Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
Шрифт:
К тому же я могла сильно сгустить краски. Мало ли у кого какие увлечения! Я вот тоже в свое время обожала почитывать Фрейда и Ницше. И что из этого следует? Да ничего! Просто веяние моды и новые интересы.
Вскоре я ушла из библиотеки, решив, что у меня потом будет достаточно времени досконально все изучить.
Я прошла еще немного по коридору и удивилась тому, как стремительно изменилась обстановка в доме. В этом крыле ремонта не было много лет. Обшарпанные стены, местами обвалившаяся штукатурка… Все это создавало мрачную атмосферу, в которой я себя чувствовала очень даже неуютно. Однако поворачивать обратно мне не хотелось,
Пока женщина разливала чай и ставила на стол пирожки, я старательно разглядывала кухню. Тем более что, к моему удивлению, кухня — это немаловажное помещение — оказалась довольно-таки безликой. У меня возникло ощущение, что, оборудованная по последнему слову техники, она служила исключительно местом приготовления пищи и ни в коей мере не предоставляла информации о ее владельцах.
— Как вам мои пирожки? — прервала мои мысли Ильинична.
— Чудо! В жизни таких вкусных не ела.
Женщина удовлетворенно хмыкнула и как-то особенно пристально посмотрела на меня.
— А вы давно знаете Громова? — задала она вопрос, который, видимо, ее волновал все то время, что я находилась в доме.
— Нет. Впервые увидела его перед аварией. Она ничего не ответила, только еще пристальней стала вглядываться в мое лицо, надеясь прочитать все тайные и сокровенные мысли.
— А что? — не удержалась я.
— Ничего. Просто вы первая женщина, которая переступила порог дома после отъезда Анны.
— Серьезно?
— Уж куда серьезней. — Она замолчала, а потом, глядя на меня оценивающе, с прищуром, произнесла: — Он так ее любил. Я такого в жизни не видала.
— Это прекрасно, когда встречается столь сильное чувство, — выдавила из себя я.
— И она того стоила, уж поверьте мне. Красива была, как ангел. И умна, умела себя подать. Куда бы хозяин с ней ни шел, все поворачивались ей вслед. Такую жену только раз посылает Господь.
Сказать, что я чувствовала себя раздавленной, значит, не сказать ничего. Я слушала Ильиничну, стараясь сохранить лицо и не показать, как больно ранят меня подробности семейной жизни Громова.
— А почему она уехала?
— Ну, характер-то у хозяина не сахар. Уж, как она с ним бедняжка намучилась, сколько вытерпела…
— Отчего ж? Он ведь любил ее!
— А это одно с другим не связано. Любить-то любил, но и мучил. Вспыльчивый он очень. Да и потом, ему не нравилось, что она любила праздники, веселую жизнь…
И тут раздался радостный лай собаки, Ильинична сразу же обернулась.
— Чарли, дружок! Ты один или с Димой?
Но Чарли только еще громче залаял. Передо мной возник красивый ирландский сеттер, которого я прежде не видела по той простой причине, что еще не успела осмотреть как следует прилегающий к усадьбе сад. Чарли весело подбежал к Ильиничне и с такой преданностью
посмотрел на нее, что женщина почти на автомате протянула ему пирожок с мясом. Чарли его тотчас проглотил и опять уставился темно-карими влюбленными глазами на Ильиничну.— Ах ты, разбойник! Нет с тобой никакого слада. Попрошайка ты наш! Ну, держи, — и она опять протянула ему пирожок.
— Какой красавец! — воскликнула я. — А можно его погладить?
— Конечно, можно, — раздался голос Димы.
Через секунду он уже был на кухне. И с удовольствием наблюдал за тем, как я глажу Чарли и как тот благосклонно принимает мои ласки.
— А вы молодец, — сказал Дима. — Определенно молодец. Уже можете сносно передвигаться.
— Да… Но не так, как хотелось бы.
— А что бы вам хотелось?
— Ну… Например, взять Чарли и прогуляться с ним по саду.
— Нет проблем. Как только вам станет получше, сразу так и сделайте.
Во время нашего разговора Ильинична не сводила с нас глаз и выглядела даже очень умиротворенно. Наверное, она успокоилась, заметив неприкрытую симпатию Димы ко мне. Да, определенно. Ведь, насколько я поняла, кухарка до сих пор ждала возвращения жены Громова и любая женщина в доме казалась ей потенциальной соперницей.
— Лера, а когда вы приступите к работе?
— К какой работе? — не удержалась Ильинична.
— Да я попросил Леру разобрать архив, который мы нашли в подвале.
— Что ж там было? — спросила она.
Дима пожал плечами, взял с тарелки пирожок и стал медленно жевать его.
— Чаю налить? — спросила Ильинична.
— He-а. Пойду в кабинет, просмотрю бумаги. Лера, а вы мне так и не ответили.
— Да я сама еще толком не знаю. Но, надеюсь, что дня через три-четыре вполне смогу приступить.
— Вот и договорились. Я завтра уеду в Выборг, будут какие-нибудь пожелания?
— Нет, спасибо. Вы и так меня балуете без меры.
— Да будет вам. Хотя… Я намерен попросить небольшую плату.
— Неужели? И что же это? Моя вечная благодарность? Или нечто большее?
— Куда большее. Когда я вернусь, я очень надеюсь, что мы прогуляемся по саду. Ну, разумеется, и Чарли возьмем. Куда уж без него.
И все-таки он милый, этот Дима. Нет, правда, очень милый. И такой заботливый, пронеслось у меня в голове. А Дима стоял и чуть насмешливо улыбался. И только в уголках его глаз плясали озорные чертики.
— Ладно, Чарли, пошли бездельник.
Он взял Чарли за поводок, и они вдвоем вышли из кухни. Я тоже, поблагодарив кухарку, пошла к себе в комнату.
Послышался шум подъезжающей машины. Я вернулась к действительности. Я в доме Ксении и жду ее приезда с минуты на минуту! Я высунулась из окна и увидела, как из такси выходит Ксения. Сняв передник, я стремглав бросилась на улицу. Подбежала к ней и мы крепко обнялись.
— Хорошо выглядишь, — сказала Ксения.
За эти недели, что мы не виделись, я буквально настояла, чтобы она говорила мне «ты». Этот переход на более близкую дистанцию дался ей непросто, но в итоге Ксения смогла перебороть себя. И вот сейчас она смотрела на меня яркими, искрящимися глазами и не скрывала радости от нашей встречи. Ксения за это время помолодела, если такое, конечно, возможно. Выглядела она потрясающе, и я поняла, что работа у нее двигается замечательно. Эти съемки словно вдохнули в актрису новую струю жизни.
— Пойдемте в дом, — предложила я ей.