Девственница

– Расскажи, - сказал он.

– Я действительно хочу детей, и я рожу для тебя. Но врач моей матери сказал, что ее болезнь может передаваться по наследству. Ты можешь подождать несколько лет, пока я не буду уверена, что это не перейдет ко мне?

– Могу, - сказал Кингсли почти с облегчением. После всего, через что он прошел с Элли, и после того, как подвел ее, он не был готов даже думать об отцовстве.
– Нам стоит подождать.

– Симптомы у моей матери начались, когда она была подростком, у меня пока все спокойно. Доктор говорит, что мне не стоит бояться заводить детей. Он дал мне свое благословение. Но все же, ты должен знать, что такая вероятность существует.

– Я не боюсь, - ответил Кингсли.
– Мои родители были идеальными. Мое детство было идеальным. А моя сестра все равно покончила с собой. В жизни нет никаких гарантий. Но ради тебя стоит рискнуть.

– Если у нас будет ребенок, он может быть похож на меня.

– То есть, девочка?

– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Джульетта положила руку ему на грудь, демонстрируя контраст в цвете их кожи. Он поцеловал ее руку.

– Надеюсь, наши дети будут похожи на тебя. Тогда они будут прекрасны. Не хочу уродливых детей. Я очень поверхностный.

Она рассмеялась, чтобы скрыть слезы, но Кингсли все равно заметил их.

– Кое-что еще, - ответила она.
– Не думаю, что хочу выходить замуж. Я была в ловушке, слишком похожей на неудачный брак.

– Тебе никогда не придется беспокоиться, что я заставлю тебя выйти за меня, - ответил с улыбкой Кингсли.
– Не в моем стиле.

– И я хочу работать, - продолжила Джульетта.
– Настоящая работа, где мне платят. Мне нужны собственные деньги.

– Ты можешь работать на меня. Осенью Каллиопа уезжает в Колумбию на учебу. Мне понадобится новый ассистент.

– Работать на тебя?

– Я очень хорошо плачу. И это будут твои деньги. Если это не убедит тебя... может, «дополнительные льготы» помогут.

– Мне нравится, как это звучит, - сказала она с соблазнительной улыбкой.
– Я управляла делами Жерара в его домашнем офисе. Я выполняла за него половину его работы. Если бы с ним что-то случилось, я бы с легкостью могла занять пост посла.

– Ты должна была позволить мне убить его.

– Нет, - сказала она, постучав его по кончику носа.
– Никаких убийств. Это... как ты это назвал? Жесткий предел?

– В таком случае, полагаю, я должен уважать это.

Она поцеловала его в губы, в шею, в грудь, в старый шрам, который исчез вместе с болью, которую он когда-то причинил ему.

– Еще кое-что, mon roi.

– Говори, - сказал он.

– Я хочу ошейник, - сказала она.

– Почему?
– спросил он, удивленный ее просьбой.

– Ты сказал мне, что никогда не надевал ошейник на женщину. Или мужчину. Я дам тебе свободу быть с тем, с кем пожелаешь. Но я хочу кое-что взамен, то, что ты никому другому не давал. Это нужно для нас.

Кингсли наклонил голову и поцеловал ее. Затем он выскользнул из-под нее, схватил с пола свои брюки и натянул их. Где-то в его спальне…

Он вернулся к шкафу и нашел сумку, которую брал с собой на Гаити. Он не распаковал ее. И он все еще был там.

Из запертой шкатулки на самый верхней полке он достал нож, который брал на множество своих миссий, пока служил в Легионе.

Когда он вернулся к кровати, Джульетта села. Даже обнаженная она выглядела элегантной и величественной, властной, грациозной. Она была воплощением всего, чего он хотел в женщине. И он никогда не отпустит ее.

Кингсли поставил сумку на кровать и расстегнул ее. Он достал черный ремень, который был его сувениром после ночей с Сореном в школе. Сорен порол Кингсли ремнем, а Кингсли порол им Джульетту. Он оставил раны на них обоих, поэтому тот будет ошейником. Он обернул его вокруг ее шеи и кончиком ножа проделал дырку для пряжки. Измерив ее шею, он провел по коже ножом, отрезав лишнее. Кингсли снова обернул его вокруг ее шеи и на этот раз застегнул.

– Вот, - сказал он, восхищаясь ее изящной шеей, теперь украшенной черным кожаным ошейником.
– Идеально.

Он просунул пальцы между ошейником и ее кожей. Потянув за него, она подалась вперед, ближе... ближе... Поняв намек, Джульетта соскользнула с кровати на колени и взяла его член в рот.

Неделя обещала быть хорошей.

В полночь, когда он и Джульетта наконец сдались сну, Кингсли проснулся от ступора, вызванного сексом и доминированием и испытал поразительно приятное ощущение счастья быть в сознании. Джульетта крепко спала рядом в его постели, цепочка на ее лодыжке свисала из-под простыни на пол. Она принадлежала ему. Привязана к нему, прикована к нему, в его ошейнике... вся его. И она обещала родить ему детей когда-нибудь, когда будет готова.

Он коснулся лица Джульетты, она пошевелилась во сне и улыбнулась. Там... Если бы он мог смотреть на нее и на то, что у них могло быть вместе, может, со временем пустота, которую он чувствовал в отсутствие Элли, пройдет и заживет, и она станет еще одним шрамом в длинной череде шрамов, которые он носил на своем теле и в своем сердце.

Но Кингсли не хотел, чтобы она была шрамом. Шрам был напоминанием о боли. Он хотел боли.

Спящей Джульетте он прошептал обещание.

– Моя драгоценность, я не могу отдать тебе все свое сердце. Но ту часть, которую могу отдать, - она не разбита и не изранена. Я отдам тебе все лучшее, что у меня есть, и буду защищать тебя от худшего всю оставшуюся жизнь.

Кингсли двинулся, чтобы поцеловать ее. Он хотел разбудить ее поцелуями и снова трахнуть. Он предупреждал, что будет брать ее, когда захочет, и был полон решимости сдержать это обещание.

Прежде чем его губы коснулись ее, он что-то услышал.

Звонок в дверь.

Кингсли перекатился на спину и зарычал.

Кого, черт возьми, принесло среди ночи к его двери?

И когда он успел превратиться в человека, который спрашивает себя, кого, черт возьми, принесло среди ночи к его двери?

Каллиопа права. В особняке было слишком тихо. Ему стоит изменить это.

Кингсли неохотно оторвался от Джульетты. Он натянул брюки и рубашку и вышел из спальни. Направляясь к лестнице, он бросил взгляд налево, на закрытую дверь спальни. За дверью находилась пустая комната, которая когда-то принадлежала Элли. Это была идея Сорена, чтобы она переехала к нему, не то, чтобы Сорен сказал ей. Он хотел, чтобы она была под защитой, под присмотром, чтобы она была в безопасном месте. Мартышкин труд, и Сорен должен был знать это лучше, чем кто-либо другой. Безопасность была иллюзией. В одно мгновение у тебя лучший секс в жизни на крыше роскошного особняка на Риверсайд-Драйв. А в следующий момент тебя выворачивает в унитаз, и ты сталкиваешься с самым сложным решением в жизни. С Джульеттой он будет лучше. Будет лучше заботиться о ней. Никто не знал, как много она для него значила, и поэтому ни у кого не возникнет искушения отобрать ее у него.