Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля
Шрифт:
Молодой человек за прилавком что-то столь увлечённо писал в блокноте, что не обратил на появление Чаллонера никакого внимания. Однако после того как вошедший пригляделся, ему показалось, что продавец узнал его.
«Боже мой! – подумал он. – Вне всякого сомнения, это Сомерсет!»
И хотя перед ним стоял человек, общества которого он столь ревностно избегал, антипатия каким-то образом сменилась любопытством.
– «Или ротонда с колоннадой рвётся ввысь», – пробормотал продавец, оценивая размер. – А может, лучше сказать «с колоннами ротонда рвётся ввысь»? Так было бы изящнее. Вот в чём горечь творчества: форма безупречна, но при этом почему-то теряется смысл.
– Сомерсет, дорогой
– Как? Чаллонер! – вскричал продавец. – Чрезвычайно рад вас видеть. Одну секунду, позвольте мне закончить заключительную строку второй строфы моего сонета. Одну строчку.
Дружески взмахнув рукой, он снова предался служению музам.
– Послушайте, – произнёс он чуть позже, подняв глаза от блокнота, – вы прекрасно выглядите! А как же сто фунтов?
– Я получил небольшое наследство от двоюродной бабки в Уэльсе, – скромно ответил Чаллонер.
– Ах, вот как! – отозвался Сомерсет. – Весьма сомневаюсь в законности наследования. Мне кажется, оно должно было отойти государству. Я сейчас переживаю период увлечения социализмом и поэзией, – виновато добавил он, словно речь шла о лечении на водах.
– Вы и вправду связаны с правящими кругами? – осторожно поинтересовался Чаллонер, избегая слова «лавка».
– Продавец, всего лишь продавец, – ответил Сомерсет, пряча стихи в карман. – Помогаю нашему «Счастливому и Великолепному» старцу. Не угодно ли сигару?
– Я, знаете ли… – начал Чаллонер.
– Ерунда, милейший! – воскликнул продавец. – Мы очень гордимся своей маркой. А старик, позвольте вам заметить, кроме того, что безупречен с точки зрения этики, в буквальном смысле является царственной особой. «De Godall je suis le fervent [9] ». Между прочим, Годолл только один такой. Кстати, – добавил он, – как ваши дела на детективном поприще?
– Я даже и не пытался, – сдержанно ответил Чаллонер.
– Ну а я вот пытался, – сказал Сомерсет, – и потерпел сокрушительное фиаско: лишился всех денег и едва не сделался всеобщим посмешищем. Это занятие куда сложнее, Чаллонер, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, это относится к любому занятию. Надо проникнуться им до конца или же вовсе не браться за дело. Отсюда, – прибавил он, – и признанное неуважение к водопроводчикам, поскольку нельзя проникнуться сантехническим делом.
9
«3a Годолла со страстью» (фр).
– Между прочим, – поинтересовался Чаллонер, – вы всё ещё рисуете?
– Сейчас нет, – ответил Пол, – но подумываю начать играть на скрипке.
Взор Чаллонера, сделавшийся несколько беспокойным при упоминании детективного поприща, на пару мгновений задержался на утренней газете, лежавшей на прилавке.
– Боже мой! – вскричал он. – Вот так штука!
– Что за штука? – спросил Пол.
– Да так, ничего особенного, – отмахнулся Чаллонер. – Просто я встречал человека по имени Макгуайр.
– Я тоже! – воскликнул Сомерсет. – Там что-то о нём?
Чаллонер принялся читать вслух:
«Загадочная смерть в Степни. Вчера произведено дознание по поводу смерти Патрика Макгуайра, предположительно плотника. Доктор Доверинг заявил, что в течение некоторого времени амбулаторно лечил покойного от бессонницы, потери аппетита и нервной депрессии. Доподлинная причина смерти не установлена. Врач полагает, что покойный просто угас. Покойный не отличался умеренностью, что, безусловно, ускорило смерть. Покойный жаловался на подострую малярию, однако свидетель не смог с уверенностью
подтвердить этот диагноз. Данными о семье покойного он не располагает. Свидетель полагал, что покойный страдал душевным расстройством, поскольку верил, что является членом преследовавшего его тайного общества. По частному мнению свидетеля, покойный умер от страха».– Врач совершенно прав! – воскликнул Сомерсет. – Мой дорогой Чаллонер, я испытываю такое облегчение, узнав о его кончине, что я… В конце концов, – добавил он, – негодник это заслужил.
В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Десборо. Он был закутан в длинный дождевик с несколькими оторванными пуговицами, в ботинках у него хлюпала вода, а шляпа лоснилась от старости. И тем не менее он являл собой образец весьма довольного жизнью человека. Его встретили удивлёнными и восторженными возгласами.
– А вы пробовали себя на детективном поприще? – поинтересовался Пол.
– Нет, – ответил Гарри. – Хотя я пару раз пытался и оба раза попался. Однако я полагал, что моя… моя жена уже здесь, – добавил он сконфуженно и в то же время гордо.
– Как? Вы женаты? – удивился Сомерсет.
– О да! – подтвердил Гарри. – Причём довольно давно, по крайней мере месяц.
– А как с деньгами? – спросил Чаллонер.
– Хуже не бывает, – признался Десборо. – Мы на мели. Однако при… мистер Годолл обещал кое-что для нас сделать. Это и привело нас сюда.
– А кто была миссис Десборо в девичестве? – спросил Чаллонер тоном светского льва.
– Некой мисс Лаксмор, – ответил Гарри. – Она должна вам понравиться, поскольку она гораздо умнее меня. Она рассказывает замечательные истории – лучше, чем в книгах.
В эту секунду дверь отворилась, и вошла миссис Десборо. Сомерсет громко вскрикнул, узнав в ней юную даму из огромного особняка, а Чаллонер отступил на шаг и выронил сигару, увидев чаровницу из Челси.
– Как? – удивился Гарри. – Вы оба знаете мою жену?
– Полагаю, что я видел её, – несколько ошарашенно ответил Сомерсет.
– Думаю, что я встречалась с этим джентльменом, – раздался дивный голосок миссис Десборо. – Вот только не припомню, где именно.
– Нет-нет, – сбивчиво заговорил Сомерсет. – Не представляю… каким образом… где бы это могло быть. Скорее всего, – добавил он, совладав с собой, – здесь какая-то ошибка.
– Это твои друзья, Гарри? – осведомилась дама. – Не сомневаюсь, что они очень милые люди. Я не припомню, что где-то встречала мистера Чаллонера.
Чаллонер густо покраснел, очевидно, из-за напряжённых поисков остатка сигары.
– Не имел удовольствия, – хрипло проговорил он.
– Ну-с, и что мистер Годолл? – поинтересовалась миссис Десборо.
– Вы та дама, которой он назначил встречу? – начал Сомерсет, заливаясь краской. – Если да, – продолжил он, – то я немедленно доложу о вас.
Продавец приподнял занавеску, открыл дверь и прошёл в небольшой павильон, пристроенный к задней части дома. По крыше мелодично барабанил дождь. На стенах висели карты и репродукции, в углу стоял шкаф со справочной литературой. На столе лежали карты Египта и Судана, а также Тонкинской провинции Китая, из которых торчали разноцветные флажки, показывавшие ход боевых действий. В воздухе висел лёгкий, освежающий аромат изысканного табака; в очаге, топившемся не чадящим углем, а смолистыми поленьями, весело трещал огонь, отражавшийся в серебряных фигурках собак. В этих элегантных своей простотой апартаментах сидел мистер Годолл, задумчиво смотревший на огонь и слушавший стук дождя по крыше.