День да ночь

Основной бой шел на правом фланге, и Хаустов больше не мог здесь оставаться. Там два его орудия, большая часть его батареи. В училище не говорили, не указывали, где должен находится комбат во время боя. Но Хаустов сам понимал: там, где опасней.

– Темп огня не снижать!
– приказал он Ракитину, который, приник к прицелу и не слышал лейтенанта.
– Я пошел на правый фланг.

И побежал. Командир батареи сам себе хозяин.

* * *

Бакурский добрался до Афонина и пристроился рядом.

– Держимся!
– Афонин короткой очередью срезал слишком близко подобравшегося фрица.

– Держимся!

– Бакурский тоже полоснул из пулемета и прижал остальных. Вдвоем дело шло веселей.

Автоматчики растянулись густо. Слишком много их наползло. Нешуточный, видно, десант везли танки. Бакурский прикинул: пока они задерживают этих, другие, которых они не видят, могут обойти...

Догорела и погасла ракета за дорогой. Афонинская тоже должна была вот-вот погаснуть.

– Давай, Костя, воюй, - Афонин зарядил ракетницу.
– Я сейчас еще подсвечу. Полминуты продержись, потом отходи. Прикрою.

Он выпустил ракету и исчез в темноте.

Бакурский держал фрицев, не давал им встать, может минуту, может больше.

Ракета погасла. Он подхватил пулемет, быстро добрался до Афонина, лег рядом.

– Держимся!
– прокричал Афонин.

– Держимся!..
– ответил Бакурский.

Мимо прогромыхал танк. Потом еще один. Это их не касалось. Для танков есть орудия. У них свое дело.

– Держись! Подсвечу! Потом отходи. Не задерживайся.

Афонин выпустил ракету. На левом фланге громыхнули взрывы гранат: один, второй... Вслед за ними длинная очередь из пулемета. Снова ударили гранаты, и пошла частая автоматная стрельба. Бакурский понял, что немцы все же обошли их на левом фланге.

– Обошли!..
– крикнул он Афонину.

– Ничего, отобьются. Наше дело этих придержать.

* * *

Бой шел по всему фронту, и только на участке, который прикрывало отделение Исаева, было спокойно. Солдаты напряженно вглядывались в темноту, вслушивались. Хуже всего вот так, сидеть и ждать неведомо чего.

Первым насторожился Беленький. Он услышал далекий шорох и легонько толкнул локтем Савельева.

– Чего толкаешься, - шепотком окрысился тот.
– Не сплю я

– Тихо, - прошептал Беленький.
– Идут.

Савельев прислушался.

– Передать командиру - идут по берегу, - шепнул он соседу справа.

Исаев быстро пробрался к краю окопа, над обрывом.

Где-то внизу, по берегу реки кто-то шел. И не один, это точно.

– Приготовить гранаты!
– шепотом приказал Исаев.

Чего тут готовить? После того, как здесь Кречетов побывал, готовы. У каждого автомат на шее, граната под рукой. Только чеку вырвать и бросить.

Исаев затаился у самого края окопа. За его спиной стояли с гранатами наготове Беленький и Савельев. А там и остальные. Герасимов и Семенов перебрались сюда с правого фланга.

Шаги все ближе. Ближе... Важно выбрать момент, чтобы бросить гранаты фрицам прямо под ноги, чтобы не облажаться... Еще ближе... Сейчас они под берегом... Самое время!

– Давай!
– шепнул Исаев, выдернул чеку и бросил вниз гранату. Вслед за ней еще с полдюжины гранат полетело в пробирающихся вдоль берега автоматчиков. Рвануло как следует. Ничего толком не видно, но ясно - там внизу фрицев разметало, посекло осколками. Семь лимонок - это было даже многовато. Но Исаев привстал и, для верности, выпустил туда, вниз, еще и полдиска.

Это был первый бой отделения и первая победа. Фрицев побили, всех до одного. И никаких потерь. Вот так!

– Ха!
– закричал Исаев.
– Ха! Это вам от сундуков! Это вам от лопухов! Ха! Сапоги малиновые!

До чего в радость первая победа.

А с запада к окопу Исаева ползла небольшая цепочка автоматчиков. Человек десять, не больше. Они двигались медленно и осторожно. В темноте их трудно было увидеть. При слабом свете ракет автоматчики замирали и сливались с землей.

Да никто и не смотрел в их сторону. Солдаты столпились у левого края окопа, над берегом. Смеялись, пожимали друг другу руки, хлопали по плечам. Хорошо, что старший лейтенант врезал им. Не спали они, не дремали... А все остальное оказалось простым и легким. Полдюжины гранат - и нет фашистов. Вот такие они, водители автобата. Орлы, покорители фронтовых дорог!

Метрах в двадцати от окопа по неслышной команде четверо автоматчиков привстали, и четыре гранаты с длинными деревянными ручками упали в окоп. Это страшно, когда граната взрывается в тесном пространстве. Некуда разлететься осколкам. Они рвут и кромсают все, что находится поблизости. А немцы уже встали над окопом чтобы из автоматов добить тех, кто выжил. Но некого было добивать.

По короткой команде автоматчики развернулись, вытянулись в две недлинные цепочки и поползли к орудию Ракитина.

* * *

Хаустов понимал, что надо немного отойти и там, кружным путем, подальше от зоны огня, добираться до третьего орудия. Но кружный путь был далек и занял бы много времени. Напрямую раза в три ближе. А еще - ближней дорогой надо пробираться ползком, в лучшем случае короткими перебежками на полусогнутых. Но не мог лейтенант и комбат, отличник боевой и политической подготовки, кланяться каждой пуле. Да еще при подчиненных. А уж ползти... Что подумают они, если увидят ползающего комбата?! От мысли об этом Хаустову становилось плохо.

Лейтенант понимал, что прицельного огня в этом полумраке по нему никто вести не станет. И не бояться же шальной пули. Шальная, она шальная и есть, и в тылу достать может. О ней ни солдату, ни офицеру думать не следует.

Усталость, накопившаяся за день, исчезла, пропало напряжение, которое он чувствовал перед боем. Бежал он легко и свободно, как во время кросса в училище. Даже легче. Там приходилось бежать с полной выкладкой, а здесь налегке. Отметил на бегу, что уже и пехота вступила в бой. Добежал до второго орудия. Оно вело огонь по маячившим где-то вдалеке танкам. Хаустов остановился, присмотрелся: расчет работал четко.

– Хорошо ведете огонь, слаженно, - похвалил он командира орудия.

Сержант ничего не ответил. Только кивнул, что слышит, мол. Не до разговоров было сейчас ни сержанту, ни Хаустову.

– Я к третьему орудию, - зачем-то сообщил Хаустов и побежал дальше. Где же быть комбату во время боя, если не на самом горячем участке.

Пули все-таки посвистывали. Те самые, шальные. И это оказалось совсем не страшно. Вжик - и мимо. И еще мимо, и еще... Он решил непременно написать домой, что совсем не страшно, когда мимо пролетают шальные пули...