День последний

И, подмигнув Батулу, повернулся к Сыбо. Тот стоял попрежнему, готовый тронуться в путь, закрыв глаза, опираясь на палку, как чабан на свой посох.

— О чем задумался, старина? Или сердишься, что я вино твое выпил? А оно кислое; вы его в козьих мехах держите, — прибавил Райко.

Потом наклонился и таинственно прошептал:

— Я за вами приехал. Сегодня ночью работа будет. Собирайтесь! Затем и костер развести присылал.

Сыбо открыл один глаз и хмуро произнес:

— Я не поеду.

— Это почему?

— Почему? Мое дело, — неохотно ответил он.

— В монастырь хочет уйти, душу свою спасать, —-язвительно пояснил Батул.

Райко поглядел-поглядел на того, на другого и вдруг весь затрясся от хохота, ударяя себя по бедрам огромными руками.

— Мо-нах, мо-нах! — насмешливо воскликнул он. Потом замурлыкал себе под нос:

Юнак винцо попивает,

А монах-то церковь подметает...

Вдруг он перестал петь и удивленно уставился на Луку:

— Это кто ж такой?

И не дожидаясь ответа, прибавил:

— Мы вам тоже одного черноризца привезли. Сца-й'али по дороге, а вы подержите у себя, пока с делом не покончим. А то коли царские люди его поймают, он им хорошим языком будет. Эй, Трохан! — зычно крикнул он в сторону своих. — Куда девались Едрей и Хрельо с монахом этим? Опились, что ли, собачьи дети, или спать легли, как красные девицы? Ежели попика упустят, я им вот этим мечом уши поотрубаю — ребятишкам на потеху.

И Райко угрожающе взялся за рукоять необычайно длинного меча, которым был подпоясан. Однако видно было, что он не только не станет рубить ушей своим загулявшим соратникам, но даже плетью их не огреет, а хочет только покричать да пошуметь. Он был из тех людей, которые страшней, когда у них связан язык, чем когда развязаны руки.

На его зов Трохан осадил коня и ответил:

— Не гневайся! Твоя милость забыла, что монах пеш

ком идет. Напиться они не могли: вина у них нет с собой. И в село свернуть им никак невозможно: на царских слуг и псарей нарвутся, чума их всех побери! '

Разбойники приветствовали это пожелание грубым смехом.

— Только о каких же царских людях вы говорите, Райко? Разве мы — возле Тырнова и служим царской семье приселицей ⁴ да барщиной, как последние отроки?— тихо промолвил Батул, снова взявшись за поводья коня.

Райко махнул рукой:

— Не трещи, как мельничий конек, а пойди лучше, встреть их. Скажи, чтобы шли скорей. Время позднее.

— Верно, — подтвердил старый одноглазый разбойник, что-то жуя. — Надо спешить. Наседка ⁵ у нас над головой уж закудахтала.

И, указывая на звездное небо, добавил:

— Скоро полночь, а воевода Момчил дожидается нас в Чуй-Петлеве.

Услыхав это имя, дружина Батула умолкла, а Сыбо вздрогнул и поднял голову.

— Это дядя-то твой? — спросил он, явно волнуясь. — Я знаю, что он у одного византийца по-гречески читать и писать учился. Да вот уж два-три года, как ничего о нем не слыхал.

Лицо Сыбо оживилось; он гордо выпрямился. Несколько раз повторил вполголоса:

— Ай да Момчил! Ну и молодец! •

— Да что вы, с неба свалились? Ничего не знаете? — с удивлением воскликнул Райко, обводя взглядом окружающих. — Ни о царской свадьбе не слыхали, ни о том, что царь Иван-Александр со всеми своими сокольничими и псарями в наши леса на оленей охотиться приехал. А Момчил и есть Момчил! Все такой же юнак над юнаками на всем просторе от Родопских гор до обоих морей, и по греческой и по нашей земле вдоволь погулявший. Надоело ему чтенье да письмо, вот он и опять среди нас! Ну, собирайтесь! Я приехал от его имени звать вас на царскую свадьбу. Кто понимает что к чему, пусть наточит мечи и приготовит торбы, а кому невмоготу мозгами Шевелить, тот бери тарелку, встань у какого ни на есть моста и пой: «Подайте слепенькому христа ради!» Юнаку меч, а нищему — голодным лечь. Вот как!

— Слышишь? Свадьба! Царская свадьба! И прямо

у нас под носом, можно сказать! — послышались удивленные, радостные голоса. •

— Коли свадьба — значит, с кумовьями, да сватьями, да посажеными родителями, как положено!

— Раз Момчил идет, я тоже иду!

— Ия, и я!

— Да здравствует Момчил!

— Все как один пойдем!

Поляна наполнилась шумом и криками. Забытый костер медленно гас, хусары поспешно собирали раскиданное добро, а некоторые в самом деле принялись точить свои тяжелые мечи под лай собак, тоже словно почуявших близкую битву. Дружинники Райко взнуздывали коней, затягивали седельные подпруги либо, прислонившись к древесному стволу, спешили выпить последнюю флягу или жбанчик за удачу Момчила. Легкий туман незаметно вполз на вершину холма. Пышней и выше стали кроны деревьев; лес словно приблизился к костру, окружш его и протянул к нему руки, чтобы согреться.

Возле Райко остались Сыбо, Батул и старый одноглазый разбойник. Когда Райко сел на коня, Сыбо поднял

ГОЛОВУ.

— Я тоже поеду, — ни на кого не глядя, тихо промолвил он. — Только скажи мне, что задумал Момчил: ограбить царский поезд или похитить кого?

— Этого не знаю, медвежатник. А знаю только, что

по лесу идет целый обоз с приданым Андрониковой дочери. Но ты не размышляй о том, какие уборы на боярынях и сколько денег за пазухой у сватов. Тебе ведь это ни к чему! .

— А не наказывал тебе Момчил первым делом оты-окать меня и кое-что передать мне? — спросил Сыбо, помолчав.

— Какой ты, право! Ведь я тебе сказал еще, когда всю флягу выпил! Ну какая же свадьба без медвежатника? Само собой. Н аказов-приказов насчет тебя вдоволь было — и поручений всяких. Без тебя возвращаться не велел. Вы ведь побратимами были. Я еще на селе слыхал.

— Ладно, — так же тихо промолвил Сыбо. — И еще хочу тебя спросить: жива ли ... сестра его ... Евфро-сина?

— Погребена заживо. В монастыре она.

Сыбо опустил голову.

— Спасибо, Райко, — на этот раз громче произнес он после небольшого молчания. — Больше спрашивать не о чем. Едем!

Райко уже внимательно оглядывал поляну. Увидев, что разбойники готовы к походу, он поднес ко рту висевший у него на груди кривой воловий рог. Но еще не успел затрубить, как снизу, из леса появились три человека: по бокам — двое верхом, третий, одетый в рясу, — между ними, пеший.

Райко, опустив рог, крикнул:

— Хрельо! Едрей!

И в нетерпении поспешил к ним навстречу. Остальные хусары столпились вокруг пленника, как только охрана подвела его к костру.

Пленник, видимо, очень устал, но на ногах держался твердо. Ряса его, хотя и покрытая пылью, была крепкая, новая. Он был не молод; красивое, немного испитое лицо его обросло кудрявой густой бородой. Шел он, опустив голову, но теперь, окруженный толпой, выпрямился и спокойно поглядел вокруг. Потом перекрестился и широким жестом перекрестил разбойников. При этом одни наклонили головы, а другие грубо, насмешливо захохотали.

Райко, сидя на коне, опять увидел Луку, который с любопытством разглядывал вновь прибывших.