Даже если ты уйдешь

– Ай, мам!

– Вы поели?
– спросила по пути в комнату.

– Поели, посуду помыли. Тебе разогреть?
– крикнул из кухни сын.

– Нет, сынок, я просто чай попью с вами. Я принесла эклеры.

– Оу, вкусняшки от апашки - Ситора побежала на кухню распаковывать коробку с десертом.

Эсми переоделась в домашний костюм, собрала волосы в хвост, помыла руки, а когда вошла в комнату, увидела, что стол накрыт и дети уже ждут ее.

– А что еще сказала наша Ниточка?
– допытывалась Ситора.

– Сказала, что отправит Руфика на олимпиаду по алгебре, - прижавшись ладонями к горячей кружке, улыбнулась мама.

– Ты, наверное, в дядю сынок. Он тоже задачи щелкал, как орешки. А вот я всегда плохо соображала.

– Значит, я в тебя, ма? Я - гуманитарий.

– Ты во всем в меня, - Эсми обняла дочь за плечи, притянула к себе и поцеловала.
– Но характером пошла в Сонечку. О, как раз вспомнила. На выходных “назир” (поминки), я поеду за день, чтобы помочь, а вы в субботу утром со мной.

– Да не вопрос, ма, - подмигнул сын и сделал маленький глоток чая.

– Ма, эклеры ваши - просто пушка!
– уплетая за обе щеки, похвалила Ситора.

– Мне тоже нравятся. И они хорошо расходятся. Кстати, Руфик. Если хочешь, я привезу такие же для твоей одноклассницы.

– Ну мааам, - сын поставил на стол чашку и выпучил глаза.

–Всё-всё не буду, - посмеялась она. О знакомстве с отцом Лейли им знать не нужно. Дети по сложившейся традиции начали рассказывать о том, как прошел их день и обмолвились, что звонил их папа и предложил съездить к бабушке. Но дети честно ответили ему, что пока не готовы. Эсми их понимала. Нет, она не настраивала их против родни отца. Просто их в жизни двойняшек не было.

Ночью Эсми ворочалась, считала овец, слушала приятное сопение дочки. Рой мыслей и воспоминаний о враче и тех странных, внезапных ощущений, которые она испытала рядом с ним, закружились в ее голове. И Эсми ругала себя за то, что вообще посмотрела на несвободного. Это все Викуля виновата: талдычит ей про какие-то отношения, про то, что женщина должна оставаться женщиной, и вообще десять лет без мужика - это уже монашка.

“Какие к черту мужчины?
– пронеслось в голове.
– Я сама как мужик. Гвоздь забью, шкаф соберу. Да я даже кран в ванной однажды сама починила, пока ждала сантехника. Правда, папа по видеосвязи говорил, что делать”.

Вот это “Я все могу сама” и “Мне никто не нужен” было ее девизом все последние годы. Заточилась, научилась, надеялась только на себя, и детей этому учила. Руфату говорила, чтобы брал пример с деда и дяди, был настоящим мужиком, отвечал за свои слова и поступки, уважал и не обижал девочек. Ситору наставляла, что девушка должна быть самостоятельной и самодостаточной, ни от кого в этой жизни не зависеть. Любовь любовью, а человека нужно узнать. И, конечно, надо уверенно стоять на ногах, иметь профессию, ремесло, любимое дело, подушку безопасности. Потому что никогда не знаешь, что может случиться. Сегодня - любовью, завтра - развод или смерть. Наученная горьким опытом Эсмигюль как никто другой это знала.

С горем пополам уснула, но утром проснулась какая-то разбитая и даже не помнила, снилось ли хоть что-то. Закинув двойняшек в школу, она сразу же поехала в магазин, но первым делом пошла не туда, а на прием к Мамедову. Пришла, как он и рекомендовал, на голодный желудок. Помнила ведь, как ее вчера вывернуло - стыдно до сих пор. Девушка на ресепшене попросила Эсми подождать, пока доктор освободиться. Из его кабинета доносился детский плач и администратор вздохнула и прокомментировала:

– С детьми всегда сложно.

– А он и детей лечит?
– удивилась Эсми.

– Да, с четырех лет.

– Ясно. Я тогда там посижу, - она указала на диванчики у окна, и девушка кивнула.

Эсми осмотрелась и отметила, что дизайн клиники хороший: все стильно, со вкусом, нет ощущения, что ты в типичной больничке. Выбор места ей тоже был понятен: в “Маленьком Нью-Йорке” живут состоятельные люди, и надо соответствовать.

Через пять минут из кабинета Мамедова вышла женщина с маленьким сыном на руках. Он хныкал и обнимал маму за шею.

– Можете зайти, - сказала администратор Эсми.

Она вновь дала себе установку вести себя непринужденно и спокойно. Дай Аллах, чтобы хватило еще двух-трех процедур и она с ним распрощается.

– Здравствуйте!
– поздоровалась она, войдя в кабинет.

– О, Эсми!
– Муслим встал из-за стола.
– Проходите, садитесь сразу в кресло. Как вы себя чувствуете?

– Намного лучше, спасибо, - ответила она ровно.

– Вы вчера быстро уехали, - заметил он и принялся надевать перчатки.

– Устала. Да и дети одни дома, - Эсми положила руки на колени и пожалела, что надела сегодня трикотажное платье с высоким воротником.

Муслим придвинулся к ней на всё том же крутящемся стуле и включил фонарик на рефлекторе.

– Моя дочка тоже меня ждет с работы, а я только к восьми приезжаю, - он набросил на нее одноразовую накидку и вложил ей в руки стальную лодочку.

– Да, я слышала, вы вчера говорили, что жена в командировке.

– Я не женат, - ответил он спокойно.

Эсми хотела сквозь землю провалиться, и сердце как назло забилось учащенно, когда он взглянул на нее. Ей показалось, что он улыбнулся через свою голубую маску…или же это улыбнулись его глаза.

– А, – только и смогла выговорить Эсми.

– Я в разводе. Пока мама Лейли в отъезде, дочка живет со мной, - объяснил он взяв в руки медицинский шпатель.

– Я тоже разведена, - ляпнула она и тут же пожалела.

– Хм…Давно?

“С какой целью он интересуется?” - подумала Эсмигюль, но вслух сказала совсем другое:

– Десять лет.

– Понятно. Открывайте рот, - велел он, когда пациентка подчинилась, доктор нажал на язык прибором и внимательно все осмотрел.
– Лучше, чем вчера. Полоскали?

– Полоскала.

– Отлично.

– Ели что-нибудь до процедуры?

– Нет, - помотала головой Эсмигюль.

– Тогда начнем.

Муслим включил аппарат, достал свой “шланг”, как его вчера окрестила Эсми. На этот раз она ничего не комментировала, а смиренно ждала окончания не самой приятной процедуры. Но когда все стихло, а вошедшая медсестра забрала у нее лоток, пациентка вздохнула с облегчением. Да и горло уже не так болело благодаря доктору.

– Не вставайте. Я обработаю вам горло.