Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
Шрифт:
Она вытащила из машины небольшой саквояж, отпустила водителя, и мы не торопясь пошли по тропинке к дому. И вскоре оказались в гостиной.
— Ого! Какая ты молодец! Такой порядок!
— Старалась. Очень уж хотелось произвести выигрышное впечатление.
Ксения засмеялась.
— Ну да… Конечно… Прямо пай-девочка.
— Есть хотите? — спросила я.
— Нет. А вот чашка кофе была бы очень кстати.
— О’кей. Я мигом.
— И ты расскажешь мне в подробностях обо всем, что с тобой произошло.
Я пошла на кухню варить кофе и
— Дима, а что в той стороне, где сад заканчивается?
— Если немного пройти, то там начнутся болота.
— И пещеры?
— Откуда вы знаете?
— Читала. Там ведь во время войны прятались и жители, и…
— Дезертиры.
— Пещеры сохранились до сих пор?
— Да, возле озер. Но лучше вам туда не ходить.
— Знаете, я как-то и не собиралась.
Тут прибежал Чарли и принес мне палку. Он стал лаять, требуя продолжения игры, и я, опять как следует размахнувшись, бросила ее. Собачьей радости не было предела.
— Вы с ним ходите на охоту? — спросила я Диму.
— Иногда.
— На озера?
— Да. Чарли хорошо знает там все тропы, и охотник из него азартный.
— А сестра… она любила охоту?
Дима промолчал. Но я уже не хотела отступать.
— Я столько всего слышала о ней, что…
— Хотели бы понять ее?
— Скорее представить.
— Она была очень красива.
Тут промолчала я.
«Интересно, почему была? Почему все о ней говорят в прошедшем времени, точно ее уже давно нет на этом свете. И все же с завидным постоянством утверждают, что она жива».
Но тут передо мной снова возник Чарли. Дима надел на него поводок и повернулся ко мне.
— Давайте пройдемся по дорожке.
Я кивнула, а про себя подумала: «Ничего, кроме того, что она была красива, он мне не скажет».
Но Дима меня удивил и на этот раз.
— Мы ведь не родные брат и сестра. Да и родители наши не были женаты. Так… жили под одной крышей. Мы с Аней очень рано поняли, что, по сути, никому особо не нужны. Знаете… Обычно родители «достают» детей, чтобы поздно не приходили домой, не водились с теми, кто им не нравится, в общем, следят, стараются быть в курсе их жизни… У нас же с Аней такого отродясь не было. Мы были с самого детства предоставлены сами себе.
— У вас была неблагополучная семья?
Дима горько рассмеялся, и я вновь удивилась, как же быстро меняется его лицо — оно стало похоже на морду дикого кота, приготовившегося к прыжку, и горе тому, кто окажется у него на пути.
— У нас была сверхблагополучная
семья. Анин отец был профессором, доктором наук, занимался археологией. А моя мать тоже была человеком науки, только физиком. И как раз перед тем как съехаться с Сергеем Анатольевичем, она защитила кандидатскую.— Ого! Но почему же они?..
— Да потому что полностью растворились в деле своей жизни, и дети… Как вам объяснить, они вроде бы и не мешали, но постоянно путались под ногами со своими «глобальными» проблемами.
Я сразу вспомнила отца, который никогда не ложился, не дождавшись меня с прогулки, а дождавшись, терпеливо выслушивал мои длинные повествования о своих похождениях, о том, как мы с приятелями «коротали время», и как весело или, наоборот, скучно все прошло.
— А сколько лет вам было, когда они сошлись? — спросила я Диму.
— Мне — около двадцати. Уже совсем большой мальчик. Ане — тринадцать. Мы сразу потянулись друг к другу. Хотя… нет, не так. Вначале Аня искала в моей матери близкого человека, женщину, с которой можно было поговорить о всяких дамских секретах. Но мать была синим чулком по определению, этим-то она «купила» отца Ани. Ее интересовала только наука. И она, наоборот, стыдила Аню, когда та хотела накраситься или одеться получше. Вот Анне и приходилось делать многие вещи тайком.
— Н-да… Хорошего мало…
— Да… А потом Анна расцвела, этого невозможно было не заметить. Она поступила на филфак, мальчишки совершали из-за нее разные глупости.
— А что потом?
— Ну… Денег-то не было. А выглядеть хорошо хотелось. И на одном фуршете она встретилась с Громовым. Тот потерял из-за нее голову и сделал предложение. Он ведь в чем-то очень старомоден, этот банкир.
Я промолчала, подумав, как замечательно, что на свете остались еще старомодные мужчины, эдакие мамонты в нашем суперсовременном мире.
— А дальше?
— Они поженились.
— И жили долго и счастливо?
— Не совсем. Он был намного старше ее, хотел тихой, спокойной жизни.
«Да, — подумала я, — это я понимаю. Я ведь тоже всегда хотела тихой гавани, чтобы приходить вечером домой к любимому человеку… Чтобы по утрам разливать кофе из кофейника в две чашки и видеть перед собой родное лицо, чтобы эта тишина и умиротворенность, соединяющие нас, звучали чудесной музыкой». Вслух я сказала совсем другое.
— А ей этого было мало?
— Вы угадали. Они стали ссориться.
— И жизнь дала трещину?
Он улыбнулся и как-то по-новому посмотрел на меня.
— Вы очень необычная девушка, Лера.
— Почему?
— Все время иронизируете.
— Ну, вы же знаете, что ирония — маска беззащитности.
Мы улыбнулись друг другу и пошли дальше. Вот уже и конец сада. За глухой оградой виднелась едва заметная тропинка. По ней явно давно не ходили, и она практически заросла. Однако Чарли залаял и стал рваться с поводка. Мне показалось это странным. Собака лаяла так, будто старалась привлечь к чему-то наше внимание.