Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Да, Изабелла, ты можешь быть свободна, – тихо ответил он. Она робко поблагодарила его и поспешила прочь из гребаной комнаты, побежав по чертовой лестнице. Я стоял и смотрел на то место, где до этого стояла она, ошарашенный тем, что только что произошло. Некоторое время все продолжали сохранять молчание, и я обвел их всех взглядом. Джаспер и Эммет смотрели на меня вопросительно, но я просто пожал плечами, потому что нахрен понятия не имел, что, черт возьми, случилось. Эсме подошла к отцу и легонько потрепала его по спине. – Я должен был догадаться, – пробормотал он. А она грустно улыбнулась.

– Ты не мог знать. Мне даже в голову не пришло, что так будет, – мягко ответила Эсме. Я смотрел на них с подозрением, желая, черт возьми, знать, о чем это они говорили.

– Не мог знать чего? – спросил я, глядя на них из-под сведенных бровей. Они оба смотрели на меня с замешательством. – И вам не приходило в голову, что будет что? Что она, нахрен, сбежит?

В тот же миг выражение недоумения на лице Эсме исчезло, и она понимающе улыбнулась. Невысокая волна паники накрыла меня, так как Эсме, похоже, черт возьми, читала по мне, как по открытой книге, а я даже и не подумал об этом заранее. Я напустил на лицо маску безразличия, но она лишь едва заметно покачала головой, ухмыляясь.

– Сейчас это не так важно, мы разберемся с ней позже, – сказал отец. – Просто дайте ей немного времени. Эдвард, почему бы тебе не сгонять и не привезти ужин?

Он повернулся и пошел прочь, что, как мне было известно, означало, что эта хрень обсуждению не подлежит. Я застонал и побежал наверх, схватил пальто, ключи от машины и бумажник. Изабелла была в своей комнате, за закрытой дверью. На мгновение я задержался в коридоре, чтобы послушать, и гадая, что она делает, но не услышал никакого шума. Я раздумывал, не постучать ли мне, не узнать, как она, но Эсме была голодна, и я знал, что они поинтересуются, что меня так задержало. Так что я просто ушел, надеясь, что она справилась с этим и уже разобралась с тем, что бы, черт возьми, ни заставило ее уйти в себя и вернуться к своему прошлому состоянию, и решив, что я поговорю с ней как-нибудь позже. Я вышел, залез в свой Вольво и покатил в город к месту, где продают пиццу. Я быстро схватил еду и поехал домой. Когда я вернулся, атмосфера в доме была уже менее напряженной, и некоторое время мы сидели, разговаривали и ели. Эсме делилась с нами историями из Чикаго и спрашивала нас о жизни здесь, в Вашингтоне, иногда хохмы ради подкидывая нам какие-нибудь байки о моем отце. Она любила рассказывать о том, как рос наш отец, постоянно, черт побери, пытаясь смутить его. Впрочем, он всегда лишь смеялся, потому что когда его сестра была рядом с ним, казалось, что к нам снова возвращался тот отец, каким мы привыкли видеть его, когда были маленькими.

Спустя еще некоторое время, Эсме начала зевать. – Так, я не знаю, как вы ребята, но этой даме нужен отдых, – сказала она. Я улыбнулся.

– Ты можешь спать в моей комнате, – предложил я. Эсме посмотрела на меня с выражением легкого шока и удивления, явно не ожидая от меня чертовой благотворительности. – И не беспокойся, у меня нет беспорядка, и простыни чистые, так что тебя не ждут никакие сюрпризы, – сказал я, игриво подмигивая. Да, она все знала о тех гребаных девушках, с которыми я обычно связывался.

Она рассмеялась и покачала головой. – Изабелла, должно быть, очень хороша, если ей удалось навести порядок в месте, где гуляет торнадо, – шутливо сказала она. Я пожал плечами.

– Она может быть чертовски настойчивой. Она не любит грязь, – сказал я. Эммет фыркнул и боролся со смехом, очевидно, найдя что-то охеренно смешное в том, что я сказал. Я посмотрел на него, и он попытался сдержать себя, придав лицу обычное выражение. У него было дьявольски извращенное воображение.

– Хорошо, – сказала Эсме. – Спасибо. Ты точно уверен? Потому что я могу спать и на диване.

– Я уверен, – сказал я. Проклятье, она знала, что мы никогда не позволим ей спать на диване. Обычно она занимала гостевую спальню и прислуга должны была подготовить одну из них, но я, блядь, ни коим образом не мог так поступить с Изабеллой. Я знал, что сегодня в любом случае не смог бы нормально выспаться, и хочется надеяться, что смогу ненадолго проскользнуть в комнату Изабеллы. Если, конечно, она, нахрен не заблокирует дверь. – Только ничего, черт возьми, не трогай, – добавил я быстро. Она рассмеялась.

– О да, а вот этого Эдварда я знаю, – сказала она. Мой папа засмеялся.

– Привередливый маленький засранец, – сказал он, шутя. Я закатил глаза.

– Что бы ни было, мне просто нравится мое дерьмо, и я не люблю, когда кто-то возится с ним, – сказал я. Эсме внимательно смотрела на меня пару секунд, затем улыбнулась, но кивнула.

– Ну, спокойной ночи, мальчики, – сказала она. Она погладила Эмметта и Джасперa по спине, потянулась ко мне и взъерошила рукой мои волосы. Я застонал и отстранился, что лишь заставило ее захохотать. Она наклонилась к отцу и поцеловала его в щеку, прежде чем направиться к лестнице.

Папа извинился, и, поколебавшись, поблагодарил меня за то, что я предоставил свою постель. Я кивнул, и он сказал мне спать там, где захочу, так как я ни черта не сказал о своих планах на этот счет. Еще на несколько часов я завис со своими братьями, мы смотрели фильмы, прежде чем они, в конечном счете, отправились в постель. Я схватил ноутбук и новый черный IPod из моей сумки с учебниками, что валялся возле дивана, включая их. IPod был моим рождественским подарком для Изабеллы, и у меня до сих пор не было возможности загрузить в него все необходимое, потому что я как обычно откладывал все на последний момент, отчасти потому, что вплоть до сегодняшнего дня не знал, какую нахрен музыку она любила. Я пролистал ITunes и загрузил в него кучу песен, которые как выяснил, ей нравились, затем схватил телефон и отправил Элис нескольких текстовых сообщений, спрашивая у нее, какую фигню любят слушать девочки. В результате она отправила мне несколько вариантов, за которые я ее поблагодарил. Да, я поблагодарил ее – иногда во мне просыпались эти гребаные хорошие манеры, ведь я разбудил ее и вытащил из кровати, чтобы заставить помочь мне.

После того как все сделал, я засунул его обратно в сумку, зная, что должен буду оформить его в подарочную упаковку в первой половине дня. Я отложил ноутбук и встал, направляясь вверх по лестнице. Я ступал очень мягко, не желая быть услышанным, и тихо открыл дверь в спальню Изабеллы. Я проскользнул внутрь, сразу отметив, что она спала, и что чертов свет снова был включен. Я подошел и забрался на кровать рядом с ней, притянув ее к себе. Она что-то пробормотала во сне и прижалась к моей груди. Я кратко поцеловал ее в макушку и быстро отключился, чтобы урвать хоть несколько часов сна.

Я проснулся около 5 часов утра и вылез из постели. Она еще спала, и я рискнул предположить, что она, вероятно, вообще ни разу не проснулась, так что, скорее всего, и понятия не имела о том, что я, черт возьми, приходил сюда. Я легко поцеловал ее в лоб и выскользнул из комнаты, возвращаясь вниз. В доме было подозрительно тихо, и все еще темно. Я пошел на кухню и взял себе попить, вошел обратно в гостиную и сел на табурет возле фортепиано. Я пробежался пальцами по клавишам, вспоминая о всех тех Рождественских днях, когда я сидел перед своим пианино и играл для моей матери. Через мгновение я начал наигрывать Похоронный марш, как я обычно и делал, когда садился за фортепиано. Я играл в течение нескольких минут, когда услышал позади себя шум шагов. Я оборвал мелодию посередине и быстро обернулся, мой темперамент уже готов был взорваться. Я замер, когда увидел Изабеллу, которая стояла на нижней ступеньке, и в шоке уставилась на меня. Я смотрел на нее с минуту, немного удивленный тем, что увидел ее, но чуть погодя погладил скамейку рядом с собой. Она удивилась, но спустилась в гостиную и подошла ко мне. Она осторожно села рядом со мной, глядя вверх и улыбаясь.

– Ты красиво играешь, – тихо сказала она. Я слабо улыбнулся.

– Спасибо, – сказал я. Она кивнула и посмотрела на клавиши. Я сделал глубокий вдох, зная, что ей было интересно, почему я остановился, и положил пальцы обратно на клавиши. И снова начал играть Похоронный марш, мне необходимо было его закончить, потому что я ненавидел прерываться посередине песни, а она молча слушала, ее взгляд сосредоточился на моих пальцах.

– Это единственная песня, которую ты знаешь? – cпросила она в конце концов. Я помотал головой, закругляясь на последних аккордах.