Дни мародёров

Ремус замер у изголовья. Теперь Марлин выглядела значительно лучше. Мадам Помфри привела её в порядок, заплела вымытые волосы в косу, промыла мелкие ссадины, переодела в чистую пижаму. Солнце падало на подушку Марлин, одеяло и тумбочку, мягко золотило воду в многочисленных банках с цветами. Цветов у её кровати было много. Розы, обычные и волшебные, но все — белые. Полевые цветы, пушистые волшебные хризантемы из школьных теплиц, гигантская охапка подсолнухов, от которой прямо-таки несло золотом и несметное количество ромашек. Марлин лежала, окутанная цветочным ароматом и казалась спящей — если присмотреться, можно было увидеть, как едва заметно приподнимается её грудь под тонкой, голубой рубашкой. Тонкая рука с лиловыми следами чьих-то пальцев лежала поверх одеяла.

Ремус приподнял её и коротко пожал теплые безвольные пальцы.

— Держись, — прошептал он, почему-то не сомневаясь, что Марлин его слышит, и осторожно положил руку на место.

Когда он вышел, мадам Помфри как раз наливала кровевосполняющее зелье для какой-то девочки.

— А, уже собрался, Люпин? — спросила она, подняв голову. — Погоди выходить, мне нужно тебя обработать, — она отложила склянки, наспех отряхнула руки и решительно зашагала к Ремусу, на ходу вынимая палочку.

— Прямо не верится, что я наконец-то кого-то отсюда выпускаю, — ворчала она, водя палочкой вдоль его рук. Чары дезинфекции проходили сквозь ткань, как пар. — В последнее время все только и делают, что приходят сюда, а обратно так никто и не собирается, — она покачала головой. — Пока ты спал, опять к тебе друзья твои приходили, Поттер и Петтигрю, потом Блэк явился с цветами, — мадам Помфри кивнула головой в сторону кровати Марлин. — Все спрашивает, как она. А тебе нечего от них прятаться, ни в чем ты не виноват, — мадам Помфри напоследок крепкой хваткой сцапала его за подбородок и повертела его голову туда-сюда, вглядываясь в шрамы на шее. — Вот что, Люпин, похоже с тебя взять нечего, иди-ка скорее вниз, пока там все не съели, угу? — она похлопала его по плечу и проводила до двери. — И смотри, ешь хорошенько, тебе надо набираться сил.

— Спасибо, мадам Помфри, — от души поблагодарил её Ремус. Медсестра значительно кивнула ему, прикрыв глаза и поджав губы, но тут у неё за спиной, за одной из ширм кто-то опять зашелся булькающим кашлем, и она поспешно закрыла дверь.

Судя по гомону внизу, завтрак был в самом разгаре, но есть Ремусу не хотелось и он направился прямиком в башню Гриффиндора.

Хватит быть трусом, думал он, поднимаясь по лестнице. Пора, порка признать свои ошибки, признать наконец, что он был идиотом. Честно посмотреть им в глаза и выложить все, как есть. Если они действительно хотят его возвращения — то выслушают. И простят. А если нет... что же он заслужил это своими выходками.

Ремус назвал Полной дамы пароль и влез в гостиную. В комнате было практически пусто — субботнее утро все предпочитали проводить либо в постели, либо на улице. Тем более, в такую погоду. Кто-то открыл окно и прохладный солнечный свет заливал пустые кресла и диваны. Только за одним из столов собралась небольшая компания — иностранцы брали штурмом английский язык под предводительством Лили.

Ремус закрыл за собой портрет и улыбнулся. Последний раз он видел Лили Эванс, когда она выходила из Визжащей хижины и с тревогой оглянулась в дверях...

Когда портрет скрипнул, Лили машинально подняла голову. Секунда замешательства, а потом её лицо просияло. Она бросила перо, вскочила из-за стола, так что рыжие волосы окунулись в солнце, подбежала к Ремусу и крепко его обняла.

— С возвращением. Меня не пускали к тебе, — сказала она, когда они выпустили друг друга. — Джеймс рассказал, что было в лесу, но я и подумать... — Лили осеклась и покачала головой, глядя на его осунувшееся лицо и новые шрамы. — Ох, Ремус, — она погладила его по плечу.

— Я в порядке, Лили, — заверил её Ремус. — Это все... не так страшно как кажется.

Лили поджала губы в сочувственной улыбке. Ремус улыбнулся в ответ, а потом замялся и отвел взгляд.

— Лили, а где... где остальные?

После того, как Марлин попала в больницу, сборная Гриффиндора по квиддичу в который раз осталась без охотника. Кто-то даже высказал предположение, что теперь эта должность так же проклята, как должность учителя по защите от Темных искусств. И естественно, это сразу же привлекло огромное количество желающих, что на тренировку в субботу пришла целая толпа с метлами наперевес. Джеймс, конечно же, обрадовался. Но проблема оказалась в том, что никто из них не в состоянии был заменить ему Марлин. Маккиннон была первой по пробиванию голов из штрафной зоны, первой по количеству забитых мячей, первой по перехвату мяча, да и вообще летала лучше всех в команде. Не считая Джеймса, конечно.

Джеймс пытал команду добрые полтора часа, но никто из новичков не дотягивал до нужного уровня, поэтому отборочные закончились ничем. Отвергнутые, здорово помятые бладжером ученики потянулись к замку, кряхтя и потирая ушибленные места, команда ушла в душ, а

Джеймс и Сириус остались на поле — покидать мячи.

Ремус увидел их ещё издалека, когда с падающим от волнения сердцем подошел к стадиону.

Джеймс в форменном свитере сборной парил напротив колец и со свойственной ему самоуверенностью ловил и пропускал все мячи, Сириус атаковал кольца. Их громкие голоса и смех разлетались в морозном воздухе как под огромным стеклянным куполом. Ветер свистел, рассекаемый прутьями метел и мячом.

Джеймс забивал, Сириус был на воротах. Играли они здорово, с небрежной, красивой ловкостью, которая, впрочем, сопровождала все, за что бы не брались эти двое.

Наверное так же думала и маленькая, преданная компания поклонниц с разных факультетов, которая, как обычно, пришла поглазеть на тренировку Джеймса Поттера. Этих девчонок не пугали ни жара, ни сырость, ни мороз, ни тот факт, что Джеймсу не было до них дела. Едва ли он вообще их замечал. Они готовы были обожать его просто ради мимолетного маха во время игры, и как обычно жались друг к дружке на верхних ступеньках трибуны, жевали какие-то сладости и хихикали. Питер Петтигрю сидел на некотором отдалении от них, ел «медовых пчелок» из бумажного пакета и все косился на их компанию, то и дело поправляя большую вязаную шапку.

Когда Ремус вышел на поле, Джеймс пронесся над ним, описал в воздухе красивую петлю и в эффектном развороте швырнул мяч в кольцо. Сириус пропустил его.

— Позер! — бросил он, высокомерно задирая голову и улыбаясь.

Джеймс оскалился в ответ.

— Просто я лучший, Бродяга, смирись! — Джеймс показательно раскинул руки.

Ещё один заход — и Сириус поймал мяч обеими руками.

— Не такой уж и лучший, а, Сохатый? — чуть задыхаясь выкрикнул он.

«Трибуны» вежливо похлопали — и Джеймс тоже.

— Шестнадцать из тридцати! — крикнул Сириус, поймав ещё один мяч. — Да! С тебя огневиски, Сохатый!

Они спустились на землю — попить воды и перевести дух.

— Теперь я на воротах, — Джеймс рывком открыл бутылку. Несмотря на мороз, ему было жарко, он раскраснелся и слегка задыхался.

— Не-ет. Я сделал тебя в квиддич, Сохатый, я не готов так просто попрощаться с этим.

— Я просто поддался, — фыркнул Джеймс, откручивая крышку на бутылке и глядя на Сириуса с превосходством, а пока тот разговаривал с прибежавшим Петтигрю, незаметно размял рукой поврежденное плечо, которое сильно потянул в лесу. Он повернулся к сумке, бросить бутылку и краем глаза поймал движение на поле.

— Смотри-ка, Бродяга! — протянул он, выпрямляясь с квоффлом в руках. — Спящая красавица проснулась!

Сириус и Питер оглянулись и заулыбались.

Ремус опустил голову, горьковато усмехаясь и кивая на ходу.

— И кто же её поцеловал? — продолжал паясничать Джеймс, в упор не глядя на него и гоняя мяч в руках. Ремус подошел ближе и остановился. — Должно быть это была мадам Помфри, ведь в последнее время Спящая красавица предпочитает общаться только с ней.

— Ты в восторге сам от себя? — спросил Ремус, в свою очередь не сводя глаз с лица Джеймса.