Деликатная проблема

— Спросил человек, который сейчас сделал то же самое.

— Ты первый начал.

— А ты подхватила. Ладно, ладно, не кипятись. Я слышал, что на Базе 1 произошло ЧС, и оно косвенно затронуло тебя. Хотел убедиться, что у тебя все в порядке, но в офисе ты не появляешься, по телефону до тебя не дозвониться, а поскольку я еще не освоил телепатию, то выход оставался только один.

Так он пришел потому, что… беспокоился? Это… смущает.

Я неловко собираю наши тарелки, складываю их в мойку и открываю воду, чтобы помыть. Алиханов мягко меня отстраняет и берет губку сам. Это и вовсе заставляет меня смутиться сверх всякой меры.

— У меня все хорошо, — мямлю я, — я немного перепугалась, но все закончилось вполне благополучно. Бурков выжил, Иволга говорит, что встанет на ноги и все у него будет хорошо.

— Иволга?

Тарелки звякают. Я отчего-то чувствую себя так, будто меня поймали на измене и принимаюсь оправдываться:

— Да, когда нас доставили в больницу, была как раз его смена, так что он и оперировал Буркова. Удачно получилось. Да. А еще он предложил мне встречаться.

После этих слов на кухне наступает тишина. Затем Алиханов аккуратно ставит вымытую посуду на навесную сушилку.

— Ты согласилась? — спокойно спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой.

— Сказала ему то же, что и тебе.

— Значит, у меня еще есть шанс?

— Слушай, давай не будем обсуждать это сейчас. Я вся на нервах, устала, хочу выспаться, к тому же, в голове все время крутится Романов… — я осекаюсь. Романов моя проблема, и я не хочу перекладывать ее на кого-то другого, но Алиханов уже делает стойку.

— Романов? Тот, кто попал в ДТП или однофамилец?

— ДТП, — обреченно выдыхаю я.

— А почему он все время крутится у тебя в голове? С тех пор, как его дело передали в суд, он больше не твоя забота. Или… я чего-то не знаю? Алена? Ты расскажешь мне, что происходит?

И я сдаюсь. Я открываю рот — и вываливаю на Алиханова все, что меня тревожит: и его угрозу тогда в приемной, и «подарочек» на двери, и его слова, сказанные в пьяном угаре, и предупреждение Верховицкого, и собственный липкий страх, что засел в груди и никак не желает уходить.

Алиханов слушает не перебивая. Лишь когда я заканчиваю, он подходит ко мне и заключает в объятия. Я от неожиданности замолкаю и застываю как истукан. По идее, мне бы освободиться от объятий, но в кольце его рук так спокойно и так безопасно, что я, напрягшаяся было вначале, затем медленно расслабляюсь и позволяю себе побыть немного беспомощной. Только один раз, обещаю.

Глава 48

— Сейчас ты примешь душ, — внезапно говорит он мне. Я дергаюсь, но он не отпускает, — ты уж прости, но пахнешь ты… не как вахтовик, который на две недели подзабыл про водные процедуры, конечно… ай, не щипайся!.. а как вахтовик, который подзабыл про них на пару дней… шучу, шучу, не надо пинаться… Так вот, сейчас ты примешь душ, потом ляжешь спать — я устроюсь на кухне, у тебя здесь замечательный диван, — а завтра утром после хорошего плотного завтрака, — я, кстати, очень люблю оладушки, но и от яичницы не откажусь, — мы с тобой пойдем в полицию, где ты дашь показания по несчастному случаю с Бурковым, если еще их не давала, но самое главное — напишешь заявление на Романова, подробно и без утайки расписав то, что рассказала мне только что. Вопросы есть?

Это неожиданно. Я привыкла решать проблемы самостоятельно — а сейчас кто-то решает мои проблемы вместо меня, говорит мне, что надо делать. Так вот как чувствует себя Майка за спиной Артура — защищенной.

Я издаю какой-то неопределенный отрицательный звук — вопросов нет, — и шевелю плечами, намекая, что неплохо бы ему теперь меня отпустить. Алиханов послушно разжимает руки.

Ночью я долго лежу без сна. На крошечном диване на кухне сейчас спит Алиханов. На мое предложение поменяться — диван в зале стандартных габаритов, да еще и раскладывается до воистину королевских размеров, — он ответил отказом. Я больше не испытываю страха, лишь смятение. Теперь, когда у меня есть четкая установка, как поступить с Романовым, у меня появилось и время, чтобы разобраться в своих чувствах. И я понимаю, что я окончательно запуталась.

Без сомнения, мне все так же нравится Иволга. Уже не так бешено, как вначале, когда я была готова растаять от любого его взгляда, но все также… неразумно.

С другой стороны, Алиханов. Я не рассматривала его иначе, чем как товарища по работе и, возможно, приятеля, но он уже дважды перешел эти границы, отделяющие дружбу от чего-то большего, и теперь я смотрю на него иными глазами. Что я к нему испытываю? Симпатию, несомненно. Он нравится мне как профессионал своего дела, как работник, на которого можно положиться, и как человек. Но что насчет него как мужчины?

Я поворачиваюсь на другой бок. Сложный вопрос. Что я почувствовала, когда он меня поцеловал? Трудно судить. Поцелуй длился не более пары секунд, во время которых я стояла как памятник самой себе. Алиханов тогда отстранился и очень внимательно посмотрел мне в глаза. И да, не скрою, этот взгляд вызвал во мне больше эмоций, чем тот поцелуй. Его взгляд… затягивал. Словно я попала в трясину и вот-вот утону. Тогда он впервые пошатнул мое душевное равновесие. Вчера он сделал это снова.

Шумно вздыхаю и тут же испуганно замираю — я ведь его не разбудила? Тишина. Слава богу, не проснулся. Не знаю отчего, но мне хочется, что Алиханов хорошо выспался.

На следующее утро я в кои-то веки готовлю яичницу. Алиханов плещется в душе, затем выходит, весело насвистывая и вытирая голову полотенцем. Одетый в мой халат. На мой скептический взгляд лишь весело ухмыляется и принимается за завтрак, шумно прихлебывая чай. Ворчливо делаю ему замечание и испуганно замираю, осознав, что наше утро больше похоже на утро женатой парочки. Пытаюсь быть серьезной, но в этот момент он добавляет в яичницу варенье, и я вновь причитаю.

Затем мы одеваемся, сталкиваясь в маленьком коридорчике, и выходим на улицу. Здесь у нас происходит небольшой, но весьма оживленный спор: я настаиваю на том, что способна добраться до здания полиции и завершить свои дела самостоятельно. Алиханов, как водится, настаивал на том, чтобы сопровождать меня на всех этапах, приводя в качестве аргумента тот факт, что присутствие за моей спиной юриста придаст моим словам весомости. В конце концов, мы каким-то образом сходимся на том, что он прав. Чувствую себя так, будто меня мастерски обвели вокруг пальца, но не могу понять как: то ли дело было в его серьезном тоне, то ли в обилии юридической лексикологии, которой он сыпал как из рога изобилия. В любом случае, в полицию мы отправились вместе — и позднее я была вынуждена отменить, что его присутствие оказалось как нельзя кстати: в дежурной части меня пытаются отговорить писать заявление.

Глава 49

— Если бы он четко обозначил свои преступные намерения, — поясняет полицейский, — тогда другое дело. Но в вашем случае нет никакой конкретики. «Жди», «я знаю, где ты живешь» — это не угроза, здесь же нет ничего про причинение тяжкого вреда здоровью. Дело можно возбудить только тогда, если вам угрожали конкретно оружием или есть реальная опасность жизни и здоровью. В вашем же случае нет ни того, ни другого.

— Что насчет того, что он узнал мой адрес и оставил пиво?

Полицейский ухмыляется:

— Хотел бы я, чтобы мне так угрожали — пиво да с доставкой на дом. Можем, конечно, привлечь к делу… Вы прихватили бутылку?

Я обреченно прикрываю глаза.

— Нет… Мы решили, что это принесли соседке — и отдали ей.

Полицейский склоняет голову набок и выразительно жмет плечами, мол, ну тогда все.

— Тем не менее, — вдруг подает голос молчавший до того Алиханов, — даже несмотря на отсутствие доказательств, вы обязаны провести доследственную проверку, и только на основании результатов этой проверки будет принято решение в порядке ст. 144–145 РФ о возбуждении или отказе от возбуждения уголовного дела. В данный момент вы обязаны принять заявление — или нам лучше обратиться к начальнику вашего отделения? А может, сразу в прокуратуру?