Девочка из коммунизьма
Шрифт:
– Не идология, а идеология. Хотя, ты молодец, это одно и то же!
– А как это бассейн расколотый - это и есть наша страна?
– А вот так, потому что везде воровство. Вон и от меня требуют разгружать продукты, а потом часть их снова быстро загружать в какой-то другой грузовик. Налево увозят продукты из лагеря. А вы, дети, не доедаете! Так и не смогли толком построить коммунизм.
Продукты "налево" или каждому- по потребностям
Я пыталась спорить:
– Да мы нормально едим, дядя Коля - масла, печенья завались! И халвы тоже. Здесь нас вкусно кормят, а вот в городе
– Пойми, дочурка, вот здесь масла навалом, а где-то, в другом месте его совсем нет, и люди о нем мечтают. Сейчас в магазинах перебои то с маслом, то с мясом, то с водкой. Сплошной бардак. Сами дефицит создали.
– Что такое дефицит?
– Это когда-то чего-то не хватает. Вот конфет вам не хватает?
– Ну, да, только они такие невкусные, лучше бы таких совсем не было.
И снова за ним прибежали поварихи, и стали кулаками его в спину пинать, дескать, отрабатывай пропитое, паразит.
– Дядя Коля, а вот вы все говорите - полный коммунизм? Это как толстая тетя полный? От чего он полнеет-то?
– Эх, доча, ты еще маленькая! Сколько тебе лет? Двенадцать? Ну и хорошо, ты уже научный коммунизм учить не будешь, если когда-нибудь в институт поступишь. А я ровно двадцать лет его преподавал с 1965-го по 1985-й. А на следующий день в позапрошлом году уволился после этой даты и сказал словами Маркса: "Исчезнет противоположность между умственным и физическим трудом". И записался в грузчики винно-водочного магазина, а потом когда жена из дома выгнала, стал работать там, где еще и жить можно. Здесь вот в лагере - практически как в ЛТП, где я раз десять был без толку.
ЛТП я знала, что такое, и не переспрашивала у дяди Коли - теткин муж Вадим периодически там лежал, и ему передачки носили, а он их там на водку менял.
– У меня, доченька, когда я уволился с института, труд из тяжелого бремени превратился в жизненную потребность! Понимаешь ли, в душе мне удалось построить таким образом коммунизм. Но ведь я - отдельный индивидуум, а надо, чтобы все индивидуумы включались в этот общий процесс строительств. Но как, если столько кругом ворюг и сволочей-единоличников? Вон, бегут мои эксплуататоры, опять надо ворованное загружать!
– и дядя Коля указывал на столовую, откуда три толстушки в развевающихся халатах и в белых платках махали кулаками. И тут дядю Колю понесло, он стал говорить тезисами в сторону бегущих и очень потных поварих:
– Распределение продуктов при высшей фазе коммунизма будет требовать тогда формирование со стороны общества количества получаемых каждым продуктов, каждый будет свободно, - тут дядя Коля встал и выпрямился над расколотым бассейном, - брать по потребностям и не надо зубоскалить, что социалисты обещают каждому право получать от общества, без всякого контроля за трудом отдельного гражданина любое количество трюфелей, автомобилей, пианино!
А потом еще громче в сторону уже прибежавших поваров:
– А вы, - и он показал на них своих указательным пальцем с отбитым до черноты ногтем, - а вы портите, как бурсаки у публициста Помяловского, склады общественного богатства. Каждому по потребностям - каждому по возможностям!
И тут дядя Коля упал прямо в одну из дождевых лужиц бассейна, но не убился, а смачно захрапел.
Тащили, как барана
И так было всегда. Бабы в платках и халатах прибегали каждый раз за дядей Колей.
И ругали его, ругали, говорили, что им за него надоело тягать коробки, что пришла новая машина и надо разгружать продукты. Если дядя Коля совсем не мог идти, то одна из толстых женщин, больше похожих на упитанных поросят, взваливала на себя тощего дядю Колю как барана и несла до столовой. Там его прямо из шланга поливали водой, потом давали опохмеляться и словно робота заставляли носить продукты. Я только не понимала, зачем один грузовик привозил продукты, а потом чуть позднее подъезжал уже другой грузовик и увозил их куда-то. Хотя дядя Коля пытался мне доходчиво объяснить механизм воровства в лагерной столовой. А еще он говорил, что коммунизм - самое разумное и справедливое устройство общества, что это счастье, которое мы все вместе уже "просрали".Так что, когда учитель истории говорила в том же 1987 году совсем другое, когда я после лагеря пошла в шестой класс, - что мы все же будем жить при "комунизьме", и что не будет у нас ни государства, ни денег, то я не могла понять - кто же прав - эта учительница или грузчик дядя Коля?
Через полторы недели я совсем освоилась в лагере - как будто я тут и должна быть. Я даже полюбила этот "остров" уплывающего коммунизма, где накормят, напоят вкусно, да еще и спать уложат. Получается, успела я "пожить при коммунизме", только в лагере.
А когда вернулась в город, бабушка сказала, что в магазине сахара не купишь - нет в продаже. Надо ходить и спрашивать - может, завезли. Обещали завтра завезти. А мы с Танькой столько халвы из столовки натаскали - килограмма три получилось и печенья килограмма два, а еще конфеты были, так что сладостей нам даже после лагеря надолго хватило.
Червяки в супе, гроб на колесиках
Ну, вот ела я тут, в пионерском лагере, получается, нахаляву - за ту девочку, которая раньше времени смоталась отсюда под маменькино крылышко. А мне, наоборот, хотелось подальше от мамы и папы бежать.
И, кстати, о вещах. Поскольку у меня все вещи были на мне, а это джинсы, футболка, бархатная кофта, которую я все же прихватила в солнечный день, трусы и носки, то пришлось "раскулачивать" Таньку - она совсем не была готова к полной фазе коммунизма, к низшей-то едва подходила, потому что насчет одежды, да и еды она была очень жадная. Правда, чего там было раскулачивать, если тетка Наташа Таньке положила совсем немного вещей - может, в три раза больше, чем было на мне, благо хоть трусов у нас на двоих было аж пять пар. Вроде бы хватало - пока одни стирались и сушились, другие носились, и даже запасные были. А джинсы я могла носить и месяц, не стирая. Вот футболки любила чистые, но с этим было проблемно.
В коттеджах, где даже раковины не было, стирать было негде. Но мы придумали ходить на речку и полоскать свои одежды, а потом за коттеджем прямо на ветках сушили белье - сохло оно невероятно быстро из-за жары. Делали это в сончас или до обеда, а вылазили в окошко. "Огородами" шли к речке, а поскольку лагерный забор уже давно требовал ремонта, то можно было найти дыру и проникнуть за территорию.
Однажды я, Танька и еще две девочки еще до начала обеда так увлеклись постирушками, что за одно наловили и мальков. Куда их было девать? Выкидывать жалко - Танька орала, что это ведь рыба, а рыбу едят. Точно! Понесли мы мальков в столовую, а там как раз суп сайровый разливали. Мы незаметно для всех накидали в суп мальков - они, живые, там барахтались. И сбежали быстро. В тот раз, когда мы строем пришли на обед, нас кормили только вторым блюдом и нарезанным сыром, пояснив, что суп не успели сварить. Странно, что никто по поводу мальков не устроил бучу или проверку. Наоборот, повара ходили и зло шипели: "Нам еще только СЭС не хватало". А СЭС они боялись как огня.