Девочка-лед

Не знаю в чем дело, но наши объятия и поцелуи сегодня ощущаются острее и отчаяннее. То ли ссора так разгорячила нас, то ли мы просто успели соскучиться. Как бы то ни было, оторваться друг от друга невозможно.

Мы все сильнее увлекаемся, наслаждаясь каждым вздохом и прикосновением: ласковым и нежным, как порхание бабочки или несдержанным, как волна в шторм. И нет в наших поцелуях никакой пошлости, то, что между нами происходит, определенно нечто большее… То, что помогает выразить сожаление о брошенных сгоряча словах. То, что дает понять: он нужен мне, а я нужна ему.

Меня переполняют чувства к этому мальчишке. Настолько противоречивые, что в голове не укладывается. Еще час назад я злилась и хотела уйти от него, а теперь мне кажется, что я просто умру, если все-таки придется сделать это однажды по какой-либо причине. Роман ворвался в мою серую жизнь подобно урагану и заполнил до краев мой маленький мир собой…

— Я люблю тебя, Лисицына, пойми ты уже, — отстранившись, произносит в самые губы.

Обнимаю крепко и улыбаюсь, утыкаясь носом в его шею.

— Никуда ты не денешься от меня, смирись, — заключает в плен своих рук и все, чего я хочу — остановить это прекрасное мгновение.

*********

Настроение утром просто отличное. Мириться поцелуями — это что-то новое, но могу сказать точно: метод довольно приятный и невероятно действенный. Вон мы как два дурака друг другу улыбаемся, и не по годам смышленая Ульяна моментально подмечает наше странное поведение. А когда Ромка, засмотревшись на меня, разливает молоко, и вовсе начинает заливисто хохотать.

После завтрака отвозим сестру в детский сад и заезжаем ко мне домой. Я прошу Рому остаться в машине, и он нехотя дает мне на сборы ровно пять минут. На мое счастье, в квартире тихо: ее обитатели либо спят, либо отсутствуют. Переодеваюсь в школьную форму и забираю портфель. Прошмыгнув мышкой за дверь, спускаюсь вниз. Сталкиваюсь по пути с ворчливой соседкой Агриппиной Михайловной, презрительно косящейся в мою сторону. Здороваюсь по привычке, хоть и знаю, что в ответ ничего приятного не услышу.

— Ну и что там? — хмуро интересуется Рома.

— Да ничего, спят. Поехали, вдруг опоздаем.

На машине до центра добираемся быстро, но я, ощутив волнение, сковавшее горло, прошу Рому остановиться в дорожном кармане.

— Что такое? — интересуется обеспокоенно.

— Ром, — решаюсь все-таки посмотреть на него.

— Только не этот взгляд, Лисицына, — вздыхает тягостно. — Он означает, что ты собираешься озвучить то, что мне не понравится. Я прав?

И как он так быстро догадался? Неужели и впрямь все так живописно на лице написано?

— Давай не будем пока афишировать наши отношения, — пищу тихонько, надеясь на то, что он, пребывая в хорошем расположении духа, воспримет эту мою маленькую просьбу достаточно спокойно.

— То есть? — переспрашивает настороженно, вскидывая бровь.

— Ну… не будем проявлять в школе… какую-то симпатию друг к другу, держаться за руки и все такое, — краснея, поясняю я. — И выйду я здесь, ладно?

— Ага. Хорошо, — снимает машину с ручника и ждет, пока я покину его автомобиль.

Что и это все? Вот так легко согласился? Даже не верится.

Пожимаю плечом, и, чувствуя себя миротворцем, шагаю в школу. Ромка, естественно, добирается до территории гимназии раньше. Стоит у крыльца с десятиклассниками, пока я, не предвещая беды, иду по расчищенной от снега дорожке. Поднимаюсь по ступенькам, захожу в здание и оставляю свой пуховик в гардеробе. Уже разворачиваюсь, чтобы отправиться в класс и тут же чувствую, как кто-то хватает меня за руку.

Рома, конечно же…

— Ты чего? — испуганно озираюсь по сторонам. Тут, в холле, построилась целая толпа школьников, ведь до первого звонка остается от силы минут пять.

— Того, — стискивая мою ладонь, шипит сквозь зубы. — Ты че, Лисица, думала, что я поведусь? Совсем ку-ку, что ли?

— Рооома, — пытаюсь выдрать свою руку из его мертвой хватки, но все тщетно.

— Будешь сопротивляться поцелую тебя прямо здесь, — огорошивает он.

— Спятил? — опускаю глаза, потому что толпящиеся в холле старшеклассники начинают бросать в нашу сторону любопытные взгляды. — Кошмар…

— Пусть-пусть смотрят, — ухмыляется он довольно.

Мы поднимаемся на третий этаж, и я старательно пытаюсь выстроить перед собой некую мифическую стену, чтобы не погибнуть от того внимания, которое обеспечил мне сегодня Беркутов. Заворачиваем за угол, и я предпринимаю еще одну попытку «побега», так как замечаю в рекреации горстку наших одноклассников, сбившихся в кучку у кабинета.

Атас полный! Складывается ощущение, будто иду на публичную казнь, ведь по мере нашего приближения, шумные разговоры начинают подозрительно стихать, а точнее преобразовываться в нескладный шепот.

Одноклассники откровенно пялятся на наши руки и, как им кажется, незаметно толкаются локтями. Девицы изумленно хлопают ресницами, а парни — оживленно переговариваются. Правда до тех пор, пока мы не подходим совсем близко. Цыбин даже очки свои достает, дабы проверить, не обман ли это зрения.

— Салют, народ, че застыли? — обращается к присутствующим Рома, и они начинают невпопад отвечать на его приветствие.

Здоровается за руку с некоторыми парнями, но и мою вспотевшую от волнения ладонь не отпускает.

— Пилюгин рот закрой, гланды проветришь, — бросает бывшему товарищу.

Боже ж мой! Я словно голая перед ними стою. Эти взгляды… полны недоумения и немого вопроса. Я, должно быть, уже красная как рак. Их реакция ожидаема: мы с Беркутовым воевали на протяжении двух лет. А теперь… надо ж как бывает, кто бы мог подумать.

Абрамов, занявший подоконник, отрывается от чтения своей книги, и наши взгляды всего на секунду, но пересекаются. Удивительно, но кроме некоего оттенка интереса, в его глазах я не замечаю ничего.

— Привет-привет, ребятки, — Сашка, глядя на нас, улыбается во все тридцать два. Даже слишком широко, пожалуй.

— Вы че замутили? — громко и беспардонно интересуется Полина, бывшая подружка Вероники Грановской.

— Да, — Ромка обнимает меня, притягивая ближе. — Не тем мы с Лисицыной все эти годы занимались, — вздыхает театрально, а затем, как и обещал, лезет целоваться, но слава богу, лишь коротко касается губами моего лба.