День да ночь

Бой продолжался.

– Лихачев! К прицелу!
– заорал Опарин.
– Дрозд, снаряд! Заряжай!

Лихачев, отбросил за спину автомат, послушно бросился к прицелу. А Дрозд от опаринского окрика застыл. Понимал, что здесь убить могут, что надо бежать отсюда. И вскочил на ноги, чтобы убежать. Но побежал почему-то к орудию. На бегу пригнулся, подхватил из ящика снаряд и послал его в казенник. Точно так как делал это сегодня Опарин. Затвор закрылся.

– Огонь!
– заорал Опарин.

Команду следует выполнять быстро и без всяких сомнений. Лихачева на это натаскивали упорно и старательно. Он и выполнил ее быстро. Даже в прицел не заглянул. Просто нажал ладонью на спусковой рычаг, и снаряд полетел в небесные выси.

– Твою мать!
– заорал Опарин.
– Художник! В прицел смотри! В прицел! Дрозд, заряжай!..

Лихачев сообразил, что свалял дурака, пригнулся к прицелу. Вжался в резину окуляра правым глазом и сразу поймал танк в перекрестие. В маленьком окуляре танк казался громадным и несокрушимым. Не надеялся Лихачев попасть в него. Не надеялся остановить, если даже и попадет. Но послушно выстрелил. То ли дуракам и новеньким везет. То ли и вправду у художников глаз-ватерпас и могут из них выйти классные наводчики. Но попал! И танк, многотонная бронированная машина, вооруженная пушкой и пулеметом, неудержимо мчавшаяся на орудие и людей, чтобы все раздавить и уничтожить, застыл, как будто уткнулся в непробиваемую стену.

– Есть!
– закричал Лихачев.
– Испекся! Он испекся! Снаряд! И снова пригнулся к прицелу. Танк стоял на том же месте, по-прежнему грозный. Казалось он вот-вот рванется и раздавит орудие.

Лихачев услышал, как снаряд вошел в казенник, как захлопнулся замок. Навел на башню, откуда торчало орудие. Сейчас выстрелит и тогда все...

– На!
– И увидел, а может быть просто почувствовал, что прямо в башню и врезал. Дым повалил из танка. Что-то там загорелось.

Добыл Лихачева свой первый танк.

* * *

В окоп спрыгнул старший лейтенант Кречетов. За ним весь резерв главного командования. В целости и сохранности. Довольные и решительные. Выручили они орудие. Добили автоматчиков. Конечно, и фрицевский танк помог, по своим врезал. Так на то и война. Смотреть надо.

Кречетов окинул взглядом "пятачок".

– Ну и дела, - выдохнул он. Двое убиты, один ранен. У орудия шофер и писарь. Не пушкари. А надо держаться. Сумеют ли?.. Знал Кречетов, что в бою люди быстро меняются. Одни теряются и, если не погибают, становятся пришибленными, никакого от них толка. Другие за каких-то полчаса взрослеют на несколько лет, вырастают в настоящих солдат. Эти, вроде, вправо пошли.

– Продержитесь?
– с немалой долей сомнения спросил Кречетов.

– А чего?
– Опарин приподнялся на локте.
– Нормальное кино. Чего не продержаться?

– Лихачев, ты что ли танк подбил?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, - доложил шофер.
– Но это только первый. Там еще есть, разрешите продолжить!

– Продолжай Лихачев. Правильно все складывается... Круши их, стране нужен металлолом. На тебя вся надежда. И на тебя Дрозд.

Некогда было разговаривать. И приказывать ни к чему. Должны устоять. С ними еще и Опарин.

– Нормально у вас!
– похвалил пушкарей Кречетов.
– Мы на правый фланг. За мной!
– Он махнул рукой, призывая свой резерв, и они исчезли.

* * *

Из-за подбитого танка, из окутавшего его черного дыма, неожиданно выползла еще одна бронированная махина.

Лихачев ее не заметил. И не услышал. Во время боя, когда все вокруг грохочет, разве услышишь, что один какой-то танк идет? Дрозд тоже не увидел. У Лихачева и Дрозда был сейчас праздник. Они разбили бронированную громадину, с большой башней и длинной грозной пушкой. На нее, просто так, посмотреть нормальному человеку, и то страшно. Такую ничего остановить не может. Она все сокрушит. А они остановили. И сокрушили. Вот так! Вдвоем! Сам старший лейтенант Кречетов оценил. И сказал "Нормально!". И что на них теперь вся надежда.

А Опарин увидел.

– Вашу мать!
– заорал Опарин.
– Танк идет! К орудию!

Посмотрели. Прет гад, прямо на них, прямо на орудие. Еще полминуты и раздавит.

Не было у танка этой полминуты. Не шофер и писарь встречали его, а пушкари. Лихачев прилип к прицелу, Дрозд метнулся - снаряд уже в казеннике. И целиться не надо. Вот она громадина: весь окуляр занимает.

Лихачев нажал на спуск и влепил бронебойным в нижнюю часть, где сидит водитель. Громадина дернулась, вильнула в сторону, словно пыталась убежать, но не убежала, застыла. А литая массивная башня стала медленно поворачиваться. Ствол орудия вынюхивал, - откуда стреляют? Не успел унюхать. Второй снаряд Лихачев врубил прямо под башню. Даже отсюда видно было, как она скособочилась.

– Вот так!
– похвалил Опарин.
– Это по-нашему.

– Снаряд!
– командовал Лихачев.

Дрозд послал снаряд в казенник.

Лихачев снова врезал, теперь в борт.

И четвертый влепил.

Слишком большим и слишком могучим был танк. И не верилось Лихачеву, что он управился с такой громадиной.

– Снаряд!
– скомандовал он.

– Кончились снаряды, - сообщил Дрозд.

Наводчик, оглохший от выстрелов, не услышал его и, уверенный, что снаряд в казеннике, нажал спусковой механизм. Орудие не выстрелило. Лихачев повернул закопченное от пороховой гари лицо к Дрозду.

– Нет больше снарядов, - повторил тот.

– Тащи еще ящик!

Дрозд побежал за ящиком.

Неизвестно сколько еще снарядов влепили бы они в давно разрушенную махину.

Опарин приподнялся на локте:

– Прекратить!
– закричал он.
– Разбанзали вы этот танк. Хватит! Нечего боеприпас расходовать. Прекратить стрельбу!

Команда - это как раз то, что нужно было сейчас "дикому" наводчику Лихачеву. Он сразу остыл. Поднялся от прицела, посмотрел на Опарина, посмотрел на раздолбаный танк и понял: надо прекращать.

А Лихачев вдруг почувствовал: пока он крушил этот танк, что-то изменилось. Не хватает чего-то важного и привычного. Он несколько мгновений стоял, пытался сообразить: чего ему не хватает, что исчезло? И понял: тишина! Где-то вдалеке еще звучали автоматные очереди, и в светлеющее небо уходили цепочки трассирующих пуль. Где-то вдалеке затихал рокот моторов. Но по сравнению с грохотом боя это была тишина. Он присел на станину и почувствовал на спине холод промокшей от пота гимнастерки.

Дрозд принес ящик снарядов. С недоумением посмотрел на Лихачева.

– Не надо, - устало сказал Лихачев.

Дрозд не понял. Для Лихачева бой закончился, а Дрозд все еще жил боем.

– Не надо, - повторил Лихачев.
– Послушай - как тихо.

Не слышно было автоматных очередей, молчали орудия и танковые моторы затихли...

Дрозд понял, что бой закончился и, не выпуская из рук тяжелый ящик, застыл, вслушиваясь в тишину.

До чего тихо иногда бывает на фронте.

УТРО

Погибших положили невдалеке от входа в орудийный окоп. Как в строю, рядом. Вначале сержанта Ракитина, возле него Бакурского, третьим корреспондента Бабочкина. Воевали вместе, вместе и лежат. Положили и укрыли плащ-палаткой.