Девочка из коммунизьма

Я топталась на месте, и когда уплыли далеко дельфины, прошла несколько шагов до большой поляны, на которой от ветра раскачивались качели - старенькие, но покататься, а за одно посидеть-отдохнуть было можно.

И тут вдруг из ближайшего домика ко мне двинулась целая ватага темнокожих детей. Я сначала подумала, что их тоже мороженым - шоколадным - измазали для съемок. Но это оказались цыганские дети. Они что-то на своем языке принялись мне объяснять, стаскивать с качелей, но побить меня не успели.

За ними вышла невысокая женщина в платке, завязанном хвостами назад, и в длинной юбке. И тут вдруг я поняла, что где-то эту женщину видела. Она стояла и ругала своих ребятишек, а мне кивала, что я могу беспрепятственно покачаться на качелях. Я качалась и смотрела на женщину, пытаясь вспомнить, где ее видела. И тут меня прожгло: она же в фильме "Цыган" снималась - подруга главного героя.

Сама не зная зачем, я, уже сойдя с качелей, спросила ее:

– А вы не знаете, Будулай вернется?
– да так серьезно спросила, с большой тревогой в глазах, будто бы о самом близком человеке на свете.

Вот вроде бы трагичная история: я в совершенно незнакомом мне городе, на другом краю земли потерялась, но не паникую, не плачу, а мне всего шесть лет. Более того - я еще и переживаю за чужого человека! За какого-то Будулая, фильм про которого смотрели мои родители? И совсем не жалуюсь никому, что мама куда-то ушла.

Это был 1982 год - до съемок продолжения фильма "Цыган" оставалось еще три года. Наверное, и сама цыганка-актриса еще не знала, что будет сниматься "Возвращение Будулая", поэтому ответила она на мой неожиданный вопрос совершенно равнодушно:

– А мне почем знать? Может, и вернется. А ну-ка пошли, пошли домой, сейчас на базар собираться надо.

И цыганка погнала своих детей домой - собираться на рынок. Может, не я одна такая была, спрашивавшая - а вернется ли Будулай, на тот момент очень популярный герой.

Об этом я узнала, уже позднее, когда вся страна смотрела по телевизору продолжение фильма с Кларой Лучко и Михаилом Волонтиром, а могла бы не узнать. Либо меня мама не нашла бы, и тогда мне пришлось бы прибиваться к цыганскому табору, либо меня мама могла прибить на месте, что она и пыталась сделать, когда все же увидела меня возле качелей. Она на несколько рядов оббежала частный сектор в поисках. "Любит, значит, раз нашла!" - снова в моей детской голове щелкнула эта так необходимая каждому ребенку мысль.

Красная площадь и Мавзолей

Проездом мы были в Москве. Как любому уважающему себя советскому гражданину, в столице страны надо было ознакомиться с достопримечательностями. Как же это - не побывать на Красной площади и в Мавзолее! Почти позор! Так что, мама и потянула меня, тоже растущего гражданина, в центр дорогой всем и горячо любимой столицы.

Красную площадь я почему-то не помню: не врезалось в память, а вот Мавзолей, к которому была огромная, но быстро двигающаяся очередь, я запомнила.

Мама мне пыталась объяснить, что Мавзолей - это такое одиночное кладбище, только покойник там лежит не захороненный. Но мне стало страшно. Мама путалась в объяснении, говоря, что в данном случае этого покойника не положено захоранивать, что он должен лежать в большой каменной гробнице, потому что он - Ленин.

Я тогда в шесть лет про Ленина знала одно стихотворение, услышанное во дворе от детей; "Я маленькая девочка, я замуж не хочу, купите мне сандалики, я Ленина люблю". Это стихотворение читали в разных вариациях, но я запомнила со строчкой про Ленина и тоже повторяла данную чепуху. Мама, наконец, когда мы совсем близко подходили ко входу Мавзолея, потому что очередь двигалась слишком быстро, снова что-то сообразила и начала мне говорить:

– Здесь лежит наш дедушка...

– Какой дедушка? Деда Коля Степан?
– так я звала в детстве своего деда по папиной линии - Николая Степановича. Мама, понимая, что опять говорит что-то не то, больно дернула меня за руку и буркнула: "Вождь тут лежит!"

– А, вождь индейцев!
– рассудила я вслух, вспоминая фильмы про чуманчу, которые я любила.

– Да причем тут индейцы. Это Ленин, он коммунизм начал строить! Тьфу ты. Словом, когда-то он был самым главным в стране, понятно! И сейчас остается самым главным, хоть и умер! Мы бы жили при царе, если бы не Ленин!
– наконец торжественно воскликнула мама.

В Мавзолее было темновато, да и на улице, как я поняла, было темно - шел ко всему дождь, а у нас зонтиков с собой не было. Зашли мы в Мавзолей, как мокрые курицы. Впереди нас точно такая же была и старушка - в белом платочке, в телогрейке и галошах, которые ей размера на два точно были больше. Мне интереснее было наблюдать за этими все время спадывающими с пяток галошами. На Ленина я смотрела совершенно спокойно, хотя я не поняла, зачем это сухонькое тельце и маленький желтый череп здесь держат. А бабушка впереди как стала причитать, глядя на величественный гроб: "Господи, да какой же ты маленький, сухонький! Да что же с тобой делают, что ты так сохнешь! А я думала, что ты как живой лежишь, товарищ Ленин!"

– А может, он еще и говорить сейчас должен?
– громко за моей спиной сказал высокий, в красивом, как и у Ленина, костюме грузин. Началась перепалка, и бабушку-колхозницу вывели стражи за ручки. Ее черные и в некоторых местах с дырами галоши остались в Мавзолее - их потом ей вынесли.

Так что, толком я и не разглядела дедушку Ленина - может, и хорошо, что не сделала этого. Ленин - он ведь, действительно, должен быть всегда вечным и молодым. Он ведь строил то, что мы, "дети коммунизЬма" еще успели пожать, потому что пока еще все "пахло" социалистическим строем.

Когда мы вышли из Мавзолея, я просила маму сходить на могилу Юрия Гагарина, о котором я уже была наслышана. Мне папа подарил детскую энциклопедию с ракетой на обложке, и я там по слогам вычитала о подвиге первого в мире космонавта.

Я все время смотрела вверх и думала, как это Гагарин смог полететь вверх и что там, за пределами земли есть? Может, неведомые чудовища, а не только звезды.

– Мама, ну, пойдем в Мавзолей Гагарина!

– Нет у Гагарина Мавзолея!

– Почему, Гагарин в космос летал, а Ленин не летал. Гагарин должен в Мавзолее лежать и на него все смотреть должны!

Но мама меня уже не слушала, а спрашивала, как ей пройти туда-то и где взять то-то - она лишь до боли крепко держала меня за руку, чтобы я не потерялась, как в Евпатории, в этой многомиллионной Москве и не прибилась бы опять к цыганскому табору.

Из Москвы мы долетели сначала до Якутска, дескать, из-за непогоды надо было сделать там посадку. А там все ждали, бродили по аэровокзалу. Сообщавшая по громкоговорителю о прилетах и вылетах женщина часто произносила: "Рейс Москва-Якутск-Анадырь задерживается!". При этом, в слове Анадырь она ударение делала на последний слог, и как будто бы получалось два отдельных слова. И я маму спрашивала: "А что такое Дырь?". Мама психовала и говорила, что города "Дырь" нет, что это мы летим в свою холодную дыру.