Дельфин

Сейчас Лука не шёл по дорожкам, а летел над ними, вынув крылья из чехла, летел, освещая улыбкой нескромные коридоры «Равенны». Приоткрыв заветную дверь, Лука облокотился на вторую часть массивных ворот в зал и едва заметно принялся всматриваться в ожидании чуда, взмахивая падавшими на лоб волосами. Август пристроился рядом и выглядел несвойственно серьезным и собранным для самого себя, он не только понимал важность момента, но и ощущал необъяснимую ауру, обволакивающую этот миг. Весь театр подобрался и слегка выдал своё волнение щёлкнувшим на сцену прожектором. Волшебная тишина ожидания была бережно и мягко прервана негромкими шагами Эмилии по направлению к микрофону, в луч местного светила. Нежно прикоснувшись к микрофону, девушка дождалась начала проигрыша, который прошел по Луке холодом по спине и заставил вновь скрестить сцепленные было в замок руки.

С первыми аккордами уже знакомой ему баллады, волнение влюблённого улетучилось и скромно спрятанные за спиной крылья стали постепенно раскрываться в виде блеска в глазах. В первый раз Лука почувствовал всю мощь момента, доселе не трогавшие настолько глубокие струны в его внутренних арфах, сейчас он едва ли не хотел спрятаться от волны, захлестнувшей его горячей мозаики эмоций, когда воображение рассыпалось на самые различные образы и фантазии лишь только при одном взгляде на эту девушку, на её мир и её песню. В бесконечной череде множества сияний, Лука терялся в ощущениях, перекрывавших его дыхание и биение сердца, останавливая его в одном ритме с голосом Эмилии. На лице писателя был написан восторг, умиление, влюблённость и безмерное желание, чтобы этот момент, превращавший его воображение в миллионы лоскутков, осколков зеркала, в каждом из которых отражалась Эмилия, не заканчивался никогда. Сохранить этот момент навсегда в материализованном виде не вышло бы никак, и всё, что могло спасти его в памяти – это бесконечное повторение этих переживаний в виде разных каждодневных светлячков песен, улыбок, смеха и слёз, его неразрывность в виде круга, начинавшего свой путь каждое утро и исчезавших к вечеру, чтобы новый день был снова встречен очередным чудом с Эмилией. Единственным спасением Луки от превращения в один невиданной глубины комок воспоминаний и нежности, сжимаемый с каждым днём всё больше, было создание новых чудес и дней с этой непохожей ни на кого девушкой.

Эмилия слегка отодвинулась от микрофона, поставив точку с «Freedom» сегодняшним вечером и вопросительно посмотрела в сторону кабинки с тусклым светом с немой просьбой продлить сегодняшний спектакль еще на несколько песен. Когда актриса, прикрыв глаза от ослепительного света и волнения, начала свою новую историю, в проходе в зал гулял только бесконечный сквозняк от приоткрытой двери.

Глава 13. Смутьян на балконе.

– Я уже вижу в этих декорациях руку Эрика.

Далеко за двенадцать ночи на часах, а труппа «Дельфина» всё еще хлопотала над внешним видом театра. Лука, склонившись над аппаратурой, помогал Августу отрегулировать направление света. Прожектора никак не хотели слушаться братьев, несмотря на большой опыт взаимоотношений с техникой у обоих. Николсы по очереди крутились вокруг большого цилиндра центрального прожектора, в то время как внизу, около сцены, Эрик стучал тростью по аллее из самых разных лампочек, сопровождавших артиста при выходе на сцену. До первого номера оставалось немногим меньше двух суток, и приготовления вступали на финишную прямую. Театр готовился фонтанировать первым за долгие годы серьезным шоу, и его обитатели сейчас больше всего хотели положить достойное начало многочисленному марафону будущих успехов, каждый из своих соображений, но единодушно в целях.

Август убрал крупные капли пота со лба.

– Мы бьемся головой об стену. Здесь ничего не работало по-настоящему года три. Последний, кто прикасался к нему до нас, – младший брат ткнул отверткой в барабан прожектора, нагло смотревшего одним глазом циклопа прямо на Луку, – это какой-нибудь смутьян, пинавший его ногой с похмелья.

Лука развернул калеку глазом в зал, и тот издал хруст, сопоставимый со звуком трескающегося зуба:

– Смутьян на балконе с освещением? Какая пьянка его сюда загнала?

– Меня и не на балконы загоняла.

Братья снова склонились над прожектором. Август сидел по-турецки, фиксируя стойку прожектора, Лука же параллельно пытался запустить свет в зал, причем оба Николса не мешали друг другу лишними движениями, а словно дополняли общую картину починки, пускай всего-то прожектора. Из-под мини-балкончика, специально для световых мастеров, раздались звуки трепыхающегося полотна. Перед глазами Октавии, перечитывавшей записи по необходимой для оставшихся декораций утвари, предстал Эрик, откинувший ткань кулис, и выкатившийся на сцену из тьмы под гримеркой прямо в луч прожектора, направленный Лукой. Когда Эрик застыл в таком положении прямо перед краем сцены, Октавия закрыла лицо руками и затряслась в беззвучном приступе смеха. Эрик встал с колен, отряхнул яркие брюки, и, откашлявшись, двинулся в сторону столиков:

– Сцена совершенно точно готова.

Наверху разразился хохотом Август.

Сегодняшнее состояние «Дельфина» можно было назвать удовлетворительным. Нанесённая несколько дней назад краска уже выветрила все свои сторонние ароматы, и осталась лишь приятным глазу неотделимым фрагментом общей картины театра. Красили большое помещение с большим трудом, с учётом того, что в работе были задействованы абсолютно все наёмные работники и творческая труппа, что, в случае с последними, скорее создавало проблемы. Август несколько раз ронял краску, находясь на лесах под самой крышей, а потом несколько часов кряду отмывал, изрыгая в гневе самые причудливые сочетания ругательств из знакомых ему, огромные фигуры на полу, похожие на те, которые предлагают оценить своим пациентам психологи. Под конец, естественно, выяснилось, что некоторого количества краски, ровно на час работы с последней стеной, не хватает. Исправить это было нетрудно, но необходимого цвета не было ни в одном из ближайших магазинов, и братья были вынуждены оказаться на самом отшибе города в маленькой лавке, где нашлась лишь одна банка дефицитного материала.

Тем не менее, работа над тоннелями наверняка осталась как одно из самых необыкновенных событий в жизни каждого из присутствующих в театре. В полутьме, с нахлобученными на голову касками с фонарями, а также с выставленными в центр парой мощных фонарей из гримёрки, направленных в разные стороны, работа напоминала миссию по исследования пещер. Именно в таких условиях, а также ощутимого цейтнота, команда по-настоящему добавила в скорости и качестве работы. Оба прохода, в соответствии с замыслом Луки, окрасили в противоположные цвета. Белый тоннель приводился в потребный вид заметно быстрее черного – это можно было объяснить как наличием Эрика и Августа во втором, которые соглашались красить именно чёрный, и никакой другой, так и объективной причиной – темный был полностью закрытым, в то время как светлый представлял из себя застекленную оранжерею. Лука, под конец дня перебросившийся в чёрный тоннель в помощь местным, чувствовал удовлетворение решением по цветовой гамме.

До сих пор он не понимал, какой был замысел создателей, декорировавших «Дельфин» в момент его создания, и уже даже не планировал когда-нибудь разгадать эту загадку, просто придя к заключению, что два диаметрально разных прохода будут смотреться и ощущаться лучше, чем однотонные.

– А смысл всегда можно будет придумать.

Август в последние дни стал больше курить и отпускать шуток, что для брата не было сюрпризом: младший заметно нервничал в связи с приближающимся концертом. Для остальных его поведение лишь немного отличалось от обычного: Август чередовал серьезность с развязностью, просто сейчас промежутки между ними увеличились, а сами эти отрезки стали масштабнее и глубже. Музыкант чувствовал приближение важного момента в своей жизни, от которого не получиться ни отвертеться, ни сбежать, и он впервые в жизни не хотел, так как чувствовал колоссальную ответственность за всю небольшую семью «Дельфина», и, конечно, за брата, безмятежно окунавшего тоннель в мрак черного цвета.

Имея среди друзей и в штате Октавию, «Дельфин» сильно выиграл во всех отношениях. Во-первых, профессиональный дизайнер в перерождающемся театре был необходим кровь из носу, а во-вторых, единственная девушка среди артистов была незаменима с точки зрения вкуса и атмосферы. Октавия часто давала альтернативное видение того или иного элемента как декора, так и программы, что расширяло арсенал небольшого, но до предела наполненного креативом штата. Сегодняшнее состояние «Дельфина» практически точь-в-точь соответствовало изначальным черно-белым наброскам графита на ватмане, выданного творческой группой под руководством Луки и Октавии перед началом работ. После тотального очищения от остатков предыдущей жизни под нескончаемо льющийся джаз и блюз из полностью заменённой акустической системы театра, «Дельфин» принял освеженный, не законченный, конечно, еще образ, но уже способный удивлять всю новоприбывшую аудиторию.

Слабых мест по текущему положению дел у театра не было: «Дельфин» на сегодня не претендовал на зубодробительное технологическое шоу, но уже не отсиживался в ямах и подворотнях, боясь огней крупномасштабных театров. Братья вложили в это место практически всё, что было у них за душой и пазухой, рискнув большинством в своей жизни, и сейчас было похоже, что куда более беспечный Август переживал из-за этого больше, чем Лука. Старший брат верил в успех шоу младшего и старался оценивать его именно профессионально, а не с точки зрения участника и родственника артиста. Сейчас шоу должно было выстрелить, а антураж если не поможет его главным героям, то уж точно не помешает.