День без конца и без края

– Мы из него вырастим такой сорт, которому никакой холод нипочем. По всей Якутии пойдет, - говорит Муся.
– Вы его берегите как зеницу ока, Пантелей Филатыч. Вы его в отдельный сусек ссыпьте.

– Об чем беспокоитесь? Все будет как надо.

– А по морозу, как только первопуток установится, мы приедем за зерном.

– Приезжайте, милости просим.

Василий мастерит детишкам тележку, прилаживает плетеный короб на четыре деревянных колеса.

– Вот сейчас наладим телегу, сядем и поедем.

– А куда мы поедем?
– спрашивает Володя.

– Далеко... На Северный полюс.

– Это там, где мама работает?
– спрашивает Наташа.

– Ну, мама работает чуть поближе, - отвечает отец.

– А почему же тогда она домой не приходит?

– Она приходит, когда вы спите.

– А когда же она уходит?
– спрашивает Володя.

– И уходит, когда вы еще спите.

– Значит, мама наша не спит, - решил Володя.

Чапурин и Аржакон вносят в коридор охапки снопиков из ячменя и овса и проносят их мимо Василия в лабораторию. За ними появляется Муся, в фартуке у нее пшеничные колоски. Она остановилась:

– Вась, погляди! Вот и все, что я смогла собрать на наших делянках, показывает она колоски Василию.

– Это олекминский сорт?

– Все тут. И вировские, и олекминские. Все питомники забраковала - не созрели. Вот и вся элита.

– Зато у Пантелея много.

– Да, на Пантелееву пшеницу вся надежда.

– Мама, ты больше не уйдешь от нас?
– спрашивает Володя.

– Милый мой!
– она поцеловала его.
– Вот подойдет зима, еще надоем тебе.

– Мария Ивановна, а можно мне и на будущий год прийти?
– спрашивает Люся, стоявшая за ее спиной.

– Конечно, дорогая, если тебе интересно.

– Мне очень, очень интересно! Я поступлю обязательно в институт. Вот только школу окончу.

– Спасибо тебе за старание! Зимой учись как следует.

Зима. Сквозь окно селекционной лаборатории видно, как летят белые снежинки. Муся и Марфа сидят, сортируют семена, пересчитывают, ссыпают в бумажные пакетики. Теперь на стенах развешаны апробационные снопики, на полках колоски.

Входит Чапурин.

– Лошадь запряжена... Поедем, что лича?

Чапурин и Муся подъезжают на дровнях к заимке Пантелея. Вот и поля, теперь опустевшие, сарай, овины хлебные. А вот и дом. Но странно - не лают собаки, не видать ни хозяина, ни хозяйки. На крыльцо вышел ветхий мужичонко с ведрами, в нагольном полушубке и валенках.

– Вам кого?
– спросил он Мусю.

– А где Пантелей Филатович?

– Хозяин что ли?

– Да.

– Ен теперь далеко.

– Куда он уехал?

– Туда, куда повезли. А куда повезли, одному богу известно. Да вы иль не слыхали?
– удивился он наконец.
– Его же выслали. Здесь теперь живет бригада лесорубов.

– А где Авдотья с детьми?

– В амбаре.

– Там же холодно?

– Они "буржуйку" приспособили. Привыкнут!

Муся быстро пошла к амбару. Здесь и в самом деле из крыши торчала труба, из которой густо валил дым. Она постучала. Открыла ей Авдотья и, как увидела ее, закрылась углом платка и заголосила. Муся обняла ее за плечи.

– Как же это случилось-то?

От "буржуйки" поглядывали мальчишки, одетые в пиджаки и валенки. Авдотья откашлялась, утихла, открыла заплаканное лицо.

– Вечером приехали на двух подводах. Скотину увезли и его посадили... А потом уж этих вот, лесорубов, привезли, а нас в анбар переселили...

Авдотья прошла к сусеку.

– Зерно-то ваше в сохранности. Пока не добрались до зерна-то. Забирайте...

– Спасибо! И вот что, Авдотья, собирайся! Детей собирай, и поедем с нами.

– Да куда же мне ехать?
– заплакала опять Авдотья.
– Кому я нужна?

– Мы вас проведем рабочей. И комнату вам дадим.

– Спасибо вам, кормилица! Матушка-заступница...
– завопила Авдотья и повалилась перед Мусей на колени.
– Всю жизнь за тебя бога молить буду.

Глядя на мать, горько заплакали дети.

– Что вы? Что вы? Встаньте! Разве так можно?
– говорила Муся, пытаясь поднять Авдотью.

– Чапурин, собирайте детей!
– приказала Муся.

Авдотья мигом встала.

– Да вы уж не обессудьте. Я сама быстренько соберусь. А вы зерно-то, зерно грузите в мешки. Там вон и мешки приготовлены.

Чапурин взял мешок, развернул его, пощупал и сказал:

– Добрый мешок... Травяной! Начнем, что лича!

Муся с Авдотьей стали держать мешок, а Чапурин насыпать зерно.

Подвода с Мусей, Авдотьей с детьми и Чапуриным подъезжает к станции.

– Сгружай пшеницу, - говорит Муся Чапурину и решительно идет в дверь.

Комната Судейкина. По стенам развешаны осовиахимовские плакаты: разрезы винтовки и противогаза, окопы полного профиля, с красноармейцами, ползущие по-пластунски стрелки и прочее. Судейкин сидит за столом, подбрасывает костяшки на счетах.

Входит Муся.

– Сидор Иванович, мы приняли новую рабочую. Квартиры пока у нас нет. Придется размещать в вашем кабинете.

– То есть как в моем кабинете? А мне куда?

– Переселяйтесь к директору. Зимой вам будет веселее.

– А кого мы приняли? Что за рабочая?

– Авдотья Одинцова.

– Ту самую, с заимки?

– Да.

– А вы знаете, что их раскулачили?

– А это меня не интересует. Приказ директора... Прошу выполнять.

– Ну ладно, поглядим!
– Судейкин уходит.

Муся начинает снимать со стены плакаты.

В селекционной лаборатории женщины перебирают семена. Перед каждой на столе небольшая кучка, которая постепенно истаивает...

Муся засевает семена в плошки. В иных плошках уже крупные зеленя.

Мерзлое окно оттаивает, оплывает. В окно стучатся первые капли дождя. На поле Чапурин пашет на паре лошадей двухлемешным плугом.

Аржакон погоняет лошадь с сеялкой. Муся стоит на запятках сеялки.

И вот уже комбайн плывет. Комбайнер в очках, незнакомый нам. А подручным сидит Аржакон; он дергает за веревку копнителя. Параллельно с комбайном идет грузовик - принимает зерно.

Грузовик отходит от комбайна и катит по пыльной полевой дороге.