня в галерее второго этажа, я упрекаю его за то, что он залез ко мне в голову, чтобы просматривать постельные сцены, а он говорит, что я сужу всех по себе. Потом мы расстаемся, Альбус уходит к себе, а я в подземелья. Я, который смотрит воспоминание, провожаю взглядом собственную спину и решаю пойти за Альбусом.

А вот тут уже кое-что интересное. Альбус мечется по кабинету из стороны в сторону, заламывая руки.

Потрясающий способ решения проблемы, - ехидно говорит женский голос с одного из портретов.

Придумай что-нибудь получше, женщина, - шипит Финеас Блэк.

Альбус останавливается и вынимает палочку.

Ну вот, из-за тебя теперь… - цедит сквозь зубы Блэк, но договорить не успевает – Альбус затыкает портреты и, тяжело дыша, наклоняется над столом. Несколько минут стоит молча, вцепившись в него, потом светлеет лицом и призывает фиал.

Воспоминание обрывается.

В четвертом воспоминании – я и Альбус после истории с василиском.

В пятом – мы на Астрономической башне, зимние каникулы 1984-го года, я почти сижу на перилах спиной к долине, захватывает дух, страшно, на самом деле страшно, но Альбус сжимает мои ноги своими, и мы целуемся. На столе – еще нетронутая бутылка вина, и по всей площадке рассыпан виноград, мы оба пьяные, и я опрокидываю Альбуса на этот стол, наваливаюсь сверху, и мы оба смеемся, когда я поливаю его вином.

И дальше еще полдюжины воспоминаний в том же духе. Останавливаюсь перед очередным.

Почему эти воспоминания, а не другие? Почему со мной?! И как отобрать из них то единственно верное, которое у меня осталось до того, как закроется канал?

Заныриваю в следующее и замираю. Что-то в этом воспоминании не так, по сравнению с предыдущими, и я никак не могу понять, что. Альбус с отсутствующим взглядом сидит на кровати в спальне, потом начинает медленно раздеваться, снимает кольца, верхнюю робу, рубашку, и, оставшись в одних брюках, снова садится на кровать. Я, который смотрит воспоминание, сажусь рядом, рассматриваю: такой близкий, такой любимый, дотронуться хочется невыносимо, но, конечно, что толку? Альбус вдруг встает и начинает одеваться, потом тихо приоткрывает дверь, и в этот момент до меня доходит, что в спальне напротив кровати висят три картины и все непристойные. Значит, это было до меня, до нас. Альбус выходит в гостиную и на цыпочках подбирается к дивану. На диване сплю я, одеяло сползло, и видно, что черная рубашка разорвана на плече и груди, и сквозь дыры проглядывают багровые полосы. В волосах запеклась кровь, свисающая с дивана рука тоже в крови. Мантия мокрым грязным комком лежит на стуле. Альбус встряхивает ее, выставляет на стол у окна фиалы с зельями, выкладывает палочку. Потом зовет эльфа, велит ему постирать мантию и заштопать. Придвигает к дивану кресло и садится в него. И просто смотрит. Пять минут, десять, двадцать; я сплю беспокойно, с полуоткрытым ртом, что-то бормочу во сне; иногда вскрикиваю или издаю стоны - и тогда лицо у Альбуса делается страдальческим, и на нем появляется такое выражение, будто он совершил очень большую ошибку, но отступать уже поздно. Когда часы на стене бьют три, Альбус встает и, наклонившись надо мной, отводит прядь волос, которая забивается мне в нос. Потом отворачивается, делает два шага в сторону спальни, но тут же возвращается и, вновь наклонившись, вдруг касается губами моих губ. Да не слегка, а в самом настоящем поцелуе. Его язык скользит в мой рот, исследуя его, сталкивается с моим языком, вылизывает уголок губ. И я, судя по всему, отвечаю, во сне наверняка принимая его за кого-то другого. И вдруг Альбус опоминается, его лицо болезненно искажается, он отрывается от моих губ, целует в лоб и быстро уходит. Я так и не просыпаюсь, по всей видимости, находясь под сонными чарами. Воспоминание обрывается, и вместе с ним заканчиваются все воспоминания из коробки.