Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Ира еще пуще разрыдалась.
– Хорошо, - произнесла она тихо.
– Давай адрес!
– командовала мать.
Ира еле слышно назвала адрес.
– А ты чего в стенку уставился?!
– вывела меня из прострации мать.
– Бери такси и привези горе-докторшу! И побыстрее!
Я быстро встал и вышел. Такси ловил недолго и через двадцать минут привез перепуганную, благодарную докторшу. Мама накрыла кухонный стол простыней, поставила миску с кипяченой водой. Мы все вышли.
Я подошел к окну - уставился в ступоре на улицу. Сердце сжималось так, что казалось - вот-вот разорвется.
Наконец врачиха позвала нас. Ира сидела очень бледная. Докторша уже собрала свой инструмент и свернула окровавленную простыню. Уже в дверях обернулась ко мне и сказала:
– У вас была двойня, а тебе, - бросила взгляд на Иру, - нужно лечь!
Жена легла на наше с ней бывшее ложе. Мы снова вышли в комнату и сели за стол. Говорить было не о чем. Лёня смотрел на меня. В его глазах блестели слезы. Мама пошла поставить воду на чай. Через пятнадцать минут Ира встала и сказала, что пойдет домой.
– Полежи еще, - посоветовала моя мама.
– Нет. Пойду, - уверенно ответила Ира.
– Иди! Держать не буду!
– отрезала свекровь.
Я пошел проводить. Оставлять одну дома не хотел и всю ночь проспал на кресле-кровати. Утром собрал чемодан и ушел к маме. Ира тихо плакала.
Прожил я неделю у родителей... и вернулся в свою квартиру. Я должен был знать, кто был с ней и как это все получилось. Я не мог смириться с тем, что теряю ее навсегда. "Навсегда" - пугало. Я не мог себе представить, что Виталик будет расти где-то без меня. А может, это была просто отговорка? Может быть, я просто искал причину, чтобы вернуться и опять простить?! За всю неделю мать только один раз обратилась ко мне:
– Сынок, ты не можешь с ней жить. Ты должен развестись! Она никогда не будет нормальной женой, еще и с такой работой!
Я молчал. Нет ничего больнее окончательно разбитых иллюзий.
Пришел днем, надеясь застать ее перед работой. Ира лежала. Сел рядом. Она молча смотрела на меня.
– Ира, - начал я, - ты можешь рассказать, что произошло? Если ты не хочешь, настаивать не буду и уйду...
– Не уходи, - тихо попросила Ира.
И такой у нее был несчастный вид!
– Тогда расскажи, что было?
Немного помолчав, она заговорила.
– Ты мне, наверное, не поверишь, но это правда, - глянула на меня честным взором жена.
– Рассказывай.
Ира встала с кровати, подошла к окну. Закурила. (Не курила долго и сигарет не покупала.)
– У Алки (подружка, актриса) был день рождения, и мы собрались в гостинице в ее номере, чтобы отметить.
Я уже понял концовку. Она напьется и... Жена замолчала и собравшись с духом выпалила:
– Я много выпила...
– И выпила так много, что не очень соображала и ничего не помнишь, - закончил я за нее.
– Да... откуда ты знаешь?
– бросила Ира на меня удивленный взгляд.
– Мелькнуло в голове.
– Я чувствую, что ты мне не веришь, - надула губы жена, - но это, наверное, было алкогольное отравление!
– Надо же было так напиться, чтобы не помнить, кто на тебя залез?!
– презрительно
– Я знала, ты не поверишь!
– увлажнились карие глаза.
– В том, что на тебя кто-то залез, вся моя семья убедилась!
– произнес я с презрением.
– Я так и знала!
– раздражаясь, повысила Ира голос.
– Я в самом деле слишком много выпила и ничего не помню!
– Получается, что тебя изнасиловали? Да?!
– раздражался и я.
– Я не знаю, не знаю, не знаю!
– закричала жена, упала на кровать и громко зарыдала в подушку.
"Что делать? А вдруг она говорит правду?" Я встал с кровати. Закурил. Уставился в окно. Тихо шевелились рога. Рыдания стихли. Доносились всхлипывания. Мне всегда тяжело было переносить ее слезы, и она умело этим пользовалась.
– Эдик, пожалуйста, я говорю правду, - глянула она преданным взглядом.
– В правде твоей тоже мало хорошего!
– проговорил я скорее для себя.
Она придвинулась ко мне, взяла мою ладонь и положила на нее свою щеку.
– Пожалуйста... поверь... я люблю тебя!
– с мольбою, горячо прошептала Ира.
Руку я не забирал. Щека высохла. Театральные слезы сохнут быстро. Я остался, но спать лег отдельно. "Что со мной происходит? Не могу без нее!"
Когда на следующий день зашел к родителям забрать свои манатки, все смотрели на меня, как будто со мной не все в порядке. И это было, пожалуй, близко к правде. Когда я уходил, мать бросила вдогонку:
– Тряпка!
Однажды я наблюдал такую картину. Теплым летним днем мама присела на скамеечку на нашей площади подышать свежим воздухом. К ней подсел пожилой мужчина, внучка которого игралась рядом в песочнице. Я шел в дом к родителям и увидел маму, увлеченно беседующую о чем-то с каким-то незнакомым мужчиной. Тихо подкравшись, я стал за их спинами. Мама рассказывала постороннему человеку о том, какая она несчастная, потому что сыну изменяет жена, а он живет с ней, и все мучаются! Я незаметно отошел, зашел в дом. Пришла мать. Встав в позу, я сурово спросил:
– Мама! Зачем ты рассказываешь постороннему человеку о том, что происходит в моей семье?
Мама замешкалась на секунду и тут же выпалила:
– Кому болит - тот кричит!
– и быстро вышла из комнаты.
Мне оставалось только пожать плечами.
Лето закончилось, и теща привезла Виталика. Мальчонка загорел, окреп и хорошо балакал по-украински. Дома он рассказывал: "Диду мае вдома аппарат, нaсипле туды цукру и налие воду. Потим сидае, поставыть стакан, и чекае. А воно кап, кап, кап, и набереться пивстакану. Диду выпие тай знову чекае".
– Хорошие у меня махетунем (родители невестки), ничего не скажешь, - язвила мать.
Сынок, играясь во дворе с детишками, говорил:
– А моя мама блядь.
Слезы, слезы
Смешливую пухленькую девчушку Эллу, младше меня на пять лет, я знал давно. Наши родители не то чтобы дружили, но изредка общались.
Начало сентября. Солнце приятно грело. Неожиданно быстро набежали тучи, и с неба резко хлынуло. Я заскочил в билетные кассы кинотеатра "Киев". Следом за мной забежала девушка.