Дни мародёров

Переглянувшись с ним, она чуть опустила голову, так что длинные волосы свесились ей на лицо и больше уже не поднимала глаз и подошла к нему только когда все родственники, по— очереди принялись подходить к Джеймсу и соболезновать.

Это была сущая пытка и ему стоило огромных усилий, чтобы не разреветься под стать Ирме Крэбб, этой необъятной, шумной даме, которая своим трубным плачем перепугала всех ворон на кладбище.

Никто из них похоже не желал понимать, что Джеймсу тяжело слушать их речи, поэтому, когда Лили подступила к нему, теряясь и одновременно мужаясь, он уже был готов к тому, что она начнет утешать его или говорить о возможном примирении... а она вдруг просто подалась вперед и крепко обняла его.

И будь Джеймс способен ещё на какие-то чувство, он бы непременно схватил её, обнял, прижал... но сейчас у него в груди, вместо прежнего, горячего мотора засел кусок гранита и Джеймс не был способен на эмоции.

Поэтому он просто позволил Эванс обнять себя, наклонившись вперед и когда он выпрямился, она тут же отпустила его и только напоследок провела ладонью в перчатке по его руке.

Никакие слова сейчас не имели значения и, кажется, она это тоже понимала, потому и не говорила ничего. И не плакала. За это Джеймс был ей очень благодарен...

Вывернувшись из её рук, Джеймс уже собрался пойти вслед за остальными в дом, как вдруг взгляд его упал на руки Эванс.

— Что это? — сипло спросил он. Кусок гранита у него в груди бешено заколотился при виде двух маленьких сиреневых цветов.

Лили тоже взглянула на свои руки — и снова на Джеймса.

— Ирисы, — слегка растеряно отозвалась она.

Джеймс чуть не взорвался от внезапно накатившего воодушевления.

Ирисы, ирисы, ирисы, мать их!

— Я могу... ? — нетерпеливо прошептал он, чуть задыхаясь и указывая на цветы. Эванс, всё ещё не вполне понимая, что к чему, протянула ему ирисы и Джеймс, схватив их, немедленно бросился обратно к могилам.

Лили проводила его взглядом. Подойдя к могиле, Джеймс неуклюже, неловко наклонился над ней, наколдовал вазу и засунул в неё цветы. Очень осторожно он пристроил вазочку в свежей земле в изголовье могилы — издали Лили видела, как шевелятся его губы, как будто он говорит что-то...

Горло сдавили слезы.

Она поспешно отвернулась, как будто подсматривала за чем-то очень личным и спешно пошла за покидающими кладбище людьми в черном. Слезы заволокли ей глаза и она ничего не видела, так что когда наткнулась на что-то, решила, что это очередное надгробие, а когда подняла взгляд, увидела, что врезалась в Сириуса. Блэк так же, как и она наблюдал за Джеймсом — и впервые за шесть лет Лили увидела на его лице такое серьезное и печальное выражение. У него за спиной стояли Ремус и Питер.

Они посмотрели друг на друга.

Лили угрюмо отвела взгляд и опустила голову, торопливо вытирая слезы и шмыгая носом.

— Держи.

Она молча приняла у Сириуса платок, не зная, как справиться с той невыразимой тоской, которая шурупом вкрутилась в сердце. Она не должна была плакать. Джеймсу итак хватает слез, но что делать, когда они так и душат, так и рвутся наружу.

Сириус поднял руку и приобнял Эванс за плечо.

Она прижалась к нему, спрятала лицо у него на плече, прижала к носу платок и зажмурилась, стараясь не очень привлекать к себе внимание. Сириус осторожно поглаживал её по дрожащему плечу, пока она старалась справиться с собой в его укрытии, а сам неотрывно смотрел на Джеймса.

Пока они стояли так, снова начал накрапывать дождь, но Сохатый даже не думал сдвинуться с места и так и сидел на корточках у могилы...

Сириус оглянулся и Ремус, восприняв безмолвный сигнал, подошел к нему.

— Не оставляй её одну, — прошептал Сириус. — Здесь кругом мои родственники, не хватало ещё, чтобы они на неё набросились.

Честно признаться, Сириус не ожидал, что Эванс приедет к Джиму домой. Они ведь разругались в хлам, не разговаривали неделями, да и похороны — тягостное, давящее событие и, тем ни менее, вот она, здесь, несмотря на ссоры, жуткую погоду и тяжелую обстановку — вытирает слезы его платком и сердито хлюпает носом, явно негодуя на себя за такую распущенность.

Это вызывало уважение.

Когда Лили справилась с собой, Сириус передал её Ремусу и Питеру и они отправились догонять гостей, а он остался стоять под дождем.

Подняв повыше воротник мантии, Сириус поглубже засунул руки в карманы и нашел себе убежище под листвой маленького вяза.

И если Джеймсу приспичит сидеть здесь до самого утра, то и он будет его ждать.

Дружба — понятие круглосуточное.

Гости собрались в гостиной. Мужчины курили, женщины, словно состязаясь, у кого глаза краснее, собрались вместе на большом, гостеприимном диване дома Поттеров.

Кикимер, эльф Сириуса, прибывший с Поллуксом, ходил между гостей с подносом, на котором лежали сэндвичи. Пару раз он прошипел что-то Сириусу, за что получил пинок прямо при всех — это был единственный случай за весь вечер, когда Поллукс Блэк робко, пугливо посмотрел на своего старшего внука и сразу же поспешил уйти в другую комнату.

Джеймс чувствовал себя чужим в собственном доме.

Ему трудно было вернуться сюда. На столике лежало мамино вязание, на книжной полке — раскрытая книга с очками вместо закладки — так всегда делал отец. И когда Джеймс смотрел на все эти мелочи, ему казалось, что в комнату вот-вот войдет отец, невозмутимый и суровый, с «чертиками» в глазах, газетой под мышкой и очками в руке, или мама, в развевающейся шелковой мантии, похожей на восточное кимоно, принесет ни с того ни с сего сэндвич и проведет рукой по макушке.

Джеймс взлохматил волосы и тайком от тётушки опрокинул ещё одну рюмку огневиски, уже четвертую по счету, как вдруг услышал, как наверху хлопнула дверь.

Отцовский кабинет.

Только у Карлуса были ключи от него...

Не чувствуя ног, Джеймс поднялся из кресла, преодолел гостиную, взбежал по винтовой деревянной лестнице наверх, привычно перескакивая через ступеньку и — сердце пропустило удар — дверь в самом деле была приоткрыта, и было слышно, как кто-то возится внутри.

Преодолев коридор в два прыжка, Джеймс рванул дверь на себя.

— Что ты здесь делаешь? — выпалил он, бешеными глазами глядя на Питера — тот стоял, согнувшись в три погибели. Когда Джеймс распахнул дверь, он испуганно оглянулся и рванул вверх приспущенные штаны.

— Я пролил сок на парадные брюки! — пожаловался Хвост и повернулся, чтобы показать Джеймсу пятно, но было поздно – натянутая струна у Джеймса внутри лопнула и стегнула по воздуху кнутом.

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! — взревел он не своим голосом.

— Сохатый, ты ч...

Скакнув вперед, Джеймс обеими руками схватил Питера за шкирку и взашей вытолкал из кабинета.

— Ай, Джеймс, что ты делаешь, ой, отпусти! — отбивался Хвост на ходу, но Джеймс, не слыша ничего, кроме барабанного боя в ушах, стащил его по крутой лестнице вниз.

— Никто не должен туда заходить, это его кабинет, его, понятно?! — он выкинул Питера в коридор. Хвост зацепился за спущенную штанину, не удержал равновесие и грохнулся на пол. Гостиная шумно заволновалась, из арочного прохода выбежало несколько встревоженных тетушек.

Всё застыло.

— Что вылупились?! — пьяно рявкнул Джеймс и, оттолкнув с дороги Ремуса, выскочил через черный ход во внутренний двор.