Дети гарнизона
Шрифт:
товаром кораблей, где достают сокровища из древних могил, где много интересного и
загадочного. Так сложилась судьба наших двух стран: мало что знаем друг о друге. Я проведу вас,
влюбленных в путешествия и приключения зрителей, по самым интересным и захватывающим
местам этой земли, по царским дворцам, галереям и музеям, раскопкам и природным
заповедникам. Самые красивые женщины тоже оттуда.
Тарик Дениз по-отечески накинул на плечи Хелен пуловер, продолжая играть на камеру:
— Фисташечка Хелена, тебя все узнали.
— Эй, привет!— заглянула Хелен в объектив, размахивая ладошкой.
— Фисташечка будет помогать в путешествии,— ведущий зашевелил усами, лукаво
подмигивая в объектив. — Внучатая племянница скифской крылатой богини Аргимпасы,
прекрасная амазонка, дочь таврских гор и сарматских степей — но это между нами...
Теплоход медленно разворачивался, толкаемый буксиром. Махина корабельная вздрогнула,
пробила винтами водяной коловорот, и, набирая собственный ход, вышла на разворот, в колею
пролива, ведущую на север. Спустя час после отхода от причала груженый под мачту труженик
вышел из плена пролива в открытое море…
Черное море, теплоход «Григорий Сковорода»
Лена встала с кресла, грациозно потянулась:
— Понарассказывала вам тут. Пойду проверю, как там Патрик. А вы без меня сильно не
усердствуйте. Обещаете, Натик?
Нат дернулся вслед за ней, она лучезарно улыбнулась:
— Я на минуточку…
«Как назвала? Натик. Лунатик?.. Так его еще никто не называл, приятно... Экзальтированная
бабенка». Почувствовал прилив бойцовского либидо, листая глянцевые страницы, с которых
попутчица улыбалась пленительно и желанно. Почувствовал, как встрепенулся его корень. Закрыл
глаза, нахлынуло, представил красавицу Хелену в жарком тесном контакте, ее грудь, бедра... Едва
не пустил семя прямо в джинсы… Улыбнулся, удивился: вот так попутчица! Что сделала с ним?
Околдовала? Ведь такое страстное желание ощущал в последний раз в далекой юности!
За дверью каюты послышался шорох. Возвращается...
Нат возбужденно вскочил с дивана и галантно распахнул дверь:
— Прошу, Леночка!
Капитан не успел отпрянуть.
— Я тут, это… — стушевался подвыпивший кэп.
«Заехать в морду пойманному на подслушивании засранцу!» — была первая мысль. В
другой раз, в обстановке поспокойнее надавал бы пинков старому наглецу. Но сейчас, находясь в
положении убегающего от «крыши»…
— Чего не спится? — спросил, сдерживаясь, Нат.
— З-звиняюсь, с какой каюты будете? — капитан шмыгал глазками по каюте за спиной Ната.
— А я тут списочки на голосование проверяю. Готовимся к будущему экзитполу. Оформляем
президентские выборы на Украине. В кают-компании развернут «сковородинский»
избирательный участок. Вы за кого — за «помаранчевых» или бело-голубых?
«Опять про голубых...» — Нат встряхнулся. Это что, намек от капитана, что знает о
недавних его похождениях?
—
Я вообще-то не в курсе. Под фрахтом старпомом балкера ишачил на «Дисней шипинг», —не моргнув глазом, соврал Нат. — Домой возвращаюсь. Соколов, Анатолий. Глотнёте, кэп? —
потряс початую бутылку виски. — Презент, капитан.
Капитан крепко схватил «презент».
— Милости просим, с восьми до восьми!
«Точно заложит! — обреченно подумал Нат, когда капитан хлопнул дверью каюты. — А
впрочем?.. Да пошли все… Надоело жить с оглядкой, выдавать себя за другого. Чему быть — того
не миновать...»
Мысли приятно возвращались к пленительному и желанному образу попутчицы.
А Лена у себя в каюте, заботливо подоткнув одеяльце под спящим сынишкой, села напротив
иллюминатора, безучастно глядя на утихшие накаты волн, которые бухались о борт
успокаивающе, будто в щечку теплоход целовали. Теребила машинально старинный семейный
медальон на шелковой нитке. Все так, как напророчила бабушка Вера, царствие ей Небесное…
там был Тарик, был Одис, был Октай, интересная и хорошо оплачиваемая работа, творчество…
Не было любви, острее чувствовала, что душа ее там, на тарханкутских скалистых кручах…
Настойчивые полуночные стуки в дверь каюты разбудили прикорнувшего на жестком
диване Ната. Лена вернулась неожиданно.
— Не спится? — извиняющее спросила из коридора, вошла, озираясь на светящуюся сквозь
иллюминатор луну.
— Заснешь тут с вами, — пробурчал Нат, уставший ждать затянувшегося финала, но,
спохватившись, ободряюще произнес: — Ночь наедине с вами дорогого стоит, — вскинулся,
разлил по бокалам.
— Я к вам с бабушкиной тетрадкой, — Лена положила на столик несколько общих
ученических тетрадок, сшитых суровой ниткой. — Несколько раз пыталась прочесть до конца…
Буквы расплывались и исчезали, а может, та пророческая надпись, сделанная бабушкиной рукой,
— послание мне, о чем-то предупреждение? И что более всего мне не понятно во всей этой
истории с тетрадкой: как бабушка могла знать обо мне, ведь родилась я после ее ухода? И знала
наверняка, что именно так все случится, как происходит сегодня со мной. В бульварной прессе
масса мистических истории, но чтобы такое было со мной, с нами, на самом деле!
«Честно говоря, посреди ночи скучно читать бабкину писанину из замусоленной тетрадки»,
— ежился Нат, было и жалко попутчицу, и одновременно смешно, что пытается убедить или
уверить его в чем-то сверхъестественном, даже скорее безразличном для него. И это в тот момент,
когда так хочется спать, когда отношения будущие скрыты, как туманом, и опасны! И этот чертов
кэп, как воришка, что шарил, что выискивал возле его каюты? Посланец «крыши»? И Лена так
старательно нагоняет страхи…
Нат взял в руки тетрадку, чтобы не обидеть ее. И чуточку приоткрыл, искоса всматриваясь в