Дизайнер Жорка. Книга 1. Мальчики
Шрифт:
Вообще, он терпеть не мог этих вызнаваний, и даже наедине с собой, когда нападала на него тоскливая муть того дня маминых похорон, «прикручивал кран»: затаптывал мысли, растирая их, как выкуренный дотла чинарик. Но, бывало, снилась длинная их с Тамарой дорога, венок с пластмассовыми лилиями («С большим вкусом изготовленный!» – гордилась Тамара), который они пристроили на багажную полку в автобусе. Когда набилось народу, каждый пытался запхнуть свой баул поверх этого идиотского венка, и Тамара всякий раз вскакивала и скандалила, скандалила, багровея щеками: «Совесть есть у вас?! Сирота едет мать хоронить, а вы своим поганым мешком белые лилии мнёте!»
И потом эти жалкие похороны на тамошнем кладбище, где Жорка весь занемел, коченея от холодного ветра,
Ему хотелось, чтобы скорее заколотили, заперли всё это чужое-отёкшее-бурое… чтобы никогда больше оно не мешало ему вспоминать её мягкие кукурузные косы, тёплую белую шею, в которую он, маленький, тыкался губами и носом… Но когда страшное и тёмное забросали рыжей землёй, и Тамара, подоткнув полы плаща, враскорячку, с особым тщанием водружала на свежий холмик их «с большим вкусом изготовленный» лилейный венок, Жорку вдруг затрясло, как в лихоманке. Он согнулся, закричал, затряс кулаками, затопал резиновыми сапогами, разбрызгивая грязную снежную жижу… Испуганная взрывом его взрослого горя, Тамара обхватила мальчика обеими запачканными землёй руками, и они стояли, обнявшись, и как дети громко выли над бедной маминой могилой.
По обратному пути домой, когда он уже затих, тупо глядя в окно трясущегося по ухабам автобуса, Тамара продолжала молча проливать слёзы до самого дома, оплакивая Жоркино, а заодно уж и своё сиротство; и оба они понимали, что этот день был им послан, чтобы сродниться навеки.
…Надо было уходить; как в таких случаях говорила Тамара, складывая губы в чопорную щёлочку: «Надо и честь знать!» Не без сожаления мальчик отложил вилку и поднялся.
И тут чей-то бисерный голосок отчеканил пять чистых ударов. Жорка обернулся, ища источник этого звука.
Так вот что наполняло комнату невесомым шорохом стрекозиных крыльев: на узорной полочке, прибитой над комодом, он увидел настоящее чудо – стеклянный домик, внутри которого что-то крутилось и трепетало.
– Это… можно посмотреть? – робко спросил Жорка.
– Хо! – Цезарь Адамыч, глянув на мальчика с явным одобрением, вскочил и за шиворот (так показалось) притащил и поставил на обеденный стол тикающий домик. – Молодец, заприметил! Хороший глаз… Это часы. Старинные каретные часы.
– Ка-рет-ные? – почему-то волнуясь, шёпотом повторил Жорка, не сводя восхищённого взгляда с живого механизма, где сквозь стеклянную фасадную панель на весёлом обозрении дружно щёлкали и пульсировали часовые кишочки. Это был настоящий маленький завод – колёса, пружины, циферблат в виде луны, – и всё трудилось и ликовало в неустанном творении Времени. – Каретные…
Он никогда не готовил уроков, но много читал; Ангелина Петровна по соседской доброте шефствовала над мальчиком: приносила из своей библиотеки книги, которые он заглатывал в один присест. Сначала наудачу попросил журнал «Квант», ежемесячную библию любого математика. Там был раздел олимпиадных задач для разных возрастов, и среди решателей проводился конкурс, а в конце года победители без отбора попадали на республиканские олимпиады по математике. Жорка второй год побеждал и второй год на олимпиаду не ездил, так как безбожно врал о своём возрасте, скрывая это ото всех, особенно от Тамары. Опасался, что, узнав о его реальных достижениях, бешеная его тётка перевернёт небо и землю, «дойдёт до правительства», лишь бы только «её мальчик» получил заслуженную награду.
Короче, добрая Ангелина Петровна таскала для Жорки «Квант», затем сама отыскала на полках и принесла «Математическую шкатулку» Нагибина, «Математическую смекалку» Кордемского, а также «Старинные задачи по элементарной математике» Чистякова. В общем, исправно вытаскивала из каталога любую книгу, в названии которой наличествовало заветное слово «математика».
Однажды вместе с журналом «Квант» принесла «Всадника без головы» Майн Рида. И тут покатилось: «Лунный камень», «Копи царя Соломона», «Записки о Шерлоке Холмсе»…
Жорка бульдозером методично сметал полное собрание сочинений какого-нибудь Жюль Верна, Майн Рида и Александра Дюма… Бывало, слишком быстро заглотав «порцию», ждал целый пустой день, когда Ангелина Петровна вернётся с работы и принесёт новую пищу для его алчущего нутра. Ждал, волнуясь и пытаясь отгадать: что там окажется в её потёртой хозяйственной сумке, всегда набитой до отказа всякой всячиной. Книги она уносила незаконно, под свою ответственность, укладывала их на самое дно сумки, заваливая сверху барахлом и продуктами. И Жорка всё понимал и был сверхъестественно аккуратен: пальцы не слюнил, уголки страниц не загибал, закладывал книгу открыткой с Астраханским кремлём – той самой открыткой, благодаря которой учительница Марь Ефимна разыскала его родню, написав то первое письмо: «Здравствуй, Володя! Не удивляйся этому посланию твоей старой учительницы…»
Кстати, сам Володя никогда ничего не читал, а если и натыкался в доме на Жоркины книги, говорил, что «эту ерундистику» у парня надо отнять, ибо Жорка и без книжек чокнутый, и «дочитается до Парбучего»…
– Каретные… – повторил мальчик, а перед глазами уже струилась лунная дорога, тянулась чёрная роща под седыми стремительными облаками, катились в пыли колёса почтового дилижанса с двумя каретными фонарями по обеим сторонам от кучера… Он с трудом заставил себя отвлечься от этой картины, тем более что Цезарь Адамыч что-то рассказывал, рассказывал, и так увлечённо, любовно наклоняя лицо над часиками, будто заглядывал в них, пытаясь рассмотреть внутри что-то такое, чего не рассмотрел за предыдущие годы… Он рассказывал, как в конце XVIII столетия гениальный мастер мсье Бреге, по имени Абрахам (Аб-ра-хам? Разве есть такое имя?), изобрёл особо выносливые часики специально для военных кампаний Наполеона. (Ты же знаешь, что Наполеон – это не только торт, да?)
– Их подвешивали на специальный крюк внутри кареты, вот за эту самую ручку… И они раскачивались себе, отбивая время в ночи, чтобы усталые путешественники понимали, который час и сколько им ещё тащиться до постоялого двора, где можно размять затёкшие ноги, выпить чаю и справить нужду… А эти мои часики, они, видишь, особенные: в них и календарь имеется, и будильник, и колокольчики… И глянь, вот, в окошко на верхней панели корпуса: виден баланс часового механизма. А дверца сзади – поверни-ка! – тоже застеклённая, чтобы заводить часики специальным ключом, я тебе потом его покажу. Но главное: это подлинный Бреге. Ты уже понимаешь, что значит «подлинный»? Верно, это значит «настоящий», а всё настоящее у понимающих людей ценится очень высоко. Эти изумительные, невероятно сложные часики своими руками создал сам гений: мэтр Абрахам Бреге!
– Двести лет назад? – не поверил мальчик. – И с тех пор они идут?
– Я их завожу, – улыбнулся хозяин. – Это самое долгое занятие в моей жизни. Отец научил меня заводить их в мои три года, ещё в Польше. С тех пор они всегда со мной. Во всех странах…
Жорка вдруг заволновался.
– И прямо вот тут, на полке запросто стоит такая ценная вещь? – воскликнул. – Вы что?! А если вас обворуют!
– Не думаю, у меня непростые замки.
– Да вы просто не понимаете! Это же Астрахань. Вокруг полно ворья! Вам нужен тайник! – выпалил он.
Цезарь Адамыч впервые посмотрел на мальчика с пристальным интересом, другим каким-то интересом, своим. И ни малейшей иронии не было в его взгляде.
– Тайник, – повторил он, – угу… И где, собственно, ты предлагаешь делать тайник? Здесь у меня всё на виду.
Жорка вскочил, будто кто дал ему пенделя под зад, молча забегал по комнате, подбежал к двери в спальню, уверенно её распахнул.
– Да где хотите! – выкрикнул победно. – Тут полно мест для тайников! Навскидку? Двойное дно вот у этого стола. Выдвижной подоконник. Зашить книжными полками дверь в спальню. Вынуть страничный блок из обложек нескольких книг, склеить обложки, поставить на полку. В книгах вообще можно танк спрятать! Да я вон в том бюро могу восемь тайников замастырить! У меня миллион тайников в башке, а у вас – руки золотые. Мы вместе можем такое… понаделать! – Он опустился на стул, блуждая возбуждённым взглядом по стенам и мебели. – А в спальне можно выкопать подпол. Тайный ход – через сундук, тот, что в ногах кровати… Выход делаем… на ближней свалке, никто и не заметит. Враги в городе, а вы через три минуты вылезаете из кучи мусора на свободу и смешиваетесь с населением.