Дни мародёров

Лили нравилось дурачиться. Когда она дружила с Северусом, он осуждал ее за такое поведение. Джеймс не осуждал ее, а наоборот, поощрял, и это было здорово.

А еще нравилось, как он смеется. Как у него сначала опускаются уголки губ, потом появляются морщинки вокруг рта, а потом он смеется.

Она сняла с него очки, сунула их ему в карман (Джеймс напрягся, когда ее рука скользнула по джинсам) и легонько поцеловала его в шею.

Джеймс выдохнул.

— Что ты делаешь, Эванс? — деловито поинтересовался он, когда она, явно делая все это в первый раз, еще раз его поцеловала и немного пососала его шею, забираясь на него почти целиком.

— Люблю... — беззвучно прошептала Лили в его подбородок.

Джеймс вдруг резко перевернулся, подминая ее под себя. Лили ойкнула и негромко засмеялась.

Одежду они не снимали.

Джеймс был тяжелый и теплый.

На какую-то секунду Лили словно взглянула на них со стороны и подумала — да как она вообще оказалась здесь с Джеймсом Поттером?! И как так вышло, что ей сейчас кроме него никто, вот совсем никто не нужен, даже родители, даже семья?!

Может, все дело было в тех миллионах лет, что сверкали над ними в небе, и это они будили в ней такие мысли, а может, в том, что на самом деле все это было придумано задолго до того, как это поняла она, Лили Эванс. Просто в мире есть мужчины и женщины. И Джеймс Поттер был именно ее мужчиной. Просто она этого не понимала раньше...

Сейчас ей казалось, что она любила его всю жизнь, просто до этого момента не признавалась даже сама себе. И даже то, что он так сильно раздражал ее, теперь выглядело, как глупый самообман, попытка спрятать за раздражением подлинное к нему отношение. В конце концов, сотни мальчишек дурачатся каждый день. Но ее раздражал именно он, Джеймс Поттер. Значит, между ними действительно была связь. Лили не соврала: когда она увидела, что Джеймс лежит на земле в крови в паре шагов от нее, то на несколько секунд почувствовала такой ужас, какого не испытывала никогда прежде — словно что-то весомое и бесконечно важное вынули из ее жизни.

Видимо, ей и в самом деле нужно было потерять Джеймса, чтобы понять, что он на самом деле для нее значит...

От его поцелуев кружилась голова, захватывало дыхание, и ей хотелось только еще и еще. Когда он случайно затронул особенно чувствительное место на шее, Лили охнула, сжав его плечи, и бросила взгляд в звездное небо, умоляя, требуя мир замереть хотя бы еще на одну ночь, чтобы у них было не два часа, а хотя бы двенадцать — ведь за это время можно прожить целую жизнь.

Джеймса разбудил громкий лай.

Уютный бархат ночи, в котором они нежились всего пару секунд назад, куда-то пропал, а на его место пришел тусклый серый туман. Он уже мог различить на другой стороне реки крыши домов и фабричные трубы вдалеке. Река тихо бежала под холмом, отражая серо-стальное розоватое небо.

Остро и влажно пахло травами.

Это было первое утро очень долгой войны.

Джеймсу же показалось, что он проснулся в каком-то новом, лучшем мире.

Он повернул голову и коснулся медово-рыжих волос.

Лили крепко спала у него на груди, свернувшись калачиком и обнимая его левую руку, как плюшевую игрушку. И еще она улыбалась.

Обойдя лежащих по кругу, пес уселся в траву, почесал себя лапой за ухом и, открыв пасть в улыбке, громко и радостно гавкнул.

— Привет, Бродяга, — пробормотал Джеймс, увидев перед собой размытое, виляющее хвостом пятно, и полез в карман за очками.

Лили сильно вздрогнула, услышав лай, и проснулась. Он увидел, как шевельнулись ее ресницы.

— Нет... — простонала она.

Джеймс уткнулся носом в ее макушку и нахмурился.

— Пора, Лили.

Зевнув так, что у него задрожала голова, черный пес потянулся и побрел за ними в траве, сонно качаясь из стороны в сторону.

Джеймс на ходу потрепал его за ухом, но Сириус только зарычал и попытался тяпнуть его за руку.

— Злой какой, — пробормотала Лили. — Я его раньше здесь не видела.

Пес фыркнул, ускорил бег и, обогнав ребят, задрал лапу у одного из деревьев.

— И невоспитанный, — хмыкнул Джеймс.

Лили поднялась по ступенькам, ведущим в кухню.

— Спокойной ночи, Поттер, — деланно строгим тоном сказала она.

— Спокойной ночи, Эванс, — небрежно отозвался Джеймс, раскачивая их сцепленные вместе руки.

Лили улыбнулась, Джеймс потянул ее на себя.

Они целовались так исступленно, что даже не услышали шагов за дверью, а когда дверь над ними вдруг распахнулась, отпрыгнули друг от друга настолько резко, что Джеймс чуть не перевалился через ограду в кусты.

— Алиса! — укоризненно выдохнула Лили.

— Они уже не спят! — прошипела девушка, торопливо стаскивая с себя халат, под которым пестрела розовой клеткой пижама Лили. — Почему вы так долго? — она закутала в халат Лили, обвинительно взглядывая на Джеймса.

Ребята переглянулись.

— А ты откуда знаешь?

Алиса закатила глаза.

— Когда вы «крались» из дома ночью, вас слышала вся улица! — она изобразила пальцами кавычки. — Так что тебе, Лили, лучше вернуться в дом и поскорее... — Алиса цокнула языком, когда они испуганно взглянули друг на друга, и Джеймс только крепче стиснул ладошку Лили. — Ой, да успокойтесь вы, еще увидитесь, иди-иди-иди! — она затолкала Лили в кухню и нервно выдохнула, облокотившись на перила.

— Спасибо тебе, Вуд, ты... — с чувством сказал Джеймс, и тут дверь снова распахнулась, и на этот раз на крыльцо вышел сам мистер Эванс.

— Доброе утро! — просияла Алиса.

Джеймс, при виде человека, который отбирал у него Лили, почувствовал, как внутри поднялась волна злобы, и с трудом выдавил из себя вежливую улыбку.

— Доброе утро, — прогудел хозяин дома, окинув ребят подозрительным взглядом. — Что это вы тут делаете?

— Просто болтаем! — весело пожала плечами Алиса.

Джон окинул взглядом взъерошенного сонного Джеймса в уличной одежде.

Тот весьма запоздало убрал руки с пледом за спину.

— М-м, я вижу... вы не видели Лили? Ее нет в комнате.

— Я видела ее, когда спускалась, она зашла к миссис Эванс.

— Спасибо, Алиса.

Он вернулся в дом.

За завтраком Лили клевала носом, а Джеймс зевал так часто, что Сириус предложил ему заклеить рот заклинанием, а потом во всеуслышание начал рассказывать забавную историю о том, как Джеймс во сне сражался с Пожирателями Смерти и поджег стоящий в гостиной фикус.