Дар памяти
Шрифт:
Ну что ты, дружочек. Все образуется. Дети вырастут. Они все в тебя, а значит, в них есть сила. Посмотри, какая у нас Эухения, на Максима посмотри. Он-то уж непременно станет великим политиком. И нам больше не нужно бороться с нуждой. Может быть, когда-нибудь даже и Севера восстановят. Все куда проще, чем было полгода назад.
Проще? Разве вообще может быть проще? Теперь придется заниматься поместьем… А это еще больше дел.
Помощника наймешь. И не одного. И обязательно секретаря. Это я тебе прописываю как целитель. Пригласишь еще какого-нибудь винодела, чтобы все было по науке.
Мы не можем даже границы укрепить,
Да, дружок?
Есть еще одна проблема.
Она вдруг начала рассказывать Леонардо про Снейпа. Начала и не могла остановиться, пока не выговорила все.
И Грегори говорит, чтобы я оставила это в покое, как будто можно действительно оставить такое в покое, как будто можно действительно забыть и простить. Я не верю, что он смог забыть все это. Этот человек пытал его, насиловал его… - волнуясь, объясняла она.
Только? – неожиданно перебил ее Леонардо.
Только что?
Дело только в Грегори и Фелиппе? Видишь ли, Мари, я читал записи процесса над неким Антонином Долоховым. И некоторыми его товарищами.
Мария Инесса похолодела.
Как?.. Как они попали к тебе?
Ну, я же целитель, и некоторые мои пациенты - высокопоставленные люди в самых разных странах, мне нетрудно достать все, что понадобится.
И зачем… тебе это понадобилось?
Леонардо отвел взгляд.
Мария Инесса выдернула руку из руки мужа:
Зачем. Тебе. Это. Понадобилось?
Не кричи, милый друг, - вздохнул Леонардо. – Ты же знаешь, я не любитель лезть в чужие дела, но ты так часто бормотала «Тони» во сне, что мне поневоле уже стало казаться, что я женат и на нем тоже.
О боже!
Конечно, она никогда не скрывала той помолвки, и предполагала, что эта история может выплыть, но сейчас была к этому совершенно не готова.
Ну, полно волноваться, дружок, с кем не бывает, у всех свои секреты. Вот выпей.
Леонардо призвал фиал с зельем, и в воздухе запахло ненавистным пустырником.
И… что ты узнал? – поднеся фиал к губам, но медля, спросила Мария Инесса.
Я уже не очень хорошо помню, друг мой. Ты, правда, хочешь, чтобы я тебе рассказывал?
Леонардо смотрел на нее, и в его взгляде было столько нежности и заботы, столько доброты, сожаления и любви, что это потрясло ее.
О боже мой, - сказала она.– Ты ведь всегда это знал. Дело ведь было не в Джейн и не в других, правда? Не в том, какой ты. – Слезы потекли по ее щекам. Она бросила фиал и пыталась закрыть рот рукой, но слова рвались, им нужно было прорваться, и потому ничего не вышло. – Дело было во мне и в Тони. Потому что ты знал, что всегда был только Тони, только он один.
Эухения читала финансовый отчет за столом в кабинете Хуана Антонио, когда пришел Гжегож. Он был слегка растрепан и напряжен, но на его лице сияла улыбка.
Уже второй час, - сказал он, проводя кончиками пальцев по двери.
Я помню, - улыбнулась Эухения, - просто после объяснений Мартины я, кажется, впервые начала что-то в этом понимать, и не хочу упустить этот момент. Так что, пожалуй, еще посижу, тем более, что я теперь могу вставать, когда хочу. Знаешь, мне никогда не удавалось жить в каком-то режиме. Наверное, поэтому мне нравилась профессия зельевара. С одной стороны все точно и ошибок допустить нельзя, с другой стороны это совсем другой ритм. Можно
варить зелье сутки, а потом отсыпаться полдня.Это потому что ты не работаешь зельеваром при больнице, - засмеялся Гжегож. – Там бы тебе никогда не удалось отоспаться.
Больницы меня не привлекают, - согласилась Эухения. – Даже папина.
Гжегож сделал шаг в комнату:
Раз уж ты не идешь спать, я хочу кое-что сделать.
Эухения закрыла пухлый том и подняла голову:
Что?
Гжегож загадочно улыбался, и она подумала, что сейчас он ее поцелует. Но он вытянул ее из-за стола, взял ее руку в свою и шепнул:
Доверься мне.
Хорошо. Что я должна делать? – послушно спросила Эухения.
Почти ничего. Стой так вот и держи руку, чтобы она была на одном уровне с моей.
Гжегож достал палочку и сделал несколько пассов. Эухения смотрела, как зеленые и розовые нити заклятия переплетаются и обвивают их руки.
Что это?
Можешь уже отпустить руку. Все. Это чары, которые я добавил к чарам помолвки. Теперь я всегда смогу найти тебя, если захочу.
Вот как? А если бы я захотела изменить тебе, ты бы свалился на голову моему любовнику? – со смешком спросила Эухения.
Я бы отпустил тебя, - покачал головой Гжегож. – Разве есть смысл жить в браке без любви?
Не знаю. Мои родители, кажется, как-то живут.
Я предпочел бы не брать их отношения в качестве образца, - Гжегож мягко улыбнулся и, потянув руку Эухении к губам, поцеловал. – Чары поиска работают в обе стороны. Даже если тебе вдруг захочется разорвать помолвку, ты всегда сможешь найти меня и сказать, что передумала, - ухмыльнулся он. – Спокойной ночи.
Эухения проводила Гжегожа взглядом, отмечая, что и волосы его стали роскошнее, и сам он поправился и перестал выглядеть бледным и недокормленным. Когда дверь закрылась и шаги в коридоре стихли, Эухения вытянула руку и стала разглядывать ее, как будто чары могли быть видимыми.
«А если бы он хотел чего-то дурного?» - подумала она, удивленная собственной покорностью.
Впрочем, эта мысль тут же вылетела у нее из головы. Эухения вернулась обратно к столу, раскрыла отчет и принялась увлеченно разбираться в мире сделок и платежей.
========== Глава 113 Накануне ==========
23 апреля, суббота, POV Северуса
Но, конечно, до ритуала я его не успеваю увидеть. Он пишет, что мать тяжело больна и что он вернется в Англию, как сможет, пишет, что любит и не переставал думать обо мне, и от его писем одновременно веет теплом и горечью, а я, прочитав очередное, поднимаюсь на галерею и стою там, вглядываясь в огни в долине. И что мне, собственно, мешало бы сделать портключ в Толедо? Наверное, то, что я понятия не имею, чем бы это обернулось, начиная с того, как много магии уходит на изготовку портключа, а во-вторых… Я и хочу его видеть, и боюсь. Перед ритуалом – боюсь. Мне нужны все силы, я совершенно не понимаю, что мне предстоит, и я просто не могу сейчас расходовать себя на что-то еще.
Поттер оказывается на удивление понятливым. На просьбу следовать указаниям и не заниматься самодеятельностью не обижается и кивает так, будто участвовал в подобных ритуалах всю жизнь. А вот Альбус, точнее, та его фраза, произнесенная во вторник, меня беспокоит. Книжку я пролистал, и даже нашел предлог, чтобы сунуться к нему поговорить, но Альбус разбирался с министерскими бумагами, которые, как всегда, накапливаются под конец года, и то ли ему действительно было некогда, то ли он тоже искал предлог, чтобы ничего со мной не обсуждать.