Дни мародёров

Через несколько минут, под оглушительный гул гонга и шквальный вопль трибун, Джеймс поймал снитч, и Гриффиндор выиграл с перевесом всего в десять очков. Пуффендуйцы приземлились такие злые, словно готовы были перегрызть метлы противников в кучу щепок. Но руки пожали исправно – все-таки игра получилась зрелищная.

После матча Лили ненадолго забежала в раздевалку – лично поздравить Джеймса, а когда вернулась, увидела, что вся их компания так и не ушла со стадиона. Толпа рассасывались медленно, у входа все еще толкалось очень много людей, отовсюду раздавался смех, поздравления и остатки стадионного шума – пищалки, гудки и редкие хлопушки. Маленькая группка гриффиндорцев и парочка залетных с других курсов собрались под трибунами, прямо возле выхода, там, куда не проникали цепкие взгляды преподавателей. Судя по звону бутылок и звонким голосам, они уже начали праздновать. Уром перед игрой Лили слышала краем уха, как Джеймс и Ремус обсуждали какую-то сумку, спрятанную под трибуной. Теперь ясно, что это была за сумка.

Улыбаясь, Лили пригнулась, пролезла под деревянной балкой и присоединилась к своим, как раз в тот момент, когда Ремус достал из сумки еще несколько бутылок со сливочным и обычным пивом. Свет сюда попадал косыми лучиками, пахло деревом и соломой. На одной из балок сидел Питер и доедал остатки попкорна из большого пакета, рядом с ним щебетали какие-то девчонки с шестого курса, с лицами, расписанными красками гриффиндорского флага. Вокруг толпилось еще человек шесть или семь с разных курсов, в центре компании распинались близнецы, а чуть в стороне от них Ремус и Роксана шумно спорили о первенстве факультетов с парочкой заносчивых пуффендуйцев, которым, впрочем, тоже дали по пиву в руки.

– …ей-богу, комментировать матчи с участием Поттера становится всё скучнее и скучнее! – сипло возмущался Гидеон, помахивая полупустой бутылкой. – Хоть бы ради приличия попытался разок кому-нибудь проиграть!

– Эй! – возмутилась Лили, чуть не подавившись сливочным пивом. Она сидела на балке рядом с Ремусом. – Это так ты радуешься победе любимой команды, Гидеон Пруэтт?!

Все добродушно засмеялись.

– Ну, без тебя бы у нас точно ничего не получилось, – негромко заметил Ремус и смешки стали громче. Лили скорчила милую рожицу и дернула Ремуса за длинный помпон, свисающий с шапки.

– Да, Гидди! – Фабиан обхватил брата за плечи. – Хочешь, чтобы мы проиграли, на финальной игре попроси Поттера чмокнуться с тобой!

Поднялся хохот.

– Ой, да пошел ты! – засмеялся осипший Гидеон и высоко поднял свою бутылку. – За Гриффиндор! За победные двести десять очков и чудодейственный поцелуй!

Поднялся хохот, все принялись чокаться сливочным пивом, близнецы зарычали первыми и все по очереди и с разной степенью отдачи подхватили добрую традицию, но тут в их семейное рычание вклинился еще чей-то голос. Ребята осеклись и обернулись.

С ними говорил Генри Мальсибер. Он стоял у выхода, облокотившись одной рукой на высокую балку, а другой упершись в бок. У него за спиной маячила Гринграсс в белом полушубке и еще парочка скользких типов со старших курсов. Все курили.

– …да-да, поздравляю вас, – когда рычание стихло, ленивый, манерный голос слизеринца стал отчетливо слышен. – А если бы Эванс еще и ноги перед ним раздвинула прямо на трибуне, снитч бы сам прилетел. Прямо туда. Ну, на трибуну, я имею в виду.

Слизеринцы заржали. Гидеон и Ремус одновременно выхватили палочки, но Лили перехватила ближнего к ней Ремуса.

– Не надо, Рем! Гид!

Гидеон застыл как вкопанный и, чтобы дать выход эмоциям, сплюнул на землю между собой и слизеринцами. Те издали недружное улюлюканье и презрительно засмеялись, а Мальсибер рассмеялся, глядя на Пруэтта и ласково почмокал губами.

– Мальсибер просто снова размечтался, вот и всё, – Лили смерила слизеринца взглядом, полным отвращения.

– Или он просто заранее ссытся от страха, – добавил Фабиан, нахально откинув голову назад. – Потому что понимает, что с ними будет в финале, да? – и он несколько раз красноречиво ударил себя кулаком по ладони. – Что будет, когда Марлин очнется… и вернется в команду, правда, Мальсибер?

Слизеринцы скорчили рожи, Мальсибер сузил темные глаза.

– Мечтай, уродец, – прорычал он. – А ты, Эванс, отсосешь у меня, после того, как мы вас поимеем, поняла?

Лили фыркнула, отпивая из бутылки и показала Мальсиберу средний палец.

– Запомни это, – Мальсибер щелкнул пальцами, указав на Лили, а потом посмотрел прямо на Роксану. – Эй, Малфой.

Роксана дернулась и резко оглянулась на него. На секунду повисла крайне натянутая пауза, а потом тонкие губы Мальсибера дрогнули в издевательской усмешке.

– Как дела, птичка?

Простой вопрос почему-то подействовал на Роксану как удар хлыста. Она спрыгнула с балки, выхватив палочку, но тут слизеринцы вдруг переполошились и дернули от трибун, а через мгновение и тайное сборище услышало грозный голос мадам Трюк совсем рядом с их гнездышком. Все тут же спрыгнули с удобных балок, похватали свои вещи и бросились наутек, давясь смехом. Роксана убегала с гриффиндорцами, но, прежде чем покинуть трибуну, не выдержала и оглянулась. Мальсибер говорил о чем-то со своими друзьями, торопливо пересекая холм. Словно почувствовав её взгляд, он обернулся на ходу и даже издалека Роксана увидела, как он смеется.

Новости о внезапно найденном лекарстве быстро разлетелись по волшебному миру.

Всего за месяц, добытый Джеймсом образец лекарства разросся до обширных тысячных партий и стал куда доходнее, чем золото, лунные камни или драконья кровь. Его продавали в Косом переулке, спекулировали в Лютном переулке и толкали через объявления в газетах.

За одну порцию этого зелья иные волшебники готовы были продать дом и отдать все свое золото, а кое– кто – и пойти на преступление. Министерство изо всех сил пыталось удержать ситуацию под контролем, но истерия, захватившая общество, била через край. Сообщали даже о смертельных дуэлях за чудодейственный флакон. Однако, даже это не могло испортить радость общества по поводу долгожданного выздоровления. Небо над волшебным миром еще никогда не казалось таким тяжелым и тревожным, как в эти зимние месяцы. Но теперь в тучах наконец-то показался просвет и первые лучи спокойного весеннего солнца упали на уставшие крыши. Мир пропитался ароматами мяты и надежды, почти так же быстро, как пару месяцев назад пропитался кровью и отчаянием. Проклятые приходили в себя, похудевшие, измучанные, но счастливые волшебники и волшебницы заполняли своими снимками передовицы «Пророка», тесня никому не интересные заметки о безрезультатности поисков первоисточника лекарства.

Как только стало ясно, что чума отступила, со всех магазинов сняли табу, вернув свободный доступ к товарам. Школьная администрация перестала так тщательно проверять почту и продукты, вследствие чего в день матча столы в гостиной Гриффиндора просто ломились от всевозможной снеди и напитков – как в старые-добрые времена.

Причин для радостей у факультета не было очень давно, поэтому праздновали так, будто не матч выиграли, а одолели Волан-де-Морта. Музыка до крови из ушей, вопли, контрабандный школьный алкоголь – в общем, всё, как Джеймс любил.

Растянув в руках гигантский гриффиндорский стяг, он вскочил на ближайший стол, под чудовищные басы «Диких сестричек» вскинул багровое знамя над головой и огласил гостиную победоносным рыком. Радостное рукоплещущее море вокруг отозвалось ответным раскатом.

– Что это было?! Я вас не слышу! – заорал Джеймс во всю мощь легких, но его все равно не было слышно в творящемся вокруг безумии. Школьники бесновались, вопили, орали и обливались пивом. Ад, короче говоря. – Я хочу слышать ваш РЕ-Е-ЕВ!