Давай сыграем… в любовь…

Не желая раздергивать тяжелый зеленый, перевитый золотым шнуром, бархат портьер, закрывавших окна, девушка вновь применила заклинание, зажигая свечи. По углам вспыхнули едва заметные паутины: комната явно охранялась с помощью магии. С тихим звоном они растаяли, признавая власть помолвочного кольца, надетого Рудольфом ей на палец.

Свечей оказалось достаточно много, и Амалия смогла спокойно рассмотреть темно— зеленые стены с белой росписью, мебель из красного дерева, удобную, но очень аскетичную, несколько картин на стенах со сценами охоты.

Амалия вдруг поняла, что картины развешаны не просто так, а в строгой последовательности: сбор охотников, гон зверя, финальная схватка с собаками и последняя — егеря несут тушу убитого оленя. Грациозная голова запрокинулась, глаза безжизненны… и все же зверь наблюдал за зрителями…

Девушка вздрогнула и поспешила отойти от полотна.

В воздухе еще витал слабый, едва уловимый запах табака, девушка вдруг вспомнила, что император Франц курил трубку. По всей видимости, Рудольф — в силу своего крайне дурного чувства юмора — подсказал ей второй выход, и девушка оказалась в личных покоях императора.

Она подошла к столу, взглянула на забытые утренние газеты, одна из статей на первой странице была обведена, рядом четким почерком было выведено: «дать опровержение». Взгляд девушки зацепился за заголовок: «Траурные торжества» — описание празднования их помолвки. Автор статьи в язвительной манере описывал бал, якобы проходивший во дворце, и задавался вопросом, насколько новый император и его невеста еще нарушат приличия, и не собираются ли они танцевать свадебный вальс на могиле императора Франца.

Амалия почувствовала, что её руки дрожат.

— Какая мерзость! — она отшвырнула газету, чувствуя, что, еще немного, и она просто разорвет дешевую бумагу с черными, слегка расплывавшимися буквами, жалея, что не может швырнуть её в лицо жалкого писаки, и направилась к одной из дверей, ведущих из гостиной.

Охваченная яростью от несправедливых обвинений, девушка быстро прошла через несколько пустых комнат, выразительных лишь казённым однообразием: крашенные все в тот же зеленый цвет стены, темная мебель с обивкой из зеленого и красно— коричневого сафьяна, лишь лепные потолки, кованые бронзовые люстры и дорогие безделушки, стоящие на каминных полках, напоминали о том, что это все— таки личные покои императора. Она опомнилась, лишь когда оказалась в комнате, по всей видимости, служившей спальней императора.

Коричневые с белым стены, узкая, почти походная кровать, несколько удобных кресел, у окна — туалетный столик с бритвенными принадлежностями и фарфоровым кувшином для умывания, Амалия слышала, что в обычной жизни император Франц был неприхотлив. Племянник унаследовал эту черту, или просто не хотел ничего менять. На одной из стен висел несколько картин, внимание привлек портрет: красивая темноволосая женщина с белокурым ребенком: императрица Анна и кронпринц Леопольд.

Амалия подошла ближе, взглянула. Художник очень тонко уловил ту надменную снисходительность, свойственную второй жене императора Франца. Интересно, как бы сложились их отношения, стань Амалия невестой, а потом и женой кронпринца. Позволила бы она сыну целовать свою невесту так, как это делал Рудольф. Девушка еще раз взглянула на картину. Ей показалось, что женщина смотрит на нее с осуждением.

Вздрогнув, Амалия быстро перевела взгляд на другое полотно, скорее, даже миниатюру, висевшую рядом. Болезненно бледное лицо, впавшие щеки, светлые волосы волной рассыпались по плечам. По всей видимости, на миниатюре была изображена первая жена императора Сесилия.

Девушка с любопытством рассматривала её. В лице женщины на портрете было что-то такое, что одновременно отталкивало и в то же время заставляло постоянно рассматривать полотно. Художнику очень хорошо удалось передать напряженное выражение на лице и почти лихорадочный блеск голубых глаз.

Странно, что Рудольф не убрал портреты. Впрочем, возможно, он настолько привык, что не замечал их. А может, оставил из уважения к памяти своего дяди. Хотя, скорее, захваченный делами, он даже не задумывался над этим.

Звон стекла вывел ее из задумчивости. Вздрогнув, Амалия вдруг поняла, что находится в спальне императора и, мало того, бесстыдно рассматривает эту комнату.

Понимая, что вторглась в чужую жизнь, и радуясь тому, что никто её не заметил, Амалия заметалась, потом, вспомнив, что в гостиной была еще одна дверь, направилась обратно.

Девушка уже почти дошла, когда услышала скрип панели, потом шаги и голоса. Мужской она узнала сразу, это был Рудольф, а вот женский, мелодичный и очень томный, она не могла вспомнить. Впрочем, император сразу же разрешил все сомнения.

— У меня мало времени, Лилиана! — предупредил он.

— Тогда и я буду краткой, — судя по всему, женщина очаровательно улыбнулась, — Руди, возвращайся ко мне!

Император не отвечал, и Амалия, уже не отдавая себе отчет, что делает, наклонилась к замочной скважине. Платье зашуршало, девушка замерла, ожидая, что её обнаружат, но присутствующие в гостиной ничего не услышали. Она вновь прильнула отверстию, через которое она могла посмотреть, что происходит в соседней комнате.

Рудольф сидел в кресле так, что Амалии было прекрасно видно его классический профиль, которым так гордились все Лауфенбурги. Император чуть прищурил глаза, словно размышляя, губы кривились в усмешке. Амалии, с тайным трепетом ожидавшей его ответ, совершенно некстати подумалось, что этот профиль будет красиво смотреться на монетах.

Лилиана стояла напротив Рудольфа, слегка наклонив голову и улыбаясь так, чтобы были хорошо видны ямочки на её щеках. Казалось, ее не смущало пренебрежение, с которым на нее смотрел бывший любовник. Она терпеливо ожидала ответ, призывно улыбаясь. Белоснежная рука теребила медальон, висящий на шее, как раз в ложбинке белоснежной пышной груди.

— Ты же знаешь, что я не люблю, когда меня называют Руди, — наконец произнес он. Женщина рассмеялась:

— Мне стоит называть тебя «Ваше Величество»?

— Да, это было бы более уместно.

— После всего, что между нами было?

— Между нами не было ничего такого, чего у меня не было с другими, прости за каламбур.

— Другие не пришли к тебе…

— С чего ты так решила?

Лилиана в досаде прикусила губу, прошлась по комнате, будто решая, что делать.

— Пусть так, но ты отказал им! — воскликнула она, вновь поворачиваясь к мужчине.

— Интересно, почему ты должна быть удачливее их?

Он с неприятной улыбкой наблюдал, как все еще стоявшая передним женщина гордо вскинула голову, ее глаза сверкнули, впрочем, она тут же подавила свой порыв и натянуто рассмеялась.

— Мне не хватало твоих шуток.

— Напротив, не помню, чтобы они тебе нравились.

— Что было, то давно прошло, — слегка недовольно отозвалась она, — Я пришла к тебе и предлагаю продолжить то, что было.

Красавица нежно улыбнулась, готовая упасть в раскрытые объятия, но император молчал, явно заставляя бывшую любовницу нервничать.