Дайте собакам мяса

Вообще после Сум возня с московскими диссидентами меня просто раздражала. Насколько я понимал ситуацию, основным полем боя за сохранение СССР должны были стать союзные республики — и в первую очередь это касалось Украины и трех прибалтийских «тигров». Причем с прибалтами было как бы не проще — коренного населения там немного, бунтарей совсем мало, и если не церемониться, то все тамошние диссиденты в скором времени либо пожгут сами себя от избытка чувств, либо просто закончатся. В той версии истории, которую я помнил, первое время американцам приходилось завозить в эти республики что-то вроде оккупационной администрации — местных коллаборантов на всё не хватало. Украинская задачка так легко не решалась, имелось несколько вариантов, и в каждом из них могла скрываться засада. Единственное, что я знал точно — это то, что решать её надо, причем как можно быстрее, пока ещё не стало слишком поздно.

На фоне этих масштабных проблем суета московской интеллигенции, которая пыталась защищать какие-то мифические права кого-то на что-то — в основном свои и сразу на всё, — выглядела возней в песочнице, где дети нашли собачью какашку и с криками перебрасывали её друг другу. Разумеется, всё было гораздо сложнее — за диссидентским движением пристально следили наши «друзья» из ЦРУ и МИ-6, которые активно помогали советским протестунам переправлять всякую антисоветчину на Запад и печатать её там, а в обратную сторону посылали небольшой, но стабильный поток денег. С деньгами Якира и компании ещё предстояло разбираться и разбираться, но если бы Денисов разрешил мне действовать по собственному усмотрению, а не по заложенному в наших инструкциях плану, то я уже месяца через три знал бы пусть не всё, но многое. Конспирация у участников возни в песочнице тоже была на детском уровне. Ну а потом можно было нанести по самому уязвимому месту всей этой диссидентской братии, то есть лишить их финансирования. И пусть результаты этого расследования пришлось бы выносить на уровень Андропова и, наверное, Политбюро, пусть коллеги из центрального аппарата разбирались бы в той поддержке, которую оказывали диссидентам некоторые облеченные властью чиновники… это уже было бы не моё дело. Зато, освободив Москву от этих антисоветских элементов, можно было сосредоточиться на главном — то есть на Украине. Я надеялся, что у меня достанет аргументов доказать начальству необходимость такой смены направления приложения усилий Пятого управления.

Но теперь всё это оказалось не просто в подвешенном состоянии — это была та ветвь времени, которая никогда не будет реализована. В той истории, которую я помнил, расследование дела Якира и Красина обошлось без Орехова, он спокойно занимался своими артистами и о высоких материях даже не помышлял. Кто-то возглавил следственную группу, кто-то провёл допросы, кто-то проверил показания… А через год, когда этих граждан тяжким трудом, пролив семь потов, дотащили до суда и приговора — пришел лесник с широкими полномочиями и разогнал всех обратно по норам. Всё вернулось на круги своя, ничего не изменилось, кроме судеб отдельно взятых Петра Якира и Виктора Красина.

* * *

— И что ты будешь делать? — спросил Макс, покосившись на сидевшую с нами Татьяну.

Это была привычка, которой обладали мы оба — да и любой другой сотрудник Комитета. Мы обсуждали рабочие вопросы, и присутствие посторонних при этом не приветствовалось. Правда, Макс не знал, что для меня Татьяна давно перестала быть посторонней, но для него она была именно таковой — хотя он знал, что нас связывает, да и она ему явно понравилась. Сама девушка сидела тихо и в беседу не лезла.

— Искать работу, — улыбнулся я. — Надеюсь, кислород мне не перекроют.

— Да вряд ли, с чего бы? — удивился Макс. — Не ты первый, не ты последний, всем перекрывать — перекрывалка сломается.

В чем-то он был прав, но с нашего общего начальства вполне станется сделать так, чтобы я мог найти вакансию только чабаном где-нибудь в Казахстане. Правда, у меня всегда была опция вернуться на Украину и попроситься, например, референтом к Семичастному, с которым у нас вроде сложились вполне нормальные отношения. Ещё была Белоруссия — правда, там я никого толком не знал, но в Лепеле точно была вакансия начальника цеха на ремонтно-механическом заводе, и если Семичастный попросит Машерова… На этой мысли я остановил свою фантазию — нечего отправляться в полет, когда ещё ничего не решено, топливо не залито, а космические карты не заправлены в планшеты.

— Надеюсь, это так. Но пока буду наслаждаться отдыхом, а то последние полгода крутился, как белка в колесе. Ну а потом заберу трудовую и буду думать уже предметно, — я пожал плечами и отпил чай.

Конечно, в таких обстоятельствах больше подходило бы что-нибудь с градусами, но Макс был за рулем, да и меня не тянуло напиваться до розовых единорогов. Я не чувствовал ни горя, ни радости, которые требовали бы подпитки алкоголем.

— Денисов был вне себя… — Макс снова покосился на Татьяну. — На Сашку наорал при всех, никогда себе такого не позволял, а тут — на тебе. Меня хотел к себе в кабинет затащить зачем-то, но я сослался на срочную встречу с агентом…

Я хмыкнул.

— Если что, я потом тебе расписку напишу — обязуюсь сотрудничать и рассказывать всё, что положено, — сказал я. — Только псевдоним я уж сам себе выберу, у тебя с фантазией туго.

— Сплюнь три раза, — насупился он и опять покосился на Татьяну. — Я уверен, что ничего ещё не решено, так что жди гостей.

— Макс, перестать заглядываться на мать моего ребенка, — сурово сказал я. — И говори спокойно. Всё, что происходит на этой кухне, останется на этой кухне. А гостей я жду… правда, думаю, что не ко мне придут, а пригласят куда-нибудь. Не по чину им самим по гостям ходить.

— Ребята говорят, что Денисову втык уже был, — Макс всё-таки чуть понизил голос. — Кто его отчитывал — неизвестно, но он как раз после этого с катушек и съехал, а потом на Сашку набросился.

В этом был весь Макс, которого я немного узнал лично, но лучше помнил благодаря «моему» Орехову. Я не знал, сколько он провел времени в управлении, но ему удалось собрать все сплетни, которые касались моего увольнения. Правда, и было этих сплетен — раз, два и всё. Но лиха беда начало, уже завтра Максу может собрать более обильный урожай слухов, и, наверное, он снова приедет ко мне, чтобы поделиться своей добычей.

— Всё равно я на их условия не соглашусь, — я демонстративно посмотрел в окно. — А они, боюсь, не смогут предложить мне ничего другого. Обидно, конечно, уходить вот так, но это лучше, чем наступать себе на горло.

— Вить, а в чем там дело-то было? — наконец спросил он.

Я ждал этого вопроса чуть раньше.

— Они решили выиграть битву и проиграть войну… — сказал я. — И извини, большего сказать не могу. Но это связано с разработкой диссидентов.

Макс помолчал.

— Тебе-то что? — всё же спросил он. — Ну решили и решили, на то оно и начальство, чтобы что-то решать.

— Потому, Макс, что обидно проигрывать, когда в обоих случаях можно выиграть, причем не по очкам, а чисто. Но на тот уровень, где принимают решение, мне хода нет, а Юрий Владимирович вряд ли примет мою сторону. Кажется, он даже не понял, что я пытаюсь доказать. Но вообще обидно, когда связывают за спиной руки, чтобы я не мешался под ногами, когда они будут препарировать этого Якира.

— А я слышала про Якира, — вдруг вмешалась Татьяна.

Мы оба недоуменно посмотрели на неё.

* * *

До этого Татьяна не сказала ни слова, но внимательно слушала наш разговор. Я был уверен, что она всё-таки волновалась, потому что ситуация действительно была неординарная. Я не стал просить её уйти — по целой куче причин, среди которых, наверное, главным было показать приятелю, что я не считаю наш с ним разговор относящимся к работе. При этом я не сомневался — попроси я девушку об этом одолжении, и она спокойно отправилась бы в комнату, где ещё и телевизор включила бы погромче. Но я посчитал правильным не заставлять её скрываться в том доме, который теперь был и её тоже. К тому же, если бы Максу нужен был приватный разговор, он бы позвал меня на улицу.