Девочка из коммунизьма

Из отпуска домой - в Магадан - мы прилетели рано утром, с аэропорта добрались на такси.

Чукча-фокусник

Уже в аэропорту я почувствовала промозглый ветер и отсутствие какого-либо намека на какое-нибудь солнце. Серый асфальт, серое небо, и будто бы серые лица - все сливалось в одно невзрачное пятно. А сверху еще, как смеясь, посыпал легкий снежок. Такой был август в Магадане. Впрочем, обычное явление. Но все же я до пяти лет жила в Казахстане, и привыкать к таким перепадам было тяжело. После жаркого лета окунуться в холодную осень, даже практически зиму, мне, еще совсем маленькой, было нелегко. Хоть и привезли меня родители на Колыму, с трудом забрав от бабушки с дедушкой, за год до этой крымской поездки. Но тогда я в садик ходила редко - чаще болела и болела, то дома сидела, то в больнице лежала. До сих пор в сознании остались стеклянные палаты инфекционки - "аквариумы", в которых нам, малявкам, надо было сидеть по отдельности.

Папа был уже на работе, мама распаковала чемоданы и, чтобы отдохнуть, присела на большое кресло, которое стояло в зале нашей однокомнатной квартиры. И ка-ак отпрыгнет! Потому что черная куртка ...поползла. Оказывается, на кресле была не папина куртка, небрежно брошенная, как подумала мама, а свернувшийся калачиком совсем маленький человек. И мама чуть на него не села.

Это был очередной "проходной" папин друг, которого все звали Чукча-Фокусник. Жил он у нас где-то неделю, потому что отстал от кочевья, как говорил сам. Вернее его сородичи-оленеводы уже уехали домой - в Анадырь, а он вот, потеряв все деньги, остался.

– Так вы из Анадыря!
– восклицала я, взахлеб рассказывая, что в аэропорту Якутска я познакомилась с этим городом, правда называли его с ударением на последнюю гласную.

– Как же так можно коверкать такое красивое слово! Сами они дырь в этом Якутске!
– возмущался чукча-фокусник, обижаясь за свой родной город. Но сам почему-то не торопился возвращаться в прекрасную столицу Чукотки.

Папа хотел ему дать денег на билет на самолет до Анадыря, но тому вдруг сильно понравилось жить в Магадане, а не в оленеводческом совхозе, который и от Анадыря далеко. Папино гостеприимство ему нравилось - ешь, пей, сколько хочешь, и не надо платить. Чукча обещал папе сделать ремонт, но к ремонту они так и не приступили.

Когда мы вернулись, чукча стал спать на диване в кухне. Я была безумно рада этому человеку по имени Василий, потому что он, действительно, умел показывать разные фокусы - руками - или делать интересные штучки из бумаги. Меня все это завораживало. Но мама с каждым днем стала все больше ругаться, и, в итоге, когда папа получил зарплату, то он пошел и купил другу билет до Анадыря. Чукча пытался сбежать в аэропорту, но папа успел его схватить за шею и отправить на регистрацию.

После его отъезда мама заметила, что у нее пропали золотые сережки и кольцо с изумрудом. Но в милицию заявлять не стали.

Мама ругалась на отца:

– Ай да чукча-фокусник! Вот и помог тебе ремонт сделать! Золотой ремонт получается! Вот так клоуны, особенно ты, Вова!

Но я, в отличие от мамы, на чукчу-фокусника не сердилась, хотя он и мое ожерелье из ракушек прихватил (я его в Евпатории покупала), потому что казался он таким беспомощным, худеньким, маленьким - он ростом-то был ниже полутора метров. Часто рассказывал о любимых оленях, рассуждая, какие они умные животные. А еще рассказывал о том, как к ним в совхоз приезжали циркачи, и он научился у них фокусам. Циркачи из-за погоды не могли уехать обратно - в Москву, все ждали летной погоды. Заморозили свою маленькую обезьянку, которая ходила, как бабулька, в большой шали. Чукча-фокусник, которому был лет сорок, говорил, что он тоже станет великим цирковым артистом, вот только еще немного поработает в своем оленеводческом совхозе.

Как я уснула в магазине

В первом классе я тоже чуть навсегда не потерялась - такая у меня натура детская была, все время теряться.

Мама сунула мне в руки большую авоську для картошки и дала бумажный, желтовато-коричневого цвета рубль. Я цену деньгам не понимала, но мне сказали, что я должна это дать продавцу, а та даст монетки, которые я должна принести домой. Себе я уже научилась покупать газводу "Буратино", которая особенно была вкусной, когда я ее ела с копченой горбушей или кетой. Наешься рыбы, а потом запиваешь "под завязку". На сейчас мне дали задание купить побольше картошки (сколько унесу) и дотащить до дома.

В магазине пахло протухшим мясом - продавщица ругалась с пьяным грузчиком, а на меня долго не обращала внимания. Она обслуживала то одного мужика, то другого, то женщину, то еще одну, которые активно покупали синюшных кур.

Я уже не выдержала и сказала:

– Меня родители дома убьют, дайте мне картошки, тетя!

– Ты понимаешь, она у нас в подвале растет, а не на прилавке, вот иди, куда тебе грузчик дядя Степа покажет, и набирай, сколько хочешь, а я сейчас не хочу заниматься перебором картошки для прилавка. Или, может, попозже придешь, - сказала продавщица, желая от меня отвязаться. Она категорически не хотела заниматься картошкой. Толстая, неповоротливая женщина, она больше ругалась с грузчиком, который все из внутреннего кармана вытаскивал бутылку, отхлебывал, крякал и снова делал вид, что он работает, а сам косился на продавщицу, чтобы та ему еще какое-то задание не дала.

Ему тоже меня лень было до склада провести. Он мне издалека показал, в какую дверь зайти и там, мол, сразу увижу мешки с картошкой. Я пошла по малоосвещенному коридору, а потом зашла и в то помещение, где доверху мешками лежала картошка. Тут было еще темнее - включенной лампочки совсем не было, а маленькое оконце едва пропускало уличный свет. Возле этих громадных мешков с картошкой, морковкой и капустой я чувствовала себя маленькой муравьишкой с тряпичной авоськой. Я бродила между этих мешков и ящиков, вдыхая сильный запах земли, идущий от овощей, и пыталась найти хоть один открытый мешок. Бродила, тащила к себе то один мешок, то другой, потом я поняла, что зашла в какой-то еще более темный закуток, где лежало много свеклы, уже просто на полу, без мешков. Но свеклы мне не надо было, поэтому ее я не стала набирать.

Здесь я увидела кошку грязно-белого цвета, заигралась с ней. А потом как-то само собой получилось, что я уснула вместе с пустой авоськой и с кошкой, которая ко мне прижалась и стала мурлыкать. Грузчик же подумал, что я, лентяйка, не захотела набирать самостоятельно картошки и ушла, поэтому, когда продавщица спросила про меня, то он ответил, якобы я давно вышла из магазина.

Так, наверное, я и проспала часа полтора (а время было обеденное), пока в магазин не прибежала моя мама. Дескать, где ее дочь. Продавщица сначала пожала плечами, якобы давно уже ушла. А потом, глядя на совершенно опьяневшего грузчика, спросила: "Степа, а девочка точно из склада выходила?".

Всю испачканную земельной пылью, чумазую, как поросенка, меня, спящую, так и нашли в этом овощном подземелье. Мама уже сама набрала картошки, отругала продавца и грузчика, что они так бесцеремонно с клиентами обращаются, а продавец, наоборот, наорала на маму, что не надо маленьких детей в магазин отправлять, что надо самим ж... от дивана отодрать и приходить за товаром. Мама же в свою очередь сказала. что в магазине полная антисанитария, тут воняет тухлятиной и прилавки грязные, как в свинарнике корыта.

Назвали Галей, а надо было – Аней!

В 1985 году, осенью, у меня родилась сестра. Хотя мама с папой ждали мальчика, в чем их обнадеживали врачи. Сестра была младше меня на десять лет. Родители разрешили, чтобы я придумала ей имя. Я решила назвать в честь бабушки по папиной линии. В честь бабушки по папиной линии уже назвал свою недавно на тот момент рожденную дочь брат мамы. Так и стали сестру звать Галей.