Дайвинг - Блюз
Шрифт:
— Знаешь, мы многое сможем сделать в этой жизни вместе, — он радовался забытому, нахлынувшему так
неожиданно ощущению счастья. — Порой кажется, все умею, со всем справлюсь. Кажется, случись вдруг что,
– любое, планетарное, космическое — не удивлюсь, не испугаюсь. Наоборот, постараюсь полюбить и понять.
— И для меня словно открывается какое-то новое измерение. Любви и счастья.
— И если для тебя такой момент настал, то тебе — никому другому — решать.
свободу выбора, столь необходимого для единственного правильного и взвешенного решения? Свою судьбу
женщина творит сама. — Остановился, как будто решаясь на что-то важное, эпохальное, сокровенное. — Данка, я
люблю тебя. Доверься старому морскому волку. Стань моей женой и хозяйкой. Что еще обычно говорят? Я не знаю,
лучше так… — порывисто схватил ее на руки и как бесценный груз положил на упавшие с их тел пледы. И снова
осыпал ее поцелуями.
Так незаметно, в любовных утехах и общении, пролетел день на Джангуле. Третий день их знакомства. А им
уже казалось, что вместе они целую вечность. И не могли насытиться друг другом.
Обратно в реальность.
Они вернулись в деревню под вечер, усталые и счастливые. На пороге пансиона их встречала кухарка:
— Здрасьте! А мы уж думали, потерялись вы. Девчонка ваша, Лерка, вчера весь вечер говорила с кем-то по
телефону. Связь прорвало, что ли? Что-то кому-то объясняла. Плакала даже. Потом утром села на евпаторийский
автобус. Вот, записку оставила. — Она протянула Данке вчетверо сложенный листок из записной книжки. Там были
каракули, написанные детским Леркиным почерком: «Весь вечер слала тебе СМСки. Связи с тобой не было.
Дозвонился Колюня. Я брехала про поломанный автомобиль и отсутствие связи. И что с этим Гошей ты. Грозил и
ругался. Короче, полный писец. Я отбываю. И ты поторопись. Морская, не будь дурой! Чайка».
Эту ночь они спали в пансионе вместе.. Гоша и Данка. На широкой кровати номера «люкс».
Но ее преследовал один странный сон. Будто покойная бабушка протягивает ей пустую, как для анализа,
баночку: «Детка, принеси нам джема абрикосового. Мы так его любим, Даночка. И я, и твоя мама, и Колюня». Где-то
сзади нее виднелась мама и Колюня. Мама улыбалась пьяно и бессмысленно. А Колюня размахивал руками: «А ну,
блин, пошла взяла у этого Гоши для нас джема!. И вообще все забрала, все! Поняла? Да?» И будто выходила она
через кухонную дверь старой квартиры, в языке света, прямо в темный коридор. Прямо в ту подводную пещеру. А
бабушка говорила вослед тихо: «Можешь не возвращаться к нам, деточка».
И вот она, маленькая девочка, стояла в легком платьице и с этой баночкой в руках, и тихо и жалобно звала в
темноту подводной пещеры: «Гоша, где же ты?» Но там никого не было. Только плескалось что-то страшное и
большое в воде посередине этого грота. А за спиной слышались слова Колюни: «Нет его, нет. Склевали акулы
твоего Гошу. А ты возвращайся. Должок за тобой!» И за ним опять пьяно хихикала мать. И она в страхе кричала:
«Гоша, дай им джема, ну пожалуйста! Хоть немного!» А эхо гуляло под сводами этого грота и повторяло разными
словами, и плакало и смеялось: «Гоша-ша, джема-ма, Гоша-ша, джема-ма…»
Но Гоши нигде не было. А сзади слышался надтреснутый клоунский смех Колюни. И еще чьи-то жуткие
подхихикавания: «Пропал твой Трепка. Нет его, пирата». Потом свет потух, и в темноте засветились серо-зеленым
светом пронзительные точки. Много точек. Как будто стая гиен ждала от нее чего-то и буровила из темноты
жадными голодными глазами.
Она проснулась в страхе от неясного предчувствия. И прижалась к Гоше по-детски, засопела ему в грудь. Но
уже не смогла толком заснуть.
***
Неожиданно где-то зазвонил ее забытый мобильный. Звонил не переставая. Сначала один раз, потом еще и
еще. И его пронзительный вызов эхом звучал по всему орущему тишиной пансионату. Вгрызался в голову. И что ее
дернуло поставить симфонию Бетховена на звонок? Та-та-та-та, — трагически предупреждал телефон. И не
спрятаться от него, не скрыться. Она оставила его где-то в пансионе в своей сумочке. И нужно теперь было искать
его. Бродить по темным коридорам на звук в потемках. Связь чертова, прорвало ее, что ли?
Это звонил Колюня. Гнал на нее. Требовал, чтобы утром она ехала назад и выполняла свои функции.
Гоша выхватил у нее трубку:
— Слышь, брат. Она уже дома и никуда не поедет! — Он говорил яростно и хрипло, под немного испуганным и
все же довольным взглядом Данки.
А тот плел ему в ответ:
— Привет, старый пират. Что, я тебя с тела снял? Извини, если что. Вспомнил меня? У нас, знаешь,
оказывается есть чего вспомнить. Вместе, конечно.
— Слушай, ты ничего не путаешь? Вместе у нас с тобой ничего не могло быть. Может, потерялся ты по жизни, и
других тупишь? И если у тебя ко мне какая предъява — вперед. Данки она не касается. И не сопливь трубу. Она
останется со мной, здесь, на Тархане.