Дни мародёров
Шрифт:
Никогда еще ей не было одновременно так страшно и так спокойно.
Джеймс слегка отстранился в танце, чтобы видеть ее лицо.
Глаза у него были как растопленный шоколад. Их взгляд словно спрашивал: «Можно?»
Голова кружилась так, словно она только что выпила несколько бокалов шампанского подряд.
Лили сама не поняла, как ее лицо оказалось в теплых ладонях.
Она совсем не планировала целоваться с Джеймсом Поттером в собственной столовой.
Это вышло само собой.
Джеймс просто в какой-то момент вдруг склонил голову набок, как это делают актеры
Целую секунду ее сердце глухо и тяжело ударялось в темноте, сбивая ее дыхание.
«Ничего не будет. Открывай глаза».
А потом он ее поцеловал.
Лили показалось, что вся ее душа, все ее нервы и ощущения ринулись в этот момент к губам.
Что-то очень больно и сладко сжалось в груди.
Он коснулся ее всего на секунду, словно хотел убедиться, что она его не оттолкнет, а потом вдруг притянул к себе и губами открыл ее рот, углубляя поцелуй так, что у Лили подкосились ноги, и она, наверное, упала бы, если бы он по-прежнему не сжимал ее в объятиях.
Это было похоже на прыжок с очень большой высоты.
Вся ее прошлая жизнь, все, что она думала о нем, о себе, о своем мире, разбилось вдребезги.
Пусть война. Пусть Волан-де-Морт. Пусть весь мир летит к чертям, только бы Джеймс ее не выпускал, никогда не выпускал, никогда-никогда.
— Ещё не поздно остановиться... — пьяно прошептал он, не то целуя, не то кусая её подбородок и скулы.
— Молчи... — выдохнула она, запуская пальцы в его волосы.
У Лили вырвался вздох, по коже разлилось электричество.
Если они сейчас не остановятся, произойдет непоправимое.
Ах, да к черту.
Она снова охнула, когда он задел особенно чувствительное место, и ухватилась за его плечи, чувствуя, как по телу волнами расходится тревожное волнующее тепло.
Он беспорядочно водил руками по ее спине и плечам, сдавливал мягкие предплечья, сжимал талию так, словно хотел убедиться, что она живая и настоящая, что она ему не мерещится.
И кроме этих рук ничего не имело значения, ничего...
Кроме одного.
Она резко отстранилась.
— Все хорошо? — хрипло спросил Джеймс.
Лили качнула головой, пытаясь унять бешено скачущее сердце.
«Еще, еще, еще!» — говорил каждый его удар.
— Да... то есть, нет... я... я хочу сказать тебе кое-что...
— Я тоже.
— Нет, Джеймс... — она взяла его ладонь обеими руками.
— Что?
Песня заканчивалась.
Лили понимала, что должна сказать это, что это — честно по отношению к ним обоим, но слова застряли в горле.
— Джеймс, я... — она сделала глубокий вдох и подняла глаза, — ... не вернусь в Хогвартс в этом году.
Песня закончилась. Тишина, а потом зазвучали аплодисменты.
— Что? — тупо спросил он. Кровь медленно замедляла бег. Только что прозвучавшие слова густели в ней, как лед. — Это что, шутка?
— Прости, — Лили высвободилась из его рук. — Я должна была тебе сказать. После того, что случилось сегодня, родители не хотят, чтобы я... — голос ее сморщился, но она твердо продолжала, — училась
волшебству. Мы уезжаем из страны, скорее всего, навсегда...— Что значит, «уезжаем»? — Джеймс схватил ее за руки, немного не рассчитав количество приложенной силы на две тоненькие девчоночьи руки. — Куда?!
— Я пока не знаю точно, папа говорил что-то про Южную Америку.
— Что?!
— Джеймс, мне больно!
— Да я не верю в это! — он так резко выпустил ее, словно толкнул. Хохотнув, запустил пальцы в волосы, шагнул в сторону — и снова назад. — Эванс, да это бред! Ты — волшебница, твое место в Хогвартсе...
«Рядом со мной!!!»
— ... в нашем мире, в твоем мире!
«А, к черту!»
— Рядом со мной! А не в какой-то чертовой Америке!
— Не ругайся, я прошу тебя, мне ведь тоже тяжело...
— А мне не тяжело?! Да почему ты не сказала сразу?
— Я не хотела... — она была такой несчастной, что Джеймс немного поостыл. — Я не хотела никому говорить, потому что вы стали бы отговаривать, убеждать, а я не могу... я ничего не могу сделать, все решено.
— Да ничего не решено! — от возмущения у него внутри все просто заклокотало. — Они не могут, не имеют права тебе запретить!
Лили вздохнула с таким видом, словно он пытался ее убедить в том, что два плюс два — пять, и снова опустилась на стул.
— Ты должна с ними поговорить, слышишь?! — он упал на колени рядом с ее стулом. Попытался заглянуть в лицо.
— Я говорила, — она изо всех сил старалась не плакать. — Я говорила с папой, просила, убеждала... а он... мол, «обсуждать тут неч... нечего», «вырастешь — п-поймешь», — она принялась терзать край своей клетчатой рубашки. — И мама с ним с-согласна. И даже Т-туни. М-мы завтра уже начнем собираться и уедем веч... вечером.
Она подняла на него беспомощный взгляд. Он словно говорил: «Спаси меня!»
— Ты никуда не поедешь, Лили, я тебя не отпущу! — сипло произнес Джеймс. — Если все так, как ты говоришь, то я просто украду тебя и увезу.
Лили усмехнулась.
— Я серьезно! Давай убежим? Сейчас же. Просто встанем и уйдем! Это — твоя жизнь, только твоя, и если ты не хочешь никуда ехать — не едь! Они не имеют права тобой командовать!
Лили зажмурилась и замотала головой.
— Джеймс, пожалуйста, не говори мне этого! Что бы там ни было, это мои родители, моя сестра, я их люблю! И... — она прерывисто вздохнула. — И даже понимаю их. Если бы у меня были дети, я бы тоже постаралась их спрятать, уберечь и не важно, как...
— Я могу поговорить с твоими родителями, все им объяснить.
— Нет! — воскликнула Лили. — Пожалуйста, я прошу, не делай этого, так ты только все усугубишь. Они рассердятся, а я... пожалуйста, пообещай, что не будешь!
После этой фразы он просто не мог продолжать ее уговаривать.
Простая и четкая правда ни в какую не желала укладываться в голове.
Она уедет.
Уедет.
Навсегда...
— Прости, — проговорила она, поднимаясь на ноги. — Именно поэтому я не хотела ничего тебе говорить... но подумала, что будет честно, если ты узнаешь все от меня сейчас, чем от Алисы в сентябре.