Дни мародёров
Шрифт:
Лили не могла ничего сказать, захлебываясь от ужаса и отвращения, только помотала головой и закрыла лицо содранными грязными ладонями.
Фрэнк впереди повалил Боунса в траву и без помощи палочки просто методично бил его по морде.
Алиса помогла ей встать, но не в меру любвеобильный Эдгар выбил ее коленку, и Лили вскрикнула, едва ступив.
— Фрэнк, помоги! — в отчаянии выкрикнула Алиса. — Фрэнк!..
— Лили, я хочу все объяснить.
— Убирайся.
— Лили...
— Я буду кричать!
— Ты уже рассказала... рассказала им?
Дело было после прощального завтрака. Выпускники, замечательно погулявшие
Эдгар поймал Лили в одном из коридоров как раз тогда, когда она шла к профессору Макгонагалл. Алиса и Фрэнк были совершенно правы, надо было рассказать обо всем до того, как Боунс покинет школу. Потеря диплома и всех рекомендаций — меньшее, чего он заслуживал.
— Лили, ты рассказала или нет? — вскрикнул он, схватив ее за плечи. Она дернулась, и он тут же ослабил хватку. — Прости.
— Не сомневайся, я обязательно расскажу!
— Лили, я прошу... я умоляю тебя, не делай этого.
Она громко хохотнула.
— С какой стати? Ты вообще понимаешь, что ты сделал?!
— Я... я знаю...
— Мало того, что ты, мой друг, мой парень, черт возьми, которому я так доверяла, попытался изнасиловать меня, так ты еще и... — она облизала губы и неверяще усмехнулась, глядя в пустой проход коридора. — Ты же знаешь, что за это дают пожизненный срок в Азкабане, ты спятил, Боунс!
— Я знаю, Лили, но я... я не хотел так, я... у меня не было выхода! — его голос истерично взлетел и снова опал. — Ты... ты будешь ненавидеть меня еще больше, но я все равно скажу, я... — Эд обреченно выдохнул, закрывая глаза. — Лили, я проспорил... мне нужны были деньги, я крупно проигрался, и мы поспорили с парнями, что я пересплю с Лили Эванс, самой красивой и неприступной девчонкой курса!
Лили тяжело сглотнула.
А она думала, что гаже ей уже не станет.
— Я не хотел этого делать, но сумма была... уф, просто огромная, а я... у нас никогда не было денег, все те кнаты, что нам с Мелли удавалось заработать летом, уходили на лекарства маме, а есть еще и Крис, и ему не объяснишь пока, что у нас нет денег на сладости и игрушки... я бы никогда не смог отдать им такую сумму, понимаешь? А тут этот спор, а мы с тобой итак... послушай, я не собирался применять к тебе эти чары. Но ты же сама отталкивала меня... если бы ты согласилась хотя бы раз...
— Может быть, мне тебя пожалеть? — прошипела она, сузив глаза.
Эдгар взлохматил волосы.
— Лили, ты можешь меня ненавидеть, можешь сама применить ко мне какие-нибудь чары, только я прошу тебя, не говори никому. Если об этом узнают, мне конец, я потеряю диплом, рекомендации, репутации конец, меня не то что к Бэгнольд в отдел, меня не возьмут уборщиком во «Флориш и Блоттс». А если я сяду в Азкабан, что станет с мамой, Мелли и Крисом? Ну я прошу тебя, Лил... — и тут он встал на колени, самым натуральным образом бухнулся прямо на пол. Лили опешила. — Пожалуйста...
— Я тоже говорила «пожалуйста», — ее голос резко сел. — Я тоже говорила это, Эд, но тебя это не остановило...
Впалые румяные щеки юноши побелели.
— Лили... — умоляюще застонал он.
— И ты не беспокоился о своей семье, когда поднимал палочку вчера, — холодно ответила она. — Теперь слишком поздно, — с этими словами
она отделилась от стены, к которой он ее прижал, и ушла, а Эдгар остался сидеть на пыльном, залитом солнцем полу...Она наблюдала за ними издалека.
Эдгар шел через внутренний дворик школы, заполненный людьми. Голова его была опущена, руки странно жестикулировали, словно он говорил с невидимым собеседником.
Но когда дворик вдруг огласил радостный детский крик, он поднял голову, радостно улыбнулся и, резко присев на корточки, поймал маленького, не старше пяти лет мальчишку, такого же светловолосого, как он и Амелия. Она сама, несколько напряженная и скованная, подошла к своему близнецу, чуть нахмурилась, тронула его за подбородок и спросила о чем-то — видимо, увидела синяки, оставленные Фрэнком Лонгботтомом, который теперь прожигал спину Эдгара взглядом, стоя рядом с родителями.
Эдгар ответил что-то сестре, держа на руках младшего брата, а потом все трое Боунсов подошли к маленькой волшебнице, сидящей в инвалидном кресле рядом с собранным чемоданом Эдгара. Она вытянула руки, увидев своего старшего сына, и он прямо при всех сел на колени возле ее кресла и положил голову матери на колени.
Комок, сидящий у Лили в горле, выпустил шипы.
От досады она даже ногой топнула.
«У-у-у, мерлиновы кальсоны, я еще пожалею об этом», — в отчаянии подумала она. Подождав, пока к Амелии и миссис Боунс подойдет кто-нибудь из знакомых, она вышла во внутренний дворик, решительно отвела Эда в сторону и проговорила, глядя ему прямо в глаза:
— О том, что случилось, никогда и никто не должен узнать, Эд. Поклянись мне, что ты никому не скажешь.
Эдгар вытаращил на нее глаза.
— Ты серьезно?
— Поклянись!
— Я клянусь, — его красивое лицо просияло. — Лили...
Она не дала ему закончить.
— В свою очередь я тоже клянусь тебе, что никогда и никому не скажу, что ты сделал. Пусть это остается на твоей совести. Но если вдруг до меня дойдет слух, что ты сделал это снова, Боунс, моя сова с письмом вылетит немедленно. Ты понял?
— Да... Лили, ты...
— На этом все, — отрезала она и посмотрела ему прямо в глаза. — Я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Пока, — с этими словами она развернулась и пошла прочь, чувствуя себя так, словно по ней прошло целое стадо гиппогрифов.
Хотелось верить, что она поступила правильно.
...1977 год, октябрь...
— ... и мы собираемся пожениться осенью. Мне очень повезло, что я ее встретил.
Сжимая губы, Лили вернула ему карточку, с которой ей махали и улыбались счастливые молодые люди.
Они стояли у одного из столиков, подальше от танцующей толпы. Лили сердито чистила мандаринку, Эдгар прятался за кубком.
— И повезло, что я встретил именно тебя, Лили, — добавил он гораздо тише, постукивая пальцем по золотому боку кубка. — Ты спасла мне жизнь.
— А мне не повезло, — без улыбки ответила она. — Ты мне жизнь испортил. Джеймс ненавидит меня, кто-то... — тут она сверкнула на юношу взглядом, — рассказал ему, что мы... что ты делал со мной в тот выпускной, и теперь он считает, что я лгунья и шлюха, и еще не знаю кто, потому что все это время любила тебя, — и она сунула в рот целую половинку мандарина.
— Я не отрицаю, — серьезно сказал он. — Я виноват перед тобой. И приехал, чтобы загладить вину.
Она вскинула на него вопросительный взгляд.