День дурака

– Третий путь есть? – ровно спросила девушка, помня о том, что в клепсидре барона заканчивается вода, и гнев у его ложа неугоден Благому Тару.

– Какой третий путь? – по-настоящему удивился барон, даже попытался привстать, да железная рука любовницы прижала его к перине. Барон смотрел на Шели с удивлением, честно не понимая, что хочет сказать девушка.

– В Раскин, - пояснила она, - в Усадьбу Мастеров. Я учиться хочу, дядя.

Тронутое лихорадкой лицо перекосило от гнева.

– Еще новое дело! – сдавленно прорычал Нортунг, - И думать забудь! Чтобы второе дитя владетелей – в Мастера!!! Раньше умру!

– Хорошо, дядя, - спокойно промолвила Шели, - Умирай. Я подожду.

И, не прибавив ни пол слова, поднялась, игнорируя и хрип барона, и осуждающий взгляд Даянире.

– Стой, упрямая! Не за тем звал… Крепость… Росуме… - Шели мгновенно сделала уши «топориком» и обернулась, - знаешь, зачем она здесь летает?

– Откуда? – по-настоящему удивилась Шели, - Разве можно постичь Вечных Королей?

– Все можно… Если постигать, а не с луком бегать и о неподобающем мечтать, - дыхание барона становилось все тяжелее, и Даянире тревожно привстала, - Гора… Гора, Шели… В ней все дело… Без них она летать не может… Никогда… Никогда, что бы ни случилось, не убирай патрули с горы. Пообещай мне!

Барон приподнялся со странной настойчивостью, не отводя взгляда, требуя, моля.

– Обещаю, - сказала Шели, - дядя, а почему?..

Глаза барона закатились, и Даянире захлопотала вокруг, выдавливая на мокрые полотенца дорогое, в цену крупных алмазов, масло сагриса. В комнате запахло свежестью и силой. Нортунг сделал несколько судорожных вдохов и, успокоившись, затих. То ли уснул, то ли впал в беспамятство.

Даянире с сомнением посмотрела на барона, но, понимая, что сделать больше ничего не может, плотно укупорила флакон и спрятала его в рукаве.

– Зря ты так, - она покачала головой, глядя не на Шели – на барона.

– А как еще? – удивилась девушка. – Сам-то он, интриган, родня Твари Неназываемой! Одной ногой в рассвете, а туда же! Не морковкой, так веревкой, а все по его воле быть должно. Хорошо придумал: я отдаю венец Трею, выхожу за Игора, тот раскатывает Трея в тесто, садится на трон, и все равно мне – венец, брату – костер.

– Он умирает, - тихо промолвила Даянире, безо всякого выражения в голосе.

– Так что, для того, чтобы, наконец, хоть что-нибудь по-моему свершилось, мне тоже умереть? – с вызовом спросила Шели. – Зачем оно мне тогда?

Глава 13 Кубик Рубика

– Да жив он, Лиз, не волнуйся - сообщил Митя, дожевывая здоровенный «сэндвич» из ржаного хлеба с ядреным салом, утыканным чесночными зубчиками.

– Откуда сведения?

– SMS-ку прислал на «Нокию» нашего пулеметчика. В Калинове он.

– Как – в Калинове? – опешила Лиза.

– А вот как – отдельный разговор. И, будешь довольна, дело у нас новое.

– Какое дело? – подобрав полотняную юбку, которую хозяйка выдала ей взамен сожженной во время штурма, Лиза присела на каменную скамью, поближе к Мите.

– Слушай сюда, экспертиза…

Степан вышел из дома, где прожил пятнадцать лет, и невольно поежился. Сколько себя помнил, это был обычный для провинциального городка закрытый двор – колодец из четырех блочных пятиэтажек с круглой клумбой посередине, десятком старых берез и одной высоченной яблоней-дичком, неизвестно как появившейся здесь и выросшей до таких размеров. По правилам благоустройства деревья должны были сажать на расстоянии не меньше пяти метров от жилых домов. Яблоня, практически, подпирала стенку и нагло лезла ветвями в окна, навяливая жильцам мелкие яблочки сорта «вырви глаз». Именно из-за яблони, да еще из-за утренних сумерек Степан сначала ничего не заметил, хоть и голая, но голову Вязову она заморочила.

Домой пришлось заскочить, чтобы переодеться. Не то, чтобы средневековый наряд так уж смущал Степана, он к нему почти привык и находил удобным, а «фартук» с меховой оторочкой оказался вещью хитрой: в жару в нем было почти прохладно, а в холод он был способен согреть куда лучше куртки на синтепоне. Но вот с обувью оказалась беда – тонкие кожаные мокасины были приспособлены для апрельской грязи примерно так же, как лыжи для коня.

Ну и… хотелось чайку попить настоящего, с сахаром. Покурить. По-настоящему, всерьез, Вязов не дымил, баловался. Но вот сейчас хотелось. Душа просила роздыху от всей этой запредельщины.

Отдохнул…

Из трех домов остался только один, Степин. Остальные, вместе с клумбой-бубликом и невыносимо скрипучими детскими качелями «Митька прял»… На месте дворика начинался лес. Хвойный, примерно двухсотлетний и какой угодно, только не апрельский. Не было там снега, землю выстилал ковер прошлогодних рыжих иголок, кое-где топорщившихся шишками.

На средней Волге таких лесов не было.

Приехали.

Интересно, где же люди?

Вдохнув – выдохнув несколько раз, Степан плотнее запахнул куртку и направился под арку в сторону проспекта. Где находился кошерный ресторанчик «Ням'с» он помнил отлично, улица, ведущая в нужную сторону, оказалась на месте и Вязов самоуверенно решил, что ему и дальше будет так везти.

Ха!

Улица закончилась через два квартала, а на месте музыкальной школы Вязов обнаружил высоченную каменную стену, глухую и, по первому впечатлению, бесконечную. Степан почувствовал себя героем теста, который как-то подсунула ему жена и попытался вспомнить, как ответил на него в свое время. «Иду километр влево – нет ворот, иду два километра вправо. Нет ворот – пытаюсь перелезть…» Попробовать перелезть прямо здесь? Насколько Вязов соображал в конной авиации, путь ему преградила городская стена Арса - и искать в ней калитку можно было до посинения. А городские ворота вполне могли остаться в том мире…

И что делать?

Степа вспомнил, как, не желая добираться до дома по холодрыге в промокших мокасинах, машинально вызвал такси, и бомбер, приняв его с крыльца управления, быстро доставил домой, не испытав никаких трудностей с ориентированием на местности. Попробовать то же заклинание?

Машина с шашечками появилась через семь минут, возникнув среди тающих сугробов, как Сивка-бурка.

– До синагоги довезешь? – спросил Степа, открывая дверь и ныряя в салон.

– Три сотни.

– Чего? – Вязов офигел, - а почему не три миллиона? Что за тариф, мужик?

– Как хочешь, - равнодушно отозвался наглый бомбер, - либо платишь, либо ищешь свою синагогу, сколько Моисей евреев по пустыне водил.

– Понятно, - кивнул Вязов. Удостоверение, которое могло сбить цену в шесть раз, осталось там же, где городские ворота.

– Так что, едем?

– Едем, - принял решение Вязов, - только учти, мужик: лимонов больше нет. Остались только патроны, - и показал рукоятку ствола, сунутого за ремень брюк.