Девушка с острова Тарт
Шрифт:
Ах, любопытство — это пытка.
Страшней гремучего напитка.
Ах, интересно где и что.
Ах, любопытно, что и как.
Ах, интересно, почему «сим-сим, откройся»…
Али-баба, чудак, постой!
Кто ты такой, простой бедняк?
Ведь любопытно, да?
Ведь любопытно, да?
Тогда иди, не бойся!
Ну что ты потеряешь?
Ну что ты потеряешь,
Если все узнаешь?
Музыкальная сказка «Али-баба и 40 разбойников»
Иногда ему казалось, что жизнь останавливается. За стеклами домов замирают люди, редкий пух снега висит в воздухе неподвижно, машины на выдохе топорщат к небу столбы дыма или стелют их вдоль кузова. Обычно это случалось именно зимой перед праздниками. Осень наконец отпускала мир из своих ласковых ладоней, все вокруг становилось лаконичным. Кто сказал, что зима холодна? Она просто
Приятно было осознавать, что его разума все эти перепады настроения окружающих не касаются никак. Ум Тириона работал как часы, непрестанно анализируя происходящее вокруг, и сейчас в центре его внимания было любопытное, ни на что не похожее поведение его отца.
Он начал приглядываться к нему с того дня, когда Бриенна оказалась в Кастерли. Ее спутница была знакома Тайвину либо каким-то образом его здорово потрясла. Отец владел собой прекрасно, по многим параметрам находясь на недоступной Тириону высоте. Однако некоторые его приемы и маски сын изучил давным-давно и умел среди них ориентироваться. Отец был растерян, испуган и рад одновременно — вот, что он смог понять. Столь экзотический коктейль не мог быть создан просто так, должны были быть условия для этого. Давнее возобновленное знакомство, страсть… мало ли?
Теперь же с каждым днем он подмечал в отце все новые черты. На прошедшей неделе он был на ужине всего пару раз и рано уходил с него. Застать его в кабинете тоже стало непростым делом. Это и раньше было фигурой высшего пилотажа, да только теперь дядя Киван начал задавать ему деловые вопросы за столом, словно это был единственный шанс решить их. Ел он тоже как-то урывками, пару раз Тирион даже заметил, как тот сжимает руку на ножке несуществующего бокала. Дела принимали серьезный оборот.
Он разбирал все, что знал, словно опытный часовщик раскладывая все до мельчайших деталей на покрытом мягкой тканью столе. Однако пазл не собирался. Либо не хватало частей, либо Тирион что-то не учитывал. Да и сам он смутно понимал, что на краю разгадки, что никаких новых пружинок и шестерней не требуется. Все уже должно работать. И он рискнул.
***
— Вот это вопрос, — усмехнулся Джейме. С тех пор, как Бриенна посетила Кастерли, губы брата постоянно трогала усмешка, потенциально могущая стать белозубой улыбкой во все тридцать два зуба. Он был счастлив и не скрывал этого. При Тирионе маски его слетали, он открывался, и брат ему даже, пожалуй, завидовал. — Наш домашний Шерлок решил спросит у своего бестолкового Ватсона, что он думает. Зачем тебе это? Показать мне, как я далек от правильного видения ситуации? Припечатать парой впервые услышанных терминов?
— Нет, я, честно, запутался. Должно быть простое решение. Оккам был не дурак, придумав ту бритву, — Тирион встал перед братом, разведя руки. Джейме, сидящий на краю кровати с широкой улыбкой, задрал голову, глядя ему в лицо. — Что ты видишь? Вот просто скажи мне, что с нашим отцом?
— Ну, при такой постановке вопроса отвечать даже как-то лестно, — начал Джейме. — Я думаю, что он…
Брат сделал эффектную паузу.
— … влюблен.
Слово повисело-повисело в воздухе и вызвало у Тириона истерику.
— Да ладно, — немного утихнув ответил тот. — Еще скажи, что с первого взгляда.
— Не скажу, — подмигнул Джейме.
— Ты тоже считаешь, что они были знакомы раньше? — уточнил Тирион.
— Считаю, — подтвердил Джейме, коварно улыбаясь. А потом развернулся, достал с полки пухлый семейный альбом и протянул ему. — Ты вполне можешь в этом убедиться. А пока прости, но я убегаю. У меня есть одно важное дело, которое надо провернуть безотлагательно. Вернусь — можем поговорить.
Дверь хлопнула за братом, а Тирион остался стоять с пыльным альбомом в руках. Потом положил фолиант на стол и медленно опустился в кресло. Будем искать.
***
Ночь близилась к середине, а сон к нему не шел. Не оттого, что он потерпел поражение. Иные победы совсем не сладки.
Он долго шел к разгадке, и теперь она его смущала и будоражила. Поначалу Тирион предположил, что в книге он увидит саму их гостью, может, среди многочисленной родни. Альбом был старым, еще черно-белым, фото мелкими. Работа была кропотливой.
Он поломал глаза и, чертыхаясь, чуть не запустил лупой в угол комнаты, пока не додумался положить интересующие фото с толпами родни на сканер. Дело пошло бойчее, и вот он уже вглядывался в
разномастные блондинистые физиономии. Чтобы глаза отдыхали, время от времени юноша возвращался к первой фотографии альбома.Это была небольшая карточка с портретным снимком. На ней был изображен его прадед, Герольд Ланнистер. На фото он был один, а на следующем обороте можно было обнаружить его жену и детей. Была целая серия фотографий, на одной из которых дед был изображен с первым внуком Тайвином.
Надо же, как отец похож на своего деда… Удивительное сходство и так мало общего с отцом Титосом, дедом Тириона. Юноша сравнивал два портретных снимка. Единственное, что различало деда Герольда и внука Тайвина — выражение лица. Дед был суров, но в морщинах, уголках глаз и губ читалось счастье. У отца же… Фото было сделано не так давно, отец был на нем обыкновенным — суровым, жестким, нетерпеливым и бесконечно страшным. И только теперь, сверив с изображением деда, Тирион понял пропасть между ними. А потом проверил по датам съемок. Герольд Ланнистер был снят со своей семьей — четырьмя сыновьями и женой. Он светился от радости, как и члены его семьи: дети и рыжая прабабка Роанна, в девичестве Веббер. Это потом она исчезнет при странных обстоятельствах, дед замкнется и будет, по семейным преданиям, тенью себя прежнего. Потом трагическая гибель обоих близнецов — его старших детей — в двух войнах подряд, последний яростный рывок в попытке подготовить наследника Титоса к своей роли. И смерть, в которой были виноваты врачи, а скорее — несвоевременная неадекватная помощь представителей тогдашней медицины…
Альбом был не просто древним, он словно был разложен по вехам. Фото были с одной стороны сгруппированы по годам, одно поколение сменяло другое, как приливные волны друг друга, накатываясь внахлест на берег памяти. И в то же время ощущение вечной семейной преемственности было таким интенсивным, сильным, что Тирион прибег к анализу этого эффекта. Фото и вправду были подобраны самые лучшие, нежные, семейные, максимально живые. Кто-то выпадал из кадра, кто-то даже выбегал на передний план, разом выхватывая из фона фигуры тех, кто заботился о нем. Во взглядах матерей на детей, поворотах головы, наклонах, оставленных в сторону руках и поднятых бровях открывался целый мир. Эти вдруг вырванные сцены из внутренней кухни Ланнов красноречивее всего говорили о преданности, любви, верности, непокорности. Имена и эпохи менялись, крой платьев, декорации и фон — все кружилось и неслось как заставки крутого телешоу, ввергнутые в пучину мыслительного процесса. Расчленяемые и собираемые вновь, малые и большие части семейной истории, состоящей из маленьких зарисовок, открывали все тайны, какие только можно открыть.
Чей это альбом, Джейме? Кто хозяин или хозяйка? Тирион набрал номер брата, но тот сбросил вызов, а на повтор отреагировал отключением аппарата. Хм. Он покрутил в руках толстый том, ища хоть какие-то зацепки. Алый корешок, золотые буквы JL PHOTO JL. Забавно, что это так перекликается с браслетом Джейме. Значит ли, что это его альбом? Но нет, литеры, которые он поначалу принял за инициалы брата, были давнишними, хотя и появились на корешке позже основной надписи — чуть измененный шрифт, чуть меньшая потертость. Он перелистал все страницы, пытаясь найти какие-то зацепки. Запах, может быть, золотой волос, длина которого могла бы быть зацепкой. И ничего. Легкий цитрусовый запах мог как наводить на мысли, что у тома все-таки хозяйка, а не хозяин, так и уводить от этих мыслей. Да и кого удивишь в декабре цитрусовым ароматом?
Тирион сдался. Он положил книгу без всякого уважения корешком вверх, раскрытую посредине на стол, откинулся на стуле и задумчиво наблюдал ее, невидящим взглядом пронзая пожелтевшие страницы. Почему Джейме отдал ему это? Как это связано с отцом? Том отдавил ему руки, но он уже не нуждался в просмотре, столько раз он сканировал глазами снимки, что многие врезались ему в память. А все, что было снято в его детские годы, и так было на цифровых носителях. Все эти фотографии Тирион видел тридцать тысяч раз. А фото, где фигурировала мать, вообще были засмотрены им до дыр. За эти годы он столько раз пытался представить как это — говорить с ней, видеть, касаться руки, доверять свои тайны. Тетки, конечно, пытались заменить ему мать — и тетя Дженна, и тетя Дафна, но, по правде, он никогда полностью не принимал их. Это была иррациональная детская вера в то, что пока ты не веришь в мамину смерть, она однажды окажется жива. И выйдет из-за шкафа вдруг, словно всегда там пряталась, обнимет широко раскинутыми руками и скажет: «Какой-ты у меня чудесный, сын. Не обманулся, дождался. Я тебя так люблю, маленький мой гений». И он расплывется в улыбке, и выплачет всю норму слез за эти годы, и все-все-все расскажет так, как никогда бы не рассказал отцу. Потому что она мать. И она всегда его поймет, даже если это будет больно или страшно, или неправильно.