Дневник лабуха длиною в жизнь

Раз в неделю репетировал в колонии. Почти всегда, если терял какую-то постоянную халтуру, в короткое время находилось что-нибудь взамен. На этот раз мне предложили руководить оркестром торгово-экономического института. Начинать - тоже в сентябре.

Театральные гастроли закончились, и я отправился с цветами на вокзал - встречать жену. Робик свою не встречал.

"Ярославские ребята"

Ира, Виталик и я "дикарями" поехали на три недели в Ялту. Комнатку сняли быстро и побежали на пляж. Одну неделю с нами отдыхал мамин младший брат Иосиф, старше меня на пять лет. Худощавый, красивый, спортивный и отличный парень, кандидат в мастера по фехтованию, веселый и компанейский. Когда мне было лет десять, давал покурить папиросы "Беломорканал". Приехал Йося со своей женой Светой и сыном Сашей, старше Виталика на год. Были они из редкой породы счастливых семей. Отдыхать стало веселее. Две недели пролетели, и все шло вроде бы хорошо, но у меня же долго хорошо быть не может!

Утром уехал Иосиф с семьей. У нас осталось еще четыре дня отдыха. Вечером после ужина купил по мороженому, и мы пошли посидеть у воды. Ни ветерка. Море еле слышно плескалось. Ярко светили звезды. Сынок строил домик из ракушек и гальки. Я лежал на спине, разглядывая на полной луне Море Спокойствия. А ведь пару недель тому там ходил человек!

– Эдик, - опустила меня на землю Ира, - мне нужно уйти на полчаса, я скоро вернусь... Тут с концертами выступают "Ярославские ребята"... Я с ними встречалась на гастролях... Пойду поздороваюсь и скоро вернусь... Если задержусь - идите домой, я приду.

От неожиданности такого монолога, произнесенного быстро и решительно, умиротворенность быстренько улетела к звездам. Я воскликнул, садясь:

– Ира, ты куда?!

– Я же сказала, скоро вернусь!
– бросила она и быстро ушла.

Мы с Виталиком посмотрели друг на друга, потом ей вслед.

– Папа, куда мама ушла?

– Сказала, что скоро придет, - спокойно ответил я, чтобы ребенок не нервничал.

Прождали почти два часа и пошли к себе в квартиру. Виталик каждые десять минут спрашивал, где мама. Я как мог успокаивал его.

Ира пришла поздно и "под газом". Ребенок уснул. Я сидел возле дома на скамье. Курил.

– Не обижайся!
– подошла она.
– Ребята попросили посидеть с ними... И мы выпили по пятьдесят грамм за встречу...

Много чего не очень приятного хотелось сказать, но сдержался, не хотелось, да и надоело скандалить. Люди спят.

Остаток отпуска почти не разговаривали.

Дед Владек, или Ирония судьбы

Дома нас встречала баба Тася - у нее был ключ от квартиры. Поели. Сидим. Молчим. Чтоб как-то разрядить обстановку, задаю теще вопрос:

– Мамо, а скажить мени, коли Ира народилась, вы якось казали, шо тата вже вдома не було. А де вин був?

– Ой, синку, ище у лиси був. То пизнише його забрали, а тоди як був у лиси, ну то я брала Ирку на плечи, шось поисти для хлопцив и шибко в лис. Там на мене чекалы. Дуже боялась щоб Ирка не зачала плакаты, бо москали ховались по кущах: могли застрелыть.

Вполне возможно, что дед Владек где-то в лесу москалю говорил: "Прошу пана до гиляки!" ("Прошу господина на веточку".) Я понимал отношение западных украинцев к москалям: пришли в тридцать девятом, навязали свои советские порядки. Люди прилично жили, а тут стали частью всей огромной, бесправной, безмолвной, серой советской массы. Кому понравится? Ну а если где-то рядом на свое еврейское счастье оказался жид, то, быстрее всего, будет висеть на гиляке рядом. Но это уже совсем другая пьеса.

Баба с дедом всегда с нетерпением ждали лета, когда к ним привезут Виталика. Они души в нем не чаяли. Дед баловал и все разрешал. Как-то они поехали в село на свадьбу. Там началась драка, в которой дед отдубасил несколько гостей. Виталик рассказал, что он успел спрятаться под стол, и из упавших бутылок на него лился самогон.

Был жаркий летний день. Шестилетний внучонок играл во дворе. Дед Владек, разомлевший от жары и порции самогона, отстегнув протез, сидел в кальсонах на стуле и считал мух на окне. В кальсонах ходил он круглый год, на них было удобнее надевать протез. Баба Тася возилась на кухне.

В квартиру забежал обиженный Виталик.

– Диду! Там, на вулици, Ромка обизвав мене жидом!
– пожаловался внучек.

– Хто казав жид?!
– подскочив на стуле, взревел дед Владек.

– Та Ромка, сусид наш.

– Ах ты сука така! Убью!

Как был на одной ноге, прыгнул дед к чулану, схватил топор и с развевающейся пустой фиолетовой кальсониной запрыгал на одной ноге во двор. Перепуганная баба Тася за ним. Виталик следом за ней.

– Хто казав на мого Витальку жид!
– ревел дед.

– А о там вин стоить, - указал пальцем внучек.

В большом дворе на лавочке сидели две женщины. Вокруг носились дети разных возрастов. Дед запрыгал к десятилетнему парнишке, на которого указал внук.

– Убью!
– рычал дед, размахивая топором.

Испугавшись, мальчишка отскочил в сторону. Дед за ним. Тот легко отбежал в сторону и стал бегать вокруг деда, показывая ему язык.

Рассвирепевший дед не унимался.

– Мий внук жид?!

Перепуганные соседки и теща кричали:

– Владек, шо ти робиш?! Шо ти робиш?!

На шум прибежали соседи и с большим трудом утихомирили бедного деда Владека.

ГАС

В клубе строителей ГАС (Городская ассоциация строителей) нам понравилось наличие двух сцен - летней и зимней. Сентябрь был теплый, и мы начали сезон на летней. Местное телевидение предложило нам подготовить три песни, но с оговоркой - никакой иностранщины! Мы с радостью согласились.

Я аранжировал украинскую народную шуточную песню для Валеры Дусанюка, сам я играл на трубе вместе с Женей. Во второй песне, которую пела Валя Маркова, я и Миша Лещ играли на скрипках, плюс виолончель, на которой играл парнишка, постоянно возле нас крутившийся и помогавший таскать аппаратуру, некогда учившийся на виолончели. Третью симпатичную песенку "Маршрут номер двенадцать" написал наш саксофонист Рома Хабаль. Двенадцатый маршрут - номер трамвайного вагончика, ходившего на Высокий замок. Валера пел, мы подпевали. После телевидения в клубе народу стало еще больше.

Испугался

Обычно я на работу приходил заблаговременно - нужно было успеть расставить орган и аппаратуру. Сцена возвышалась над залом на пару ступеней, рядом с ней находился большой чулан, в котором хранилось наше оркестровое хозяйство. Места хватило и для старого, видавшего виды диванчика. На сцене у двери стоял стол, на который в этот день взгромоздился неизвестно откуда взявшийся парень лет двадцати с нахлобученной меховой шапке. От него несло алкогольным перегаром. Упершись руками в стол, он болтал ногами, мешая носить инструменты, к тому же смотрел на меня вызывающе и нагло.

– Парень, - сдержанно обратился я к нему, - пойди посиди где-нибудь в другом месте, ты мне мешаешь!

– Мне и тут хорошо!
– вякнул он.

Подошел к нему, начиная злиться:

– Может, тебе и хорошо, но ты мешаешь! Уходи, не мешай, понял?
– возвысил я голос.

– Да пошел ты!
– бросил он и полез за сигаретами в карман.

Схватив за грудки, я сдернул его со стола. Шапка упала на пол, и я отфутболил в коридор. Вытолкнув туда же парня, я ринулся за ним.

Он упал, схватил шапку, довольно резво поднялся и замахнулся для удара. Не хотелось мне драться с пьяным пацаном. Увернувшись, толкнул его на ступени, ведущие на балкон второго этажа. Заскочив на третью ступеньку, он сверху замахнулся ногой. Поймав его за ногу, я с силой дернул... парень полетел головой вниз. Раздался гулкий удар головой о кафельный пол... и он затих.