Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Но теперь это стало делом не простым.

Единственный раз после присяги, начальство сквозь пальцы глядело на форму одежды первокурсников.

Дежуривший по училищу офицер отпускал в два, четыре и шесть часов. К двум часам дня, на площадке перед дежурной комнатой, собралась группа юнкеров со всего батальона.

Обычно, как начинали бить часы, из дежурной комнаты раздавался голос офицера: «Являться!»

Но не сегодня.

Благодаря наплыву неопытных «козерогов», училищное начальство приказало дневальным вытащить стол на площадку, и чуть не весь состав строевых офицеров, тревожил нежные

юнкерские сердца суровым отцовским взором.

Молодцеватых старшекурсников отпустили сразу и занялись молодым составом.

Батальонный командир строго оглядел волнующуюся «козерожью» шеренгу, и почему–то вздохнул, словно перед ним стояли не бравые вояки, а доприсяжные маменькины сынки.

По понятиям юнкеров, всё, что застёгивалось, было застёгнуто. Всё, что могло блестеть — сияло. Герб на шапке — перешли на зимнюю форму одежды — аж светился. Бляха на кожаном ремне просто лучилась. Пуговицы, начищенные толчёным кирпичом до золотого сияния, ослепляли своим блеском. О сапогах и говорить нечего… Чёрные зеркала.

Куда уж лучше–то?

— По очереди являться! — приказал дежурный по училищу, командир 1-ой царёвой роты.

Первым в шеренге стоял юнкер Александр Колчинский.

Остановившись в двух шагах от стола, он начал рапортовать полковнику, тот кивнул на дежурного офицера.

Растерявшийся юнкер, резко, как учили, выбросив правую руку в сторону параллельно полу, лихо согнул её в локте, приложив ладонь к виску и одновременно щёлкнув каблуками красавцев–сапог, отчётливо произнёс, делая бодрый вид и грызя глазами начальство:

— Господин капитан, позвольте билет юнкеру третьей роты Колчинскому, уволенному в город до поздних часов.

Оглядев юнкера с ног до головы и обратно, ротный произнёс:

— К зеркалу.

Это означало, что внимательный и опытный глаз капитана заметил неисправность в одежде и явку следует начать сначала.

Повертевшись перед зеркалом, и чего–то поправив, Колчинский встал в хвост очереди.

— Следующему являться, — приказал капитан.

С замиранием сердца, в двух шагах от стола, остановился Пантюхов.

Этому даже не дали доложить.

— Прибудете в следующую явку, — произнёс командир батальона. — И научитесь верхний крючок на шинели застёгивать.

Теперь бедному Пантюхову весь процесс следовало начинать через два часа.

Третьим к столу подошёл Дроздовский.

— Господин капитан, юнкер Дроздовский по вашему приказанию явился… для…для взятия билета.

— Смирно! — рыкнул полковник и даже подскочил на стуле. — Не умеете являться, так учитесь.., и потрудитесь перешить пуговицу с перевёрнутым верх ногами орлом. Вернитесь в роту!

«Всё, — подумал Рубанов. — Следующий я. Судя по нарастающей степени замечаний, меня ждёт карцер», — мысленно поразившись, как умно составил предложение о замечаниях, на ватных ногах промаршировал к столу, заменявшему юнкерам плаху, молодцевато отдал честь, синхронно с этим щёлкнув каблуками, и внятно доложил.

— Ну-у, хоть одного научили, — язвительно произнёс Кареев, глянув на присутствующего здесь командира третьей роты.

Кусков покраснел, снял, потом вновь надел пенсне, но ничего не ответил.

— Берите билет! — велел Рубанову дежурный по училищу, услышав характеристику старшего начальника.

Шагнув

к деревянному ящичку на столе, Аким дрожащими пальцами стал отыскивать картонный отпускной билет со своей фамилией. В замшевых перчатках это было просто пыткой.

«Сейчас точно в карцер отправят», — наконец вытащил картонный квадратик и встал во фрунт.

— Ступайте! — скрывая улыбку, разрешил дежурный по роте.

С облегчением повернувшись направо, Аким покинул импровизированный эшафот и вышел из подъезда на Большую Спасскую, припорошенную белым чистым снегом.

Спрятав вожделенный билет за обшлаг шинели, оглядел длинную вереницу извозчиков, собиравшихся на обычно тихой улице в отпускные дни, и сел в понравившийся экипаж.

Дома, быстро пообедав, Аким намеревался позаниматься с Антипом любимым своим делом — маршировкой и оружием, но в этот раз ефрейтор затосковал, и, в связи с душевными переживаниями, заниматься шагистикой и сборкой–разборкой винтовки, не мог.

Приближался ноябрь, а с ним и звёздный дождь.

Антипу же генерал пообещал чин младшего унтер–офицера, и потому конец света в данный момент его абсолютно не устраивал.

«Ладно бы в прошлом году, когда я деньжищ уйму задолжал повару и швейцару… но сейчас…. — всё ж приготовил в подвале укромный уголок, натаскав туда консервов и водки — аж целых пять бутылок. — На первое время хватит, — размышлял он, а там, глядишь, не всех в полку звёздами перешибает.., можа, тока одного фельдфебеля, дурака, чтоб не совал свой нос, куда не надо. А меня–то — раз, да на его место и поставят», — замирало от счастья сердце.

Витька Дубасов в отпуск тоже попал, и в отличие от Рубанова времени зря не терял. Даже про бильярд с водкой забыл, а донимал старшего брата, штабс–капитана гвардии, чтоб позанимался с ним строевой подготовкой. Тот плевал на такую мелкую ерунду — в сравнении с их полковником, как «звёздный дождь», и потому, отдыхая душой, до седьмого пота гонял младшего брата.

«Совсем парень изменился, как в училище пошёл, — не мог нарадоваться штабс–капитан. — Только вот родители у нас не богаты. Вряд ли потянут двух сыновей в гвардии».

Обиженная на супруга за погубленного первенца, Ирина Аркадьевна стала ярой театралкой. Театр успокаивал нервы, поэтому она не пропускала ни одной новой постановки и даже, в пику мужу, съездила в Москву на премьеру «Дяди Вани» в Художественном Театре Станиславского. И присутствовала на дебюте Фёдора Шаляпина, потрясшего любителей оперного искусства непревзойденным своим басом.

А в конце года, в журнале «Нива» стало печататься «Воскресение» Льва Толстого.

Ирина Аркадьевна с упоением читала каждый номер, переживая за Нехлюдова и Катюшу Маслову.

— Что творится в России? Безвинно осуждают людей, — обсуждала прочитанное с Любовью Владимировной. — А что цензура делает? Видела точки в тексте? Говорят, Толстой высказал пожелание, что если цензор какое–то место в романе запретит, то следует заменить пропущенное точками. Но баронесса Корф обещала завтра принести вычеркнутые места, отпечатанные на гектографе. Один её друг, действительный статский советник, где–то достал рукопись романа без купюр.

Поделиться с друзьями: