Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Я таращился на него, слишком злой и ошеломленный. – Значит, она стоит не больше, чем гребаный сэндвич для вашего ублюдка? Это вы мне пытаетесь сказать? Конечно, кому какая разница, что он насилует юную девочку, она же, черт возьми, никто, ей просто не повезло, и она не родилась в могущественной семье. Кому, блядь, какое дело до того, что она чувствует, какая разница, что он с ней жесток, – не веря своим ушам, сказал я. Он застонал, тряхнув головой.

– Успокойся, прежде чем ты расстроишь отца, – жестко сказал он, голос был низким. Я сузил глаза, интересуясь, какого черта он переживает об отце, а он отрицательно покачал головой. – Я не говорю, что она стоит не больше, чем сэндвич, Эдвард. Эта девочка наверху значит для твоего отца больше, чем ты понимаешь. Но в мире бизнеса это ничто, в организации все вещи белые и черные, ты это знаешь. То, что для него она не очередной раб, в глазах бизнеса значения не имеет. Ты должен научиться видеть разницу между личным и работой, должен научиться следовать кодексу, чтобы влиться в нашу жизнь, – сказал он, моя голова просто разрывалась от этих намеков. – И перестань так об этом переживать, – добавил он, нанося удар прямо мне в сердце. Я отступил назад, сбитый с толку. – В тот момент, когда ты начал выражаться вчера за столом, я понял, что у тебя к ней что-то есть, – продолжал он, снова нанося удар. – И ты вляпаешься в серьезные проблемы, если не прекратишь все это, – сказал он. Я ухватился за его руку, все это дерьмо ранило меня.

– Прекратите задевать меня за живое, – оборвал я. – И что за хрень вы имеете в виду, говоря, что для моего отца она значит больше, чем я понимаю? – он улыбнулся и покачал головой, не собираясь мне объяснять. Я устал от этих чертовых секретов.

– Ты знаешь, что я отношусь к тебе как к сыну, Эдвард, я всегда обращался с тобой, будто ты мне родной. И всегда желал для тебя только лучшего. Я не говорю тебе всего, чтобы не вовлекать в это девочку, – сказал он, снова задевая меня. – И даже если бы я сказал, это уже не имело бы значения, слишком поздно. Сейчас я только хочу, чтобы ты не позволял чувствам управлять собой. Нужно быть рассудительным. Нельзя, чтобы, когда ты с ней, сердце диктовало тебе, что делать; и прежде, чем ты оступишься в присутствии других, возьми ситуацию под контроль, – сказал он, проводя указательным пальцем мне по лбу. – Ты понимаешь, о чем я? Найди равновесие, дорогой мой мальчик. Не думаю, что твой отец уже все понял, и даже если так, то он слишком занят бизнесом и своими собственными проблемами, чтобы уделить этому время. Ты буквально написал у себя на лбу, почему ты так себя ведешь, сынок.

Я застонал и зарылся лицом в руки. Черт возьми, он удивительно быстро все понял. Все так быстро превращалось в полное дерьмо. – Черт, – пробормотал я, покачивая головой и пробегаясь пальцами по волосам.

Аро непринужденно улыбнулся. – Не переживай из-за этого, – сказал он, подходя ближе и похлопывая меня по плечу. – Я понимаю, что она милая девушка, и ты влюблен. Такое случается, но ты знаешь, многие неодобрительно смотрят на такие вещи, особенно учитывая, кто она. Сам я не вижу в этом ничего такого, и тебе еще придется постараться, чтобы найти такую преданную девушку, как она. Это деликатная ситуация, и не стоит выставлять ее напоказ, особенно перед твоим отцом. От этого только прибавится проблем и осложнений, а ему они сейчас ни к чему. Но есть вещи, которые ты, Эдвард, не знаешь, вещи, которые я бы хотел тебе рассказать, но не могу. Верь мне, не стоит сейчас забывать о холодном рассудке. Ты только выиграешь от этого, и если научишься балансировать между сердцем и умом, будешь вести себя правильно в соответствующих ситуациях. Если хочешь, отдай этой девочке свое сердце, но веди себя рассудительно, особенно рядом с отцом и его окружением. Ты понял, к чему я веду?

Я нерешительно кивнул. – Да, я все понял. Я действительно, черт возьми, не понимал, насколько я выставлял все напоказ.

Он улыбнулся, пожимая плечами. – Это одно из свойств, присущих первой любви – она изматывает. Просто расслабься и держи себя в руках, что бы ты ни делал, будь терпеливым. Ситуация сложная, будь осторожен. Если ты все продумаешь и верно разыграешь карты, не вижу препятствий для ваших отношений в будущем, если захочешь этого. Но сейчас не время для открытой любви, которую можно показать всему миру, а тем более не перед лицом твоего отца. Никогда не забывай: Quella destinata per te, nessuno la prendera.

Я кивнул, слегка усмехнувшись. Я испытал странное облегчение оттого, что он все знал и, казалось, хотя бы частично принимал. – Я постараюсь. Это, черт возьми, невероятно сложно, просто тихо сидеть и ничего не предпринимать.

Он кивнул. – Для тебя вряд ли станет новостью, что у твоего отца иногда бывают проблемы? Он всегда такой хладнокровный, но если в дело оказываются замешанные его личные чувства, он иногда не сдерживается. Я много лет потратил, пытаясь разъяснить ему границы, но на эмоциях он все равно иногда их пересекает. Именно это и делает его столь непредсказуемым и опасным, и именно поэтому он до сих пор босс. Ты во многом похож на него, тоже не всегда думаешь, прежде чем что-либо сделать.

На кухне завязалась потасовка, я слышал крики отца. Аро застонал: – Вот об этом я и говорил, очередная подобная ситуация. Иди наверх и проверь свою девушку, думаю, сейчас ей довольно страшно быть одной. Не переживай, уверен, твой отец поймет, особенно учитывая отношение вашей семьи к сексуальным преступлениям.

Он направился на кухню, а я побежал по лестнице, быстро перебирая ногами. Залетев на второй этаж, я стал перескакивать через ступеньки, отчаянно желая увидеть ее. Ощущение того, что я был полным кретином, только нарастало, я так долго проторчал там внизу, а ведь был нужен ей. Я подбежал к комнате и попытался открыть дверь, но было заперто. Я даже не стал стучать, зная, что она не встанет, чтобы отпереть. Поэтому я быстро вынул из кармана ключ и, открыв замок, распахнул дверь. Наши взгляды встретились, и я замер, просто глядя на нее, будто пребывал в трансе. Она выглядела такой испуганной, раскачивалась взад вперед и тихонько плакала. Громко шмыгнув носом, она попыталась выровнять дыхание, и это вывело меня из ступора. Я полетел к ней, обнял, отчаянно желая дать ей чувство безопасности. Я хотел, чтобы она знала, что больше никто ее не обидит, что с ней все хорошо. Как же я ненавидел то, что ее так напугали в ее собственном доме – в нашем гребаном доме.

Я баюкал ее в своих объятиях и легонько покачивал, желание утешить ее было таким естественным. Я бормотал ей «тихо, не плачь», пока она рыдала, а потом начал шептать, как же я сожалею о случившемся. Физически вреда ей не причинили, потому что он не смог добраться до нее, но, черт возьми, ее надломили изнутри, и я хотел исцелить ее. Я говорил все, что только приходило в голову, пытаясь найти правильные слова, которые утешили бы ее. Она так боялась изнасилования, и вот ей пришлось столкнуться лицом к лицу со своим страхом. Она была чертовски сильной, и пусть она сейчас себя такой не ощущала, но так и было. Я извинялся, что не был рядом с ней, не помог ей, хотя обещал. Я клялся, что это дерьмо больше не повторится и что я жестоко обманул ее, и не был там, когда она больше всего нуждалась во мне. Спасибо, Господи, моему брату и его девушке за вмешательство, ведь я оказался бесполезен, когда был так ей необходим. Я не оправдал ее ожиданий, точно так же, как и не оправдал ожиданий своей матери. Проклятье, я не помог ей, когда она нуждалась в этом, был бесполезен, и вот теперь то же самое произошло и с Беллой, моей Беллой. От меня не было никакой гребаной пользы, когда я нужен.

Она всхлипывала, уткнувшись мне в шею, и крепко, почти до боли вцепившись в меня. Но я не обращал внимание на это дерьмо. Она могла бы избить меня, наставить синяков, обескровить меня, и я бы не оказал ни малейшего сопротивления, я бы сидел и терпел, если бы это облегчило ее муки. Я бы вынес ради нее и боль, и страдания, только бы она не терзалась в одиночестве. Черт возьми, она не должна сейчас это переживать.

Я сжал ее еще крепче, надеясь, что она ощутит себя в безопасности рядом со мной, надеясь, что это не оттолкнет ее от меня. Я объяснил ей, как почуял неладное после того сообщения, когда позвонил Эммету. Я так надеялся, что она все поймет, поймет, что я хотел бы быть с ней, помочь ей, хоть и не смог сделать это лично.

Дверь отворилась, и заглянул отец. Мы встретились глазами, он с минуту наблюдал за нами с Изабеллой. Мне было все равно, что он заподозрит что-то, я не мог сейчас ничего изменить. Я просто сидел там и покачивал ее, понемногу успокаивая.

– Она в порядке? – наконец спросил он. В его голосе явно ощущалось участие, он действительно хотел знать, и пришел сюда не для виду. Изабелла дернулась от звука его голоса и оглянулась. Он слегка улыбнулся ей, по моему, он пытался быть по-своему сострадательным. Отец не был хорош во всяком сентиментальном дерьме, у него не получалось делать все это правильно или доставлять радость людям, или подбадривать их. Но он, черт побери, пытался и уже за это заслуживал одобрения, да хотя бы за то, что он поднялся сюда. Изабелла быстро от него отвернулась, снова уткнувшись мне в шею. Улыбка отца исчезла, он пристально смотрел на нее с загадочным выражением на лице. Это была не только грусть или сожаление. А что-то еще. Но я не мог понять. Они скрывали что-то, касающееся Изабеллы – это было ясно, как день. Если слова Аро там внизу о том, что Изабелла значит для отца больше, чем я в силах понять, заронили во мне подозрения, то отец сейчас подтвердил их.

– Будет в порядке, – ответил я правду. И говорил я сейчас не только о случившемся. Я говорил в общем. С моей девочкой все будет в порядке, я об этом позабочусь. – Он ушел? – нерешительно спросил я, надеясь, что этот ублюдок уже не находился внизу.

– Да, сейчас Аро везет его в аэропорт, и посадит на самолет до Чикаго. Эммет хорошо его отделал, даже Розали дала пару пинков. Я слышал, что удар под глазом, который потребовал нескольких швов, дело рук Изабеллы, – cказал он. Я слегка кивнул, но продолжал молчать, пока сидел и укачивал ее. Меня наполняла гордость, в груди возрастало удовлетворение от того, что она смогла постоять за себя, отплатить ему. Но я быстро убрал подальше эти чувства, сейчас не время для чего-то хорошего. Ее обидели, и нужно заверить ее, что она не одна, что я тут, с ней.

– Я бы его убил, – сказал я. Если бы тогда я оказался здесь, его жизнь закончилась бы. Аро это бы не обрадовало, особенно с его взглядами на впутывание личного в бизнес, о чем он говорил мне внизу во время нашего разговора, но я бы не смог остановиться. Я поднял взгляд на отца, но его внимание было приковано к Изабелле, он пристально ее разглядывал. Она закрыла глаза и все еще плакала, но, слава Богу, немного успокоилась с тех пор, как я зашел. Он был так сосредоточен на ней, что мне стало даже любопытно, слышал ли он меня, а затем он ответил: