Дети, сотканные ветром. Часть 3

— Поздно жалеть, — пожал плечами Лев. — Мой отказ от поединка унизит страту Ветра в глазах остальных подмастерьев и гостей Собора.

— Какое тебе дело до вьюнов?! Ты никогда им не был и не будешь.

— Может, ты права. Однако о финале команда вьюнов мечтала много месяцев. Хотелось, чтобы они чуток прикоснулись к празднику.

— Думаешь, им понравится, как Аскольд втопчет тебя в лёд?

— Нет, наверное… Самому не хочется проигрывать. Быть может, если удача не покинет меня, то я удивлю всех, — Лев коротко рассмеялся, желая сбросить собственное уныние. — Пусть весь Собор видит, что вьюны не сдаются просто так. Им по силам закончить этот и следующий год.

Есения выдохнула, отнюдь не с княжеским достоинством. Кажется, Лев не давал ей нужных ответов.

— Какое дело трубочисту до чести вьюнов?!

— Просто Вий, Клим и остальные считают меня своим другом.

— Вот оно что! — дёрнула рукой княжна, словно ухватила за хвост пытавшуюся взлететь птицу. — Ты хочешь казаться верным другом, но разве ты не поступаешь иначе? Разве не оставляешь своих друзей, когда достигаешь своих целей?

— О чём ты, Есения.

— Победа над Аскольдом Мироновым сулит небывалые для трубочиста почести. И ты ради этого готов рискнуть собой и блюстителем своей мамы?!

Княжна по-детски топнула ногой. Ей было трудно устоять на месте, узкий коридор сдерживал её.

— Мы с Зорей тоже считали себя твоими друзьями. Мы вдоволь посмеялись над тем, как ты улепётываешь отовсюду, куда бы я ни пришла.

От потока слов Есении у Льва загудела голова.

«Она надумала того, чего нет! — Лев впечатал ладонь себе в лицо. — Правильно говорил Вий: нужно было объясниться перед Есенией. Теперь она сквозь свои домыслы видит во мне какое-то отребье».

— Выслушай меня, Есения! — взмолился трубочист. — Да я полный дурак. Видел же, как на меня смотрел твой дедушка и его окружение. Мне наконец-то объяснили, почему я не могу общаться с княжной.

— Так тебя всего лишь запугали? — Есения услышала то, чего ожидала. — На скудельнице ты не казался трусом. Я разочарована.

Лев не мог понять, радоваться ли ему, что в его безрассудном бегстве от огромной кошки увидели смелость. Или огорчаться тому, что желание защитить княжну сочли за трусость.

— Прости, Есения. За то, что не сказал тебе правду. У меня мало опыта в общении с такими, как ты?

— С особами княжеского рода?

— С девочками. Я даже не знаю, как принято общаться мальчику и девочке у… — Лев прикусил губу и успел ухватить слово «чаровников». — У вас господ. Кроме того, мне кажется, что и ты относишься ко мне иначе, чем к остальным.

— Я?! — тонким голосом спросила Есения.

Её руки безвольно упали. Она не была уверена, хочет ли, чтобы Лев продолжал.

— Спасибо тебе за всю твою поддержку. Долгое время мне было тяжело в Соборе. Ты одна из первых, кто отнеслась ко мне хорошо. Есения, ты мне очень нравишься. И я не знаю, что мне делать со своими чувствами.

Княжна отступила на пару шагов, будто у неё вдруг появились важные дела подальше от котельной.

— В Соборе мало вещей дороже наших встреч. Мне не хватает их, но своим общением я боюсь тебя… запачкать.

Лев неосознанно протянул ладони к Есении, они и впрямь чернели от сажи. Княжна хлопала глазами, крутой нрав её оказался напускным.

— Я плету венок царевичу Ждану, — наконец сказала она, словно открыла заветную тайну.

Лев пожал плечами:

— Всё это знают.

Ему показалось, что он не до конца уловил смысл слов Есении. Однако княжна не стала вдаваться в объяснения и грустно улыбнулась.

— Наверное, я испортила тебе настроение перед игрой? — стыдливо спросила она.

— Вапула сказал, будто настрой у меня гробовой. Так что хуже некуда.

Они оба улыбнулись.

— Мне, наверное, надо было раньше объясниться?

— Угу, — выдохнула Есения. — К твоему сведению дедушка разрешает мне дружить со Смиляной и другими горничными. И если не вляпываться в опасные приключения, то мы не запачкаемся. Нам никто не запретит здороваться по утрам.

Лев повинно склонил голову:

— Обещаю не убегать от тебя. И не вляпываться в разные приключения мне по душе.

— Договорились. Тогда позволь мне проводить тебя до арены. Не беспокойся, там сейчас никого нет. Все доедают торжественный ужин и подписывают щедрые договоры.

До назначенного поединку часа арена действительно пустовала. Как же здорово, когда тебя не тяготит мучительное ожидание, завидовал Лев. Подмастерья нынче выжимают всю радость из торжественного вечера. Смеются за дружным столом и набивают животы.

Лев же отказался от ужина. Проша тайком собрала корзину снеди, приготовленную для званых гостей, однако от одного запаха еды на трубочиста накатывала тошнота.

— Капитанам положено перед игрой сидеть рядом с главной ложей, — объяснила княжна и повела Льва на верхнюю трибуну.

Есения весь путь шла молча и даже лишний раз не смотрела в сторону трубочиста. Льву и в безмолвии было с ней уютно. Он от всей души надеялся, что она испытывает подобные чувства. Но постепенно мальчик начал понимать, что сказал то, о чём предпочёл бы молчать до гроба.

— Знаешь, Есени…

Княжна вдруг остановилась и потянула Льва к полу. Где-то внизу у купола раздавались голоса. На вопросительный взгляд трубочиста Есения шикнула и зажмурилась, будто желала стать невидимой.

— Поздно прятаться, зайчата! — донеслось до них.

От последующего бесстыжего смешка Лев сам пожелал раствориться в пустоте.

— Ну же, зайчата, покажитесь! Весьма грубо подслушивать чужое воркование! — осудил их Полынь.

Выбора не оставалось, и подростки поднялись из-за укрытия. Скобель и Полынь сидели на нижнем ряду как раз напротив человекоподобного автоматона. За решёткой купола новенький Могута выделялся блеском ещё не закопчённым дымом комет. Судя по саквояжу с инструментами у Скобель, мастер закончила все настройки. Автоматон-судья был готов к исполнению своего долга, а значит, последняя возможность отмены капитанского поединка улетучилась.

Подростки безвольно спустились к взрослым, те с интересом их разглядывали.

— Узнай Вольноступ, что его храм боли и пота облюбовали влюблённые парочки, то завалил бы проход на арену, — серьёзно сказал Полынь.

— Довольно. Твои похабные шутки смущают княжну Есению, — предупредила Скобель.

— Милостивая госпожа, я ведь говорю не о них, а о нас, — обелился Полынь. — Уверен, княжна лишь из благородных побуждений сопровождает сударя-трубочиста на бойню. И я надеюсь, что в будущем она так же благородно поможет ему залечить раны.