Дни мародёров

— Прости... прости, меня, Вог... я не могу.

Только не это, мать твою...

— Я знаю.

Она подняла голову. Мирон двигал челюстью так, словно жевал жвачку, вид у него был одновременно грустный и мрачный.

— Его зовут Сириус?

Она уронила руки, а потом подлетела к нему и стукнула кулачками по каменной груди.

— Мирон, я думала! Ты! Умер! Я успела поверить в это за три месяца, понимаешь? Я не хотела, я... снова и снова, снова и снова мне снилось, как ты умираешь на солнце, я чуть не сошла с ума, и... ты же знаешь, что я никогда бы тебя не предала! — она стукнула его ладонями по груди. — Ты мой лучший друг! А он... я не знаю, что это такое, Мирон, я не понимаю... я так запуталась... — и она сделала то, что так страшно хотела сделать все эти три месяца — уткнулась в тощую грудь Мирона Вогтейла и обхватила его руками.

Он ее не обнял.

Какое-то время они стояли молча.

— Ты ненавидишь меня? — прошептала Роксана, замирая от ужаса и комкая его балахон, а потом услышала какие-то странные звуки и только спустя пару мгновений поняла, что это... смех.

Она подняла голову. Вог смеялся, запрокинув голову, а потом взял лицо Роксаны в ладони, сжав ей щеки так, что она стала похожа на шишугу, звонко чмокнул ее в лоб и так и замер, прижимаясь к нему губами.

— Рокс, в последний раз ты спрашивала у меня это, когда тебе было одиннадцать, и ты потеряла пакет высушенной тентакулы.

Она невольно засмеялась.

— Мирон, забери меня с собой, пожалуйста, — попросила она. — Куда бы ты ни шел, я хочу с тобой.

— Нет.

— Мирон...

— Нет, Рокс, это исключено, со мной ты не пойдешь. Тем более что сейчас это будет очень опасно, я буду заботиться только о своей шкуре, буду прятаться, убегать, жить кое-как, охотиться в конце концов, понимаешь?

— Я...

— К тому же теперь, когда у тебя наконец-то...

Она страдальчески поморщилась.

— ... наладились отношения с людьми, я просто не имею права заставлять тебя коротать время рядом с ходячим мертвецом. Хотя мне и жаль, что все заканчивается так, но именно так это и должно было закончиться. Я знаю, что ты действительно любила меня, когда мы учились вместе, но это было детство, а с ним пора прощаться. Нам обоим. Я болен, а ты здорова.И это нормально, что тебе нужен не друг-вампир, а человек, обычный живой парень, который сможет любить тебя, не боясь заразить, нужна, наконец, нормальная здоровая семья, а не эти ублюдки, которые называют себя твоими родственниками, нужно нарожать кучу сопливых карапузов и научиться жить как все, — тут он вдруг погладил ее по голове. — Хотя для меня ты навсегда останешься той девчонкой, которая спрятала вампира у себя под кроватью.

Роксана шмыгнула носом.

— Сам рожай, понял? — пролепетала она в его балахон. Вог со смехом обнял ее и чуть качнул из стороны в сторону, а она в свою очередь прижалась к нему покрепче и вздохнула, впервые так легко, словно с ее груди сняли железный обруч.

— Что же ты теперь намерен делать? — спросила она, когда Мирон перенес их в Хогсмид. Надо сказать, в этом странном трактире с отрубленной головой кабана на вывеске сегодня собрался весь волшебный сброд. Как будто они специально ждали этого дня, чтобы сюда прийти. В углу зала собрался целый вампирский табор с кучей вещей и отвратительных белокожих детишек, у барной стойки сидела вейла, это было совершенно очевидно, только разве что она была в балахоне с капюшоном, как Мирон, только ноги ее были призывно открыты, и компания грязных оборванных волшебников, сидящих у окна в компании самого что ни на есть настоящего горного тролля в ошейнике и цепях, посматривала на нее и скалила желтые зубы. Вдобавок ко всему этому владелец трактира в честь праздника водрузил на барную стойку засаленный проигрыватель, и из него лилась совершенно неуместная шотландская музыка, едва слышная за стуком стканов и пяным смехом.

— Не знаю пока, — Мирон отпил из своего стакана и громко поставил его на стол. Роксана как всегда в самом начале уговорила себя, что это просто томатный сок, и теперь старалась просто не смотреть на него. — Разыщу Олив, раз ты говоришь, что она и Донни живы. А что дальше? Я не знаю, Рокс, — черные глаза зло скользили по грязному залу. — Единственное, что я когда-либо умел делать — это музыка. Но теперь все не имеет смысла. Эта мразь уничтожила мою музыку и уничтожила меня.

— Нет, Вог! — Роксана наклонилась к нему. — Ты жив, ты бессмертен! И вместе с тобой бессмертна и твоя музыка!

— Рокс, о чем ты говоришь? Дон мертв, парни мертвы, я пустое место!

— Послушай меня, Вог. Даже когда все считали, что ты умер, готовы были идти за тобой, потому что ты давал им надежду. Понимаешь? Маглы, полукровки, вампиры, оборотни, ты объединил людей. И если теперь ты дашь им понять, что ты жив, жив, несмотря ни на что, это внушит им не только надежду, но и желание бороться дальше.

Мирон смотрел на нее, чуть прищурив глаза, а после этих слов отвернулся и окинул взглядом гниющую изнанку волшебного мира.

— Вернись, Вог, — прошептала Роксана, сжав его руку и наклонившись к нему. — Возроди свою музыку так же, как возродился сам.

...июнь...

— Коснись меня... вот так... крепче... а теперь подвигай немного... о-ох, черт... поцелуй меня...

Конечно, почему бы и нет? Ему ведь лучше знать.

Он перевернул ее на спину. Она послушно легла и устроилась поудобнее.

— Тебе нравится, когда я делаю так?

Все в ней протестующе дрогнуло, но тут снова мозг затопило облаками, и она расслабилась.

— Да...

— Я хочу, чтобы ты стонала.

Она застонала:

— Да-а...

— Черт возьми, ты просто супер... о-ох...

Что-то громко хлопнуло, глаза обжег яркий белый свет, и заслон облаков в голове колыхнулся... и в него вдруг просочилась тревога...

Нет, что-то не так...

Да нет, глупости, все правильно...

— Улыбнись же мне!

Она улыбнулась, но с трудом, как будто мышцы лица окаменели.

— Раздвинь ноги шире... обними меня... и улыбайся...

Снова хлопок.

Нет, что-то определенно не так.

— Снимай их... только медленно...

Зачем?

— Снимай их...

Еще хлопок.

Нет, я не буду!

— Снимай!

Нет, я...

— ... я не буду! — прорезался ее голос. — Я не хочу!

— Что за?.. Империо! Империо! Вот черт...

Занавес из облаков вдруг взлетел, и Лили с ужасом обнаружила себя на траве в самом гадком и унизительном из возможных положений. Эдгар нависал на ней, волосы свесились ему на лицо, наполовину закрыв то выражение дикого ужаса, которое охватило его в тот момент, когда с ее глаз слетела поволока. А над ними высоко в небе грохотали фейерверки...

Задохнувшись от ужаса, Лили с силой оттолкнула его и попыталась встать, но он больно схватил ее за руки и швырнул обратно.

— Ну уж нет! Мы это закончим! — отчаянно сражаясь с ее брыкающимися и лягающимися ногами, он попытался стащить с нее трусики, но Лили забилась еще отчаяннее, срывая голос и зовя на помощь, но над ними все так же грохотали и хохотали фейерверки.

— Скоро все закончится, не дергайся, — лихорадочно шептал Боунс, вжимая ее в траву, словно это могло заставить ее умолкнуть. — Иначе будет хуже, я тебе не...

— Эй, что здесь происходит?! Эй!!! Вот черт! Алиса... Импедимента!

Невидимая сила отшвырнула от нее Эдгара Боунса вместе с его отвратительным вздыбленным членом, и Лили, зареванная и растрепанная, вся в грязи, боунсовских слюнях и траве, оказалась на свободе, но так и не смогла подняться и просто лежала и рыдала, сотрясаясь всем телом, не в силах даже одернуть платье. Рядом завязалась драка, и тут же чьи-то руки подняли ее из травы. Она узнала Алису...

— Ш-ш-ш, Лили, все хорошо, все закончилось! — Алиса убрала волосы с ее мокрого лица и заставила смотреть на себя. — Он не ранил тебя?! Ответь, он сделал тебе что-нибудь?!