Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Обучение вождению было одним из самых потрясающих опытов моей жизни. Я не думаю, что Эдвард действительно понимает, насколько удивительным было это для меня. Впервые в жизни кто-то доверил мне полный контроль. Это было не так уж значительно, так как все, что они практически сделали, было вождение машины под их руководством, но, тем не менее, они дали мне маленький кусочек власти. Я отвечала за что-то, что не являлось пылесосом или стиральной машиной, отвечала за кое-что более мощное и дорогое, то есть они дали мне чуточку контроля над тем, в чем совершенно нет для меня необходимости. И впервые в моей жизни кто-то находился в моей власти, даже если это был просто Эдвард, но я не думаю, что он понял тот факт, что его жизнь находилась в моих руках. Я могла нанести ему серьезные травмы, хотя я никогда не сделаю это, но он и вправду показал, что доверяет мне. Он все время твердит мне, что доверяет, и я никогда не сомневалась относительно него, но он показал мне это сегодня, и это действительно значит для меня больше, чем он способен понять.

Изначально урок по вождению начался ужасно, так Эдварду от природы свойственна нетерпеливость, а я совершенно не понимала, что я делаю. Я ничего не знаю об автомобилях и мне немного стыдно признаться, но я едва обращала внимание на Эдварда, когда он водил, или даже на доктора Каллена в этом деле, так что я действительно не знаю эту технику. Я знаю, что его раздражала сложившаяся ситуация, и он дал мне расплывчатые инструкции, которые в итоге еще больше усугубили раздраженность нас обоих. И я сделала много ошибок, непреднамеренно, просто пытаясь следовать тому, что он мне говорил, и пару раз чуть было не разбила машину. Раз я действительно задела почтовый ящик и сбила бы его окончательно, если бы не быстрая реакция Эдварда. Это могло быть катастрофой и все еще может стать, так как остался след от удара на боковом зеркале со стороны доктора Каллена. Я не была уверенна, что сделает доктор Каллен, если будет достаточно сердит, чтобы захотеть наказать меня. Это было его указанием, так как он один заявил, что я должна научиться водить в любом случае, поэтому Эдвард утверждает, что это не такое уж большое дело. Но сама я не была достаточно уверена в том, что доктор Каллен всегда очень логичный человек. Он наказал меня за то, что не являлось моей виной в октябре, он сам подстроил ситуацию, поэтому я признаю, что след на его машине потенциально может гарантировать другое наказание. Возможно, он рассмотрит это как неуважение к его собственности или, возможно, он даже не попытается оправдывать свои рассуждения. Он, в конце концов, не должен.

После изначальной ухабистости урока вождения, после того, как Эдвард набросился на меня пару раз, так как я, видимо, «практически, нахрен, убила его или вызвала сердечный приступ, или все сразу», как он выразился позже, дела пошли немного более-менее гладко. Я думаю, что это связано с тем, что я начала плакать: слишком большое количество давления и страха сломало меня. Я могу сказать, что он почувствовал себя плохо, и он все время извинялся, но я заверила его, что все хорошо. Я знаю, какой он, как он теряет самообладание, и как ему не хватает терпения – мне это не нравится, но я справляюсь с этим. Он справлялся с моей некомпетентностью в некоторых вещах, которые он считал здравыми, а я справлялась с его неспособностью сдерживать себя все время. И, к счастью, после того, как мы оба успокоились на стоянке у продуктового магазина, и он смог рационально объяснить мне некоторые вещи, у нас не было больше каких-либо серьезных неудач. Он принудил меня объехать вокруг города несколько раз, заставляя меня нервничать сначала, но потом я расслабилась, чувствуя себя более уверенной за рулем.

Но любое счастье или гордость, которые я чувствовала после таких достижений, которые должны были быть для меня большими, к сожалению, были омрачены событиями предыдущих дней. Потому что слова доктора Каллена, сказанные в его кабинете, внедрились в мои мысли, эхом отдаваясь в моем разуме, как бесконечно повторяемая песня.

…Мой сын будет весьма убедительным… проявит нетерпение…

…ты захочешь слепо следовать за ним…

…втягивая себя глубоко… действует только когда причиняет кому-то боль…

…не могу позволить ему пасть жертвой всего этого…

…мне необходима твоя помощь…

…я достану тебя из-под земли и убью тебя… я не могу позволить, чтобы моему сыну причинили боль…

…секреты, которые могут убить его… вещи, о которых я даже не знал…

…смертельные последствия, когда близкие люди шпионят за тобой…

…все тайны вращаются вокруг тебя…

…не осознавая всю серьезность бросаться его жизнью …

…ожидают, как я только передам своего сына им…

…ты бережешь его, тогда как я его потерял …

…пытаешься уберечь его от того, чего он сам не понимает, от чего его нужно оберегать…

…путь спасения для нас всех, где никто не должен быть принесенным в жертву…

Вновь и вновь это повторяется в моей голове, мой разум пытается вникнуть в суть этого, вплоть до того пункта, который до сих пор не был замечен. Я вообще не сомневалась в словах доктора Каллена, я могу сказать, что его тон был обоснован и серьезен, когда он говорил все это, и жизнь его сына не была той вещью, которую он использует, чтобы манипулировать мной. Доктор Каллен, естественно, любит своих троих сыновей, и беспокойство в его словах было очевидным … есть проблема, я просто не могу понять ее. Я думаю, что это неудивительно, учитывая, что доктор Каллен прямо сказал, что и не ожидает, что я пойму его, пока он не уточнит, но он ожидал, что я тут же ему подчинюсь. И это было трудно, потому что я до сих пор не была полностью уверена в том, что должна делать, чтобы помочь ему, каким образом заставить Эдварда отступить, не выдавая разговор между мной и доктором Калленом. Я даже не совсем уверена, что именно из этого разговора я должна держать в секрете, если я могу рассказать ему хоть что-то. Я знаю, что Эдвард знает меня достаточно хорошо и с легкостью способен читать мое настроение, поэтому хранить от него секреты вовсе не легкое дело. Я усовершенствовалась в искусстве неуловимости, уклонения и скрытности, пока росла в доме Свонов, так как эти характеристики способствовали таким как я в избегании бед и в выживании. Но с Эдвардом все было по-другому: впервые в жизни кто-то действительно знал меня – знал всю меня. И вот теперь мне опять придется скрыть часть себя, для его же безопасности, и это очень сильно меня беспокоит.

И самой худшей частью было то, что я даже не знаю, зачем я делаю это. Что в этом было такого опасного, чтобы это потенциально могло ранить Эдварда? И кто причинит ему боль?

Настолько, насколько мне было страшно слышать это, я не могу винить доктора Каллена в том, что он поставил меня в известность, что скорее убьет меня, чем разрешит причинить боль своему сыну, но если все сводится к этому, то я сама скорее умру, чем позволю причинить боль Эдварду из-за меня. Но проблема заключается в том, что я даже представить себе не могу, что во мне есть такого, что может причинить боль Эдварду, углубляясь, если это не доктор Каллен, который причиняет боль. Я не могла даже внять ему, когда он ранит собственного ребенка, хотя, он и пытается сохранить своего сына в безопасности и не причинить ему вреда. Но факт был в том, что во мне не было совершенно ничего необычного. Я никто, разве что шестнадцатилетняя ребенок-раб, и никогда не буду никем другим, кроме как ребенком-рабом. Возможно, мой отец связан с организованной преступностью, но он отказывается признавать меня. Я ему была важна настолько ничтожно мало, что он легко и с радостью продал меня за наличную сумму, совершенно не заботясь о том, что случится со мной или для чего меня вообще приобрели. Это было очевидным, когда он намекал на то, что взяв меня на аукцион и продав, как сексуального раба, он выручил бы больше денег. И моя мать была никем, кроме как рабом, была ребенком-рабом, как я, и на сегодняшний день она никто более чем невольный goomah, как объяснил мне Эдвард. Я даже технически не существую в мире, поэтому для меня, честно, никто не имеет никакого значения за пределами этого дома. Так, как задавание Эдвардом вопросов или углубление в тему может ранить его? Я никто, поэтому нет никаких оснований быть раненым тому, кто получил данные относительно меня.

Так какой же в этом может быть секрет?

Я думаю, что может это из-за того, что я рабыня, и он чувствует, что я недостаточно хороша для Эдварда из-за этого. И иногда я действительно чувствую себя так, но Эдвард умеет заставить меня почувствовать себя достойной и красивой. Но чем больше слова доктора Каллена вращались в моей голове, тем больше мне казалось, что в этом было что-то большее, чем это. Если бы это было просто из-за того, что я рабыня, у него не было бы никакого стимула разрешать нам продолжать дальше то, что мы делаем. Я была немного ошеломлена, когда он сказал, что разрешает нам продолжать встречаться до того момента, пока мы не щеголяем этим перед ним. Значит, что его проблема не в этом, так как казалось, что у него лично почти нет с этим проблем. Это было больше что-то внешнее, кое-что, что все еще было для меня тайной, кое-что, что может навредить всем нам, если Эдвард начнет пытаться выкопать информацию обо мне.

Но какую информацию он когда-нибудь сможет найти? Не было ничего…

Я была в недоумении. И я еще больше запуталась, как подойти к делу, как умерить его любопытство и заставить остановиться, независимо от того, что он делает, не демонстрируя свои мотивы и не вызывая у него подозрений. Мне необходимо найти золотую середину между честностью и нечестностью… найти способ сказать ему правду и заставить его понять то, что я понять не смогла, да еще ограждая его от той части, с которой я тоже не справилась.

Но как это сделать?

Я не хотела, чтобы он думал, что я теряю надежду, но чем больше слова доктора Каллена проникали в меня, тем больше моя новообретенная надежда начинала пошатываться. Потому что доктор Каллен не мог найти выход для нас всех из этой ситуации, не принося кому-нибудь страдания, и он знал все факты.

Так как я могу ожидать, что мы с Эдвардом поймем это все и будем в порядке?

В машине, когда он упомянул о нас, как о «свободных» вместе, это сильно подействовало на меня. Я почувствовала сильнейшую жажду свободы, которую когда-либо вообще чувствовала в своей жизни, когда он сказал это, и я не была даже уверена, что именно свобода значит для меня. Но я хотела этого, чтобы это не значило, я так отчаянно хотела этого для нас с Эдвардом, и чтобы у нас вместе все было хорошо. Я не была уверенна, что это возможно сейчас, и это сильно поражало меня, и это было очень тяжело принять, после того, как я наконец-то позволила себе искренне надеяться на это. Сейчас я решила не упускать ни единого момента с ним, не имеет значения, каким он невыносимым может быть иногда или как трудно могут восприниматься некоторые вещи, потому что я не могла быть уверенной, как долго это продлиться. Я сделаю все возможное, чтобы помочь умерить ситуацию, поэтому доктор Каллен не примет никаких мер и не будет пытаться сломать нас, но я все так же не знаю, как это сделать.

Как можно остановить кого-то в пересечении невидимой черты, когда ты сам не можешь ее видеть, и даже не имея возможности узнать, где эта линия, как можно заставить их понять и убедить всех замереть на одном месте без каких-либо объяснений, почему они должны оставаться на одном месте? И еще хуже: как можно заставить кого-то настолько непредсказуемого и иррационального как Эдвард сделать это?

Я подскочила и вскрикнула, когда чья-то рука обвилась вокруг моей талии, быстро оборачиваясь к Эдварду, который стоял позади меня. Он обескуражено смотрел на меня, очевидно удивленный такой моей реакцией, но я настолько погрязла в собственных мыслях, что даже не услышала, как он приблизился. Я немного улыбнулась ему, мое сердце начало хаотично биться в груди от одного взгляда на него. Он только что вышел из душа, его волосы потемнели почти до коричневого цвета от влаги и были уже в таком положение, как если бы он прошелся по ним пальцами. На нем не было ничего, кроме пары свободных джинсов, которые немного сползли вниз, заставляя выглядывать черную пару боксеров. Он был бос и с обнаженной грудью – совершенно потрясающий. Я чувствовала его запах: смесь его шампуня, мыла и его естественный солнечный аромат, опьяняющий мои чувства.