Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Однажды я рассказал ему историю с обедом. Он ответил:
— А я иногда неожиданно приезжал.
— Сколько раз? — спросила его жена.
Он подумал и ответил:
— Ни разу.
Однажды я явился домой в три часа ночи.
— Заседание бюро затянулось, — объяснил я Ларисе.
По ее лицу я понял, что она не поверила. Но через несколько дней я показал ей «Известия», где был напечатан фельетон «Крах эгоиста», начинавшийся словами: «До двух часов ночи заседали члены бюро Фрунзенского райкома комсомола Москвы».
Заседание было бурным. Научный
У истории есть продолжение, и не одно. Свирепые девы из бюро настояли на привлечении хулигана к уголовной ответственности. И он получил год тюрьмы. Но когда женщины увидели, как у них на глазах в зале суда на парня надели наручники и увели, их сердца сразу же преисполнились жалостью. На следующий же день ученые дамы появились в моем кабинете и потребовали отдать арестованного им на поруки. Особенно настаивала на том, чтобы ей отдали хулигана на поруки, сама жертва.
— Через год, — резонно ответил я.
Они отправились в «Известия». В том, что парня посадили, они считали виновной только корреспондентку, что в принципе соответствовало истине. Шумели они солидно и долго.
Но самый конец истории оказался неожиданным. Узнав, что парень — специалист по статистике, в Бутырках ему предложили заниматься какими-то статистическими расчетами. Он так хорошо справился, что после освобождения его оставили работать в тюрьме, и через два года он защитил диссертацию. Мне рассказывали, что через пять лет его видели в форме майора милиции.
Однажды и я попался на примитивный журналистский крючок.
В начале семидесятых в моду входили всякого рода опросы. Наш райком решил не отставать, и я подписал текст такого опроса. Естественно, ответы предлагались самые разные. Например, на вопрос «Ваше отношение к комсомольскому собранию?» наряду с ответами «Интересное мероприятие», «Крайне необходимое мероприятие» предлагался ответ «Ненужное времяпрепровождение». Среди ответов на вопрос «Помогает ли вам комсомол в работе?» предлагался и ответ «Только мешает», а на вопрос «Кто у вас секретарь комитета комсомола?» — ответ «Карьерист».
Каково же было мое изумление, когда в популярном тогда «Крокодиле» я прочел фельетон под названием «Грустный секретарь», где было сказано о секретаре райкома (не забыли упомянуть фамилию), который полагает, что «комсомол только мешает работать, комсомольское собрание — это «ненужное времяпрепровождение», а секретарь — «карьерист». И ни слова о том, что это всего лишь варианты ответов на вопросы анкеты.
Член бюро райкома Виктор Кобенко окончил Гнесинский институт по
классу «пение». Тенор у него был прекрасный. Но пошел он по комсомольской линии.Однажды возвращались мы утром с одного мероприятия, изрядно помятые, человек пять: члены бюро и секретарь.
В метро было много народу, и кто-то из нас громко предложил:
— Может быть, Витя что-нибудь споет.
Внешне Витя меньше всего походил на лирического тенора. И реакция пассажиров была единодушной: вам бы лучше помолчать.
Но не тут-то было, и Витя начал:
— Скажите, девушки, подружке вашей…
Вагон замер. На следующей станции несколько человек не вышли из вагона. «Мы тебя, парень, послушаем».
Недавно я узнал, что Виктор стал председателем Литфонда и погиб в очень сомнительной автокатастрофе.
Партийные конференции обычно заканчивались пением «Интернационала».
Однажды я был гостем на партийной конференции в Свердловском районе. Секретарь объявил, что заседание закрывается. Зазвучала мелодия «Интернационала», и люди начали быстренько смываться, чтобы не ждать очереди в раздевалке. Я решил не толкаться, спокойно допел «Интернационал» и не торопясь спустился в раздевалку. Там меня ждал неприятный сюрприз: мою шапку украли. И я в двадцатиградусный мороз возвращался домой без головного убора. Люди смотрели на меня с удивлением.
— Не холодно? — спросила меня в метро участливая бабка.
— А у нас в Сибири все так ходят, — гордо ответил я.
С тех пор я никогда не пел «Интернационал» на конференциях.
— К тебе священник, — доложила секретарь Галя.
Вошел человек в рясе, уже немолодой, поинтересовался, я ли секретарь райкома, потом положил на стол список.
— Кто это? — поинтересовался я.
— Это список пятидесятников, адвентистов… — он назвал еще кого-то, я теперь забыл, — и все с адресами.
— Зачем мне? — удивился я.
— Чтобы вы передали, куда следует, — в свою очередь удивился священник.
Будучи атеистом, я не видел большой разницы между официальной религией и сектами. Я поблагодарил его, а когда он ушел, список разорвал и выкинул.
Потом я узнал, что он регулярно передавал такие списки моему предшественнику, и тот отдавал их в отдел райкома партии, курирующий КГБ.
Раз в году комсомольский актив района собирали за городом в каком-нибудь пансионате.
После трех дней учебы организовывали банкет, который заканчивался капустником.
Капустники были веселыми, на высоком профессиональном уровне, среди участников были секретари театральных вузов, театров, консерватории.
Помню выступление Министерства внешней торговли. Ребята вынесли на руках своего секретаря, моего друга Игоря Коновалова, будущего директора «Интуриста», с песней «В открытом море не обойтись без кормчего».
Помню, как на последнем заседании выступал только что приехавший из Англии секретарь одного научно-исследовательского института. Говорил он в основном об этике. Через час (всего через час!) на капустнике он пел заплетающимся по понятной причине голосом «Ромашки белые, лепесточки нежные», с трудом выговаривая слово «лепесточки».